Поздоровавшись, обрушили на него ворох вопросов: "Где воевал?", "Далеко ли немцы?", "Был ли, как и мы, под бомбежками?". И в эти вопросы девушки вкладывали недоумение и даже скрытую насмешку, ибо на Мише было совсем новенькое, еще не обмятое обмундирование - серая шевиотовая гимнастерка и галифе синего габардина - все из того же интендантского склада, найденного в лесу Колодяжным.
Миша, не улавливая истинного смысла вопросов Вали и Жени, отвечал им спокойно, степенно, с этакой ироничностью человека, которому уже все нипочем после того, что успел он пережить, увидеть и перечувствовать. Выбирая удобный момент, чтоб сказать девушкам о своем пусть и легком, но все-таки ранении, Миша решил немножко проводить их.
У Лопатинского сада столкнулись с патрулями.
- Товарищ младший политрук, предъявите ваши документы.
Миша видел перед собой невысокого капитана с черными петлицами артиллериста на линялой гимнастерке и двух красноармейцев, державших карабины в руках. Лицо у капитана огрубелое, глаза сонные, неохотно раскрывающиеся; в их черных зрачках вспыхивали недобрые огоньки.
- Почему так грозно, товарищ капитан? - Уязвленный Иванюта задал этот вопрос с надменным смешком, чувствуя свою защищенность имевшимися у него документами. - Документов много! Времени мало!
- А с девками шляться по городу времени хватает? - въедливо спросил капитан. Он уже придирчиво, будто проснувшись, рассматривал Мишины документы. - Там кровь льется, каждый человек на счету.
- Кто вам дал право так разговаривать со мной?! - взорвался Миша, чувствуя, как у него запылали щеки: стерпеть такое обращение с собой при девушках он не мог. - Я только сейчас с фронта, из-под Красного!
- Оно и видно, что человек прямо из окопа. - Капитан скользнул колючим взглядом по новенькому обмундированию Иванюты.
- Конечно, из окопа! - Миша кипел от негодования. - Это вы тут отсиживаетесь по подвалам и от безделья фронтовиков шельмуете.
- Прекрати разговоры! - Капитан почти закричал на Иванюту, обдав его уничтожающим взглядом. - Документы-то липовые!.. Листовки ему поручено отпечатать... В Красном мог печатать!
- В Красном уже немцы!
- Что?! Ты еще и панические слухи?!
В это время рядом с ними затормозила черная эмка.
- Что тут у вас? - спросил из нее, распахнув дверцу, майор в форме войск НКВД.
- Кажется, дезертир и провокатор, товарищ майор! - как-то буднично ответил капитан.
Мише легче было провалиться сквозь землю, чем вытерпеть все это при девушках, тем более что Валя и Женя уже сами смотрели на него с недоверием. Он готов был схватиться за наган, но патрульные красноармейцы натренированно заломили ему за спину руки, смахнули с плеч портупеи полевого снаряжения, сняли вместе с наганом и сумкой ремень. Миша с обмершим сердцем понял, что сопротивляться бесполезно и что никакие объяснения ему сейчас не помогут.
- Садись-ка, голубок, в машину! - строго приказал майор Иванюте.
Капитан отдал майору документы, оружие и снаряжение задержанного, а Миша, потрясенный всем происшедшим, беспомощно, с невыносимым стыдом посмотрел в сторону девушек и сел, как ему было велено, на переднее сиденье эмки рядом с шофером. Только и сказал, чтоб услышали Валя и Женя:
- Товарищ майор, этот капитан сумасшедший или... - Он не успел найти еще какое-то злое слово, как машина рванулась с места.
По дороге младший политрук Иванюта, несколько поостыв, повернувшись к майору и умоляюще глядя в его тощее и веснушчатое лицо, рассказал, как и зачем появился в Смоленске, почему на нем новое обмундирование, объяснил также, что с девушками, которые сейчас были свидетелями его позорного задержания, он дружил еще до войны, когда был курсантом.
- Назови фамилию начальника училища, - потребовал майор, изучая тем временем взятый в полевой сумке блокнот Миши.
- Полковой комиссар Большаков! - с готовностью ответил Иванюта и заодно торопливо назвал фамилии других начальников - политотдела, учебной части, боепитания, перечислил знакомых командиров и преподавателей...
- Стишками балуешься? - ухмыльнулся майор, наткнувшись в блокноте на стихи, сочиненные Мишей сегодня утром, когда он на полустанке ждал Колодяжного, искавшего бензин и солярку.
И тут Мишу осенило:
- Товарищ майор! Заедем на минутку в газету "Рабочий путь"! Там меня знают два всем известных Николая - поэты Грибачев и Рыленков!.. Вот увидите, что я свой!
Ссылка на местных поэтов наклонила чашу весов в пользу Миши.
- Я же печатался в "Рабочем пути"! - Миша почувствовал колебания майора. - Последний мой рассказ в этом году был, кажется, в январе! Назывался "Валя"!
- Это не про девушку, которая поехала к бойцу в госпиталь, узнав, что его сильно покалечило?
- Точно! На финском фронте хлопец потерял обе руки!
- Дерьмовенький рассказ. - Майор снисходительно заулыбался. Сопли-вопли! Ни характера парня, ни натуры девушки.
- А Грибачев хвалил на литкружке! - соврал Миша от отчаяния. - Очень даже похожа девушка на настоящую Валю. Это одна из тех двух, что сейчас стояли...
- Серьезно? - заинтересовался майор. - Какая же?
- Та, что менее красивая. Я когда-то ухаживал за ней.
- Почему ж красивую не выбрал?
- Не по зубам. - Миша искренне вздохнул. - У нее старший лейтенант был из артучилища.
Машина сбавила ход и повернула к открытым воротам, перед которыми был опущен полосатый шлагбаум. Усатый часовой, стоявший у вереи, торопливо поднял шлагбаум и пропустил машину во двор - просторный, зеленый. В углу двора, в тени стены обрушенного бомбой соседнего дома, сидело на бревнах десятка два-три мужчин разного возраста - военных и гражданских, тоже, видимо, задержанных на улицах города.
- Мы на гауптвахту приехали? - уныло спросил Иванюта.
- Все тут - комендатура, гауптвахта, сборный пункт, - ответил майор, первым выходя из машины.
- Товарищ майор, - Миша придал своему голосу жалостливый тон, - зачем же меня с таким позором: без ремня, будто я преступник...
- Ладно, надевай свою амуницию. - Майор кинул ему на колени снаряжение вместе с полевой сумкой и кобурой с наганом. - И документы держи... Верю! Но все-таки позвоню в "Рабочий путь". Смотри, если что...
