Гляжу парень заробел.

А я не из робких. А чего теряться? Главное, лови момент!

Тем более, она на меня так и виснет.

Конечно, я особо никаких расчетов не строю, но подружить немножко можно.

А она, девка, чую: в меня крепко вцепилась. И главное, клонит дело к женитьбе.

Покрутил-повертел я головой и думаю: "А! Была не была, женюсь".

И то еще интересно: вот, думаю, удивлю народ в деревне, когда заявлюсь после свадьбы домой. Все от удивления так и покатятся - это же надо, Ванька Печенкин откуда невесту привез.

"Ладно, - говорю, - я не против".

Только думаю, надо у какого-нибудь врача знакомого проконсультироваться - не будет ли мне никакого вреда от этой женитьбы. Вдруг во вред.

Знакомый врач, тамошний, мне и говорит; да нет, вреда не будет. Только вам необходимо учесть одно обстоятельство. Невесте нельзя ехать на Землю.

"Да это-то почему?" "Да воздух там у вас не такой, неподходящий. Она им отравиться может".

"Как так? - спрашиваю, - я-то же дышу, живой".

"А нашим людям нельзя вашим воздухом дышать. Он губительный для организма нашей цивилизации".

Вот это да. Тут-то я и взадпятки.

Оно, конечно, и жениться можно, но и навечно оставаться там мало резону. Везти ее домой тоже бессмысленно - она у нас только в скафандре может ходить.

Да, только в скафандре. Без скафандра уже нельзя. Только что же это мне за жена - в постель и в скафандре.

"Нет, - думаю, - такая мне жена не нужна. Как же это так?" Тут у меня и интерес к ней весь испарился.

Скучно даже стало.

А она, видит, что я заскучал, да и спрашивает, в чем, мол, дело.

"Так как же, - говорю, - больно жизнь у нас с тобой предстоит интересная".

"А ничего, - говорит, - у нас останешься и будешь здесь жить".

Вот так-то дело вышло.

Я было туда, я было сюда - а никуда.

А она свою линию гнет и баста.

Говорит: "Вдруг у нас ребенок будет?"

"Да с чего?"

"Как это с чего?"

Делать -нечего, наряжаюсь в свадебный костюм, под ручку и в загс.

А голова работает, как в кино: тук-тук, тук-тук, туктук, как смыться-то?

Только впереди корреспонденты, а позади толпа, выскочить-то некуда. Шум, значит, гам. Как же, президентская внучка замуж выходит.

Только к загсу подходим, а я ей и говорю: "Люсь, а при мне ведь паспорта нет".

"Как нет? А где же он?"

"Да я его в ракете позабыл". Вру, конечно.

А она мне: "Вот беда! Ну да ладно и без паспорта как-нибудь дело уладим".

"Да нет, - отвечаю, - я без паспорта не могу. У нас на Земле так заведено: как зарегистрировались, так печать ставят в паспорт. А без печати-то брак недействительный".

Это малость на нее подействовало.

Но вывернулась: "А мы сейчас Кукарекуса (это брат ее) пошлем, он тебе его и привезет. Ты только скажи, где он там у тебя лежит?"

"Да он не найдет!"

"Так поехали вместе".

"Ну уж, куда там! Ты все свои кружева помнешь и прическу порастрепешь. Тогда какой может быть загс. Я вот Юрку возьму, мы с ним мигом туда и обратно",

"Только, Ваня, не задерживайся".

Скок в машину и к ракете нашей.

Ее к тому времени тоже в столицу доставили.

Примчались к ракете своей, мигом в нее забрались, жмем что есть силы на стартер, даем сколько есть газу - и поминай, как нас звали.

Ну а они, наверное, в чем дело сразу-то и не поняли.

А потом вдогонку.

Да только нас сам черт теперь не догонит.

Летим. Я даже песню от удовольствия запел. Так легко и просторно стало у меня на душе.

Уже далеко от планеты отлетели.

Тут-то я только и вспомнил - подарки-то мы в спешке позабыли все подчистую. Только вот медаль как на груди висела, так и осталась.

Вот жалко-то.

Ну да и не возвращаться же обратно. Рад и так до смерти - вырвался на волю.

А Юрка нос опустил, загоревал: что, мол, на работе скажут, три месяца глаз не казали. Не посадили бы.

"Ничего, не робей! Все уладим!" Прилетаем в Юркин трест, заявляемся в контору, а они так и выпучили все глаза: "А мы думали, что ты погиб. Полтора месяца поиск вели - думали, уж все.

Уже и в бухгалтерии тебя из ведомостей вычеркнули".

Потом все уладилось. Я пошел к ихнему директору, все рассказал - так, мол, и так.

А он: "А где доказательства, что это так?" "А вот медаль".

Поверил. А куда он денется?

Конечно, не заступись я, Юрке бы хорошо влетело.

А так только два строгача вкатили, на этом дело и кончилось.

С ракеты его не сняли. Ну да понятно. Он у них до этого всю дорогу в передовиках числился, водитель он ценный. Да и так разобраться - народ у них не ахти держится, шибко-то не расшвыркаешься.

Уладил я там дела и домой, в деревню.

Только вернулся, передохнуть минуты не дали, хвать за шкирку и в контору к председателю.

"Где разгильдяй все лето пропадал! - кричит тот. - Выгоню из колхоза!" Эко запугал. Выгонит.

Да меня после всего того, что я там видел, теперь ничем не испугаешь. А кроме того, трактористы на дороге тоже не валяются. Сегодня выгонишь, а завтра пожалеешь. Кто зябь-то пахать будет?

- Ваньк, а Ваньк, а не дал ли ты маху: дед-президент того гляди бы и помер, так вместо него, глядишь, бы тебя в президенты по родственной линии двинули?

- В президенты? Держи карман шире. У них там народ по триста лет живет. Дождешься там. Я спрашивал.

- Да тебе сбрехнули, поди, а ты и поверил. И про воздух наш, поди, тоже наврали. Там, поди, свой какойнибудь кавалер к ней лыжи подмазывал? Слышь, чего говорим-то?

- Да не может быть!

- Вот тебе и не может быть.

Ванька досадливо хмурит лоб.

- Да, Ванька, проморгал-проморгал. Тут ничего не скажешь, точно проморгал.

- Ну уж и не скажи!

Ванька пытается еще что-то возразить.

Ванька не успевает открыть рот, как тут раздается озлобленный бригадирский голос:

- Печенкин!? Да это в конце концов что такое? Ты работать-то сегодня собираешься или не собираешься? Или лясы будешь точить до самого вечера. Глянь на часы, уже одиннадцать скоро, а ты еще с места не трогался. Ну-ка, заводи сейчас же трактор!

Печенкин нехотя поднимается:

- Во-во, начинается.

- Давай, давай, нечего отбрехиваться.

Ванька идет к трактору и под нос себе ругается:

- Да щас. Чего шуметь, щас и заведу. Ну и жизнь пошла. Лишней минуты посидеть некогда.

И вздыхает: - Эхма...