- Не случилось ли чего? - озабоченно проговорил Ничипорович.
Ему даже боялись ответить.
В полночь, когда тьма сгустилась, послышался далекий приглушенный рокот. Мы затаили дыхание. И лишь когда явно донеслось гудение самолета, Ничипорович торжественно и громко скомандовал:
- Зажечь костры!
И тут же попросил всех отойти подальше на всякий случай.
Самолет летел очень высоко. Мы всматривались в черное небо, но ничего разглядеть не могли. Гул быстро нарастал. Самолет сделал над нами круг, вернулся и стал снижаться. В отсветах костров блеснули красные звезды на его крыльях.
И только самолет коснулся земли и покатился, мы бросились к нему. Но когда он остановился, оттуда раздался громкий голос:
- Стойте! Пусть подойдет командир.
Летчики вели себя осторожно. Да иначе и не могло быть. Это был их первый рейс в нашу зону.
. От нашей группы отделился Владимир Иванович Ничипорович. А вскоре и все мы все-таки подошли к самолету. От радости у многих партизан в глазах стояли слезы. Мы крепко пожимали руки летчиков, целовали, обнимали их. Затем подхватили на руки и начали качать.
Когда немного успокоились, принялись выгружать тюки с толом, автоматами и патронами. Нам привезли и "Правду" с обращением ЦК КП(б) Белоруссии и Верховного Совета БССР к белорусскому народу.
Летчикам, которых увели в хату, не давали ни минуты покоя, засыпали вопросами. Когда выгрузка закончилась, командир экипажа сказал:
- Быстро пишите письма родным. Отвезу, а следующим рейсом привезу ответы.
Партизаны разбежались искать бумагу, огрызки карандашей. Из-за недостатка бумаги писали групповые письма, то есть кто-нибудь в свое письмо родным вкладывал список фамилий партизан с их домашними адресами и просил сообщить по этим адресам, что такой-то жив-здоров и бьет фашистов.
В самолет погрузили тяжелораненых. Когда наши бойцы несли Леонида Баранова, он горько улыбнулся мне и сказал:
- Спасибо тебе, комиссар, за все, но имей в виду, как поправлюсь, снова прилечу в родной отряд.
Я поцеловал его и пожелал быстрого выздоровления.
Самолет сделал над аэродромом прощальный круг и взял курс на Москву.
Трасса, проложенная в глубокий тыл летчиком Бибиковым, с этого времени стала постоянной.
Я возвращался в отряд с полевой сумкой, набитой газетами и махоркой. В отряде меня ждали с большим нетерпением. Не успел я приехать, как партизаны сбежались к дому, в котором был штаб. У всех был один вопрос: что прислала Москва?
Я вынул из сумки "Правду", и ко мне потянулись десятки рук, но я отдал газету секретарю парторганизации Коновалову. Он взял ее осторожно, словно большую драгоценность. У него заблестели глаза. Он посматривал то на меня, то на газету, не веря, что держит в руках настоящую "Правду". Около него собралась тесная толпа. Каждому партизану хотелось подержать газету в руках, рассмотреть ее.
На первой полосе печатались Указы Президиума Верховного Совета СССР о присвоении военных званий высшему начальствующему составу Красной Армии. Рядом был напечатан Указ о присвоении звания Героя Советского Союза бойцам и командирам, особо отличившимся в боях с, фашистами. Вторая полоса была почти вся занята Указом о награждении орденами и медалями. Здесь особое внимание партизан привлекло то, что наряду с фронтовиками награждались и тыловики, своим трудом помогавшие фронту.
- Вот он, тот крепкий, кулак, о котором мечтал Юхим! - сказал мне Лев Астафьев, припоминая наш разговор в крестьянском доме, когда мы еще не были партизанами. - Не дожил, сейчас бы ему показать эту газету, увидел бы, какая сила поднялась против захватчиков!
- Братцы! - вдруг заорал Градунов, пальцами тыкая в газету. - Да ведь театры в Москве работают, "Травиату" ставят в филиале Большого!
- Иди, Володя, тебя без билета пустят в этом казакине, - в тон ему весело сказал Астафьев. - Шпарь по рельсам, путь свободен! Говорят, смоленские да брянские партизаны ни одного эшелона не пропускают...
* * *
...Гитлеровцы наступали из Березина, Белыничей, Могилева, Бобруйска и Осиповичей. Свислочский гарнизон переправился через Березину и двигался с танками в направлении Кличева. Партизаны начали отходить в глубь леса. Специально выделенные группы вели арьергардные бои, взрывали уже пройденные нами мосты, устраивали засады. За нами из каждого села выходили целые обозы местных жителей, которые боялись снова попасть под иго фашистов. Пришлось распределять их между отрядами, создавать отряды самообороны.
По глухим лесным дорогам скрипели подводы, груженные домашним скарбом. Мужчины и женщины несли тюки с поклажей, грудных ребятишек. Подростки подгоняли скот. Фашисты обстреливали дороги из орудий, бомбили с самолетов.
В Усакинских лесах скопилось свыше двадцати тысяч человек. Селяне обосновались лагерями в центре леса. Их охраняли отряды и группы самообороны. Немцы, как нам казалось, перестали нас преследовать, потеряли в лесу. Теперь можно было оставить мирных жителей на попечение нескольких групп партизан и отрядов самообороны, а самим продолжать свое главное дело наступление на железные дороги.
Для решения всех этих важных вопросов было созвано совещание командиров, комиссаров и начальников штабов всех восьми отрядов.
Совещание проводилось в старом усакинском лагере в штабе 208-го отряда. Оперативный штаб разработал маршруты для каждого отряда. Решили: 208-й отряд выйдет на железную дорогу Жлобин - Могилев; наш, 128-й, и отряд Изоха - на магистраль Борисов - Орша; круглянский - в Крупский район; отряд Ливенцева в район Осиповичей...
Совещание уже заканчивалось, когда прибежал связной и доложил, что к деревне Усакино подходит немецкое воинское подразделение, примерно с батальон. А в некоторых участках леса появились группы фашистских автоматчиков. Мы срочно разъехались по местам.
Поздно вечером прибыла группа Лены Колесовой. Девушки с боями прошли около сотни километров. С ними пришла еще одна группа десантников под командой Григория Ивановича Сороки. Они запросили по радио свой штаб и получили указание перейти в наш отряд. Это была огромная радость для партизан. Теперь у нас была радиостанция, и мы в любое время могли связаться с Москвой.
На другой день командиры нескольких отрядов решили прорваться через заслон фашистов в направлении Быхова. Предполагалось, обойдя Кличев с востока, всем вместе оторваться от немецких войск, а уж оттуда каждому отряду идти по своему маршруту.
Вначале дело шло как будто благополучно. В районе деревень Поплавы и Уболотье объединенными силами мы разбили небольшой отряд гитлеровцев. Но как только стали продвигаться дальше, более сильная вражеская группировка преградила нам путь. Зажатые в болотистом лесу, отряды попали в тяжелое положение. Два дня вели бой. Однако, израсходовав большое количество боеприпасов, убедились, что прорваться в намеченном направлении не удастся. Пришлось снова вернуться в глубь Усакинских лесов в надежде выйти из них на север. Но немцы перехитрили нас. Через несколько дней они блокировали дороги вокруг нашего леса, отрезали нам все пути.
У нас к этому времени осталось так мало боеприпасов, что мы не могли вести даже короткий бой для прорыва.
Ничипорович по рации передал в Центральный штаб партизанского движения просьбу прислать боеприпасы. Нам ответили, что груз будет сброшен. И в следующую же ночь самолеты сбросили большое количество патронов, гранат, тола, мин и медикаментов.
Эта забота о нас ободрила партизан. Родина знает, помнит о нас сознание это удесятеряло силы.
Мы подобрали сброшенные тюки и развезли их по отрядам.
А с рассветом появились "юнкерсы" и начали кружить над нашим лесом и сбрасывать бомбы.
С того дня бомбежки повторялись регулярно.
Наши разведчики докладывали, что оккупанты заняли все окружавшие лес деревни и села и все туже затягивают кольцо. К прорыву надо было готовиться очень серьезно. А тут надвигалась еще одна беда - голод. Запасы продовольствия кончались. В отрядах выдавали по сухарю и картофелине в день на брата. Но вскоре и этого не стало. В первые дни селяне, которые унесли из дома все, что у них было съестного, делились с партизанами. А потом и у них запасы стали кончаться. Пришлось зарезать лошадей на мясо.
