За последнее время она все чаще и чаще ощущала, что в организме ее происходит нечто особенное, что-то такое, чего раньше не было. В этом году у нее долго не наступала течка, и это было явным признаком надвигавшейся старости. Все чаще замечала она, как молодые волки равнодушно пробегают мимо, потупив глаза, обжигая ее горячим дыханием. И когда течка все-таки началась, со злобой наблюдала, как пришедшие на запах самцы не рычали и не царапали друг друга клыками, а только кругами ходили возле нее, ожидая, когда уйдет соперник.
Отцом четверых последних ее детенышей был молодой, совсем неопытный волк рыжеватой масти. Он как-то странно заигрывал с ней, по-щенячьи виляя загнутым хвостом. Ей это не слишком нравилось, она даже раза два куснула его в бок. А потом все было как всегда, и лишь только почувствовала она, как новая жизнь зародилась в ней, сразу изменила свое отношение к молодому волку. Как только он пытался с молодым нахрапом забраться на нее, волчица тут же поворачивалась и била его по морде когтистой лапой. Один раз даже сильно укусила его. Рыжеватый взвыл от боли и в ответ впился крепкими молодыми зубами в серую с подпалинами, выпадающую шерсть старой самки. Раньше ей нравилось, когда самцы хватали ее за шею зубами, особенно во время случки; теперь же, со стороны рыжеватого щенка, это показалось ей неслыханной дерзостью. Она резко повернула морду и впилась ему в ухо. Молодой волк взвыл от боли, и ярко-алая струйка крови побежала по слюнявой щеке. Он с молоком матери впитал в себя всю волчью науку и знал, что нет большего позора, чем драться с самкой. Огрызаясь и повизгивая, мелкими шагами заковылял в тайгу.
Сейчас, глядя сузившимися от яркого света зрачками на этот чистый, первозданный, так знакомый ей мир тайги, волчица как никогда в жизни трезво осознавала свое одиночество и необходимость выкормить этих четверых, возможно, последних ее детей.
Часа два шастала она в этот день по знакомым тропинкам, стараясь не наступать на больную лапу, не ощущая запаха живых существ, пока вдруг что-то странное не заставило ее остановиться и напряженно прислушаться. Когда-то, давным-давно, она уже ощущала этот запах, так тесно связанный с запахом костра. Это был запах человека.
Лишь один раз в жизни довелось ей попробовать человеческого мяса, и она до сих пор помнила его приторный, сладковатый привкус. Она помнила и ту давнюю, жутко холодную и для этих мест зиму, когда слюна замерзала на лету и, падая на снег, издавала тихий, серебристый звон. В ту зиму волчья стая, к которой принадлежала молодая волчица, голодала как никогда, и только дикий, неутолимый голод заставил волков выйти к одинокому человеку, сидевшему возле костра. Подспудным, не обманывающим чутьем волки поняли, что победа на их стороне, что этот человек слишком слаб для того, чтобы оказать им должное сопротивление. Когда костер начал потухать, волки подошли к человеку почти вплотную, и старый вожак, пружинисто прыгнув, впился ему в шею.
Ей досталось тогда очень мало мяса - только остатки, сросшиеся с костями и сухожилиями, да теплая, вонючая требуха - серые, блестящие петли кишечника, заполненные какой-то гадостью. Но и эти куски человеческого тела казались в ту зиму великим пиршеством. Вскоре от человека не осталось ничего, кроме ярко-розовых, еще живых, тщательно обглоданных и обсосанных костей и темно-красного пятна от впитавшейся в землю крови.
Нет, чутье ее не обмануло - рядом были люди. Осторожно подошла она к небольшой полянке, где под раскидистым кедром лежали два человека.
Рябой не спал уже больше часа. На душе у него было скверно. Он вдруг отчетливо ощутил, насколько безумной была мысль о побеге, насколько безрассудным был сам побег, лишивший его гарантированной пайки три раза в день и лучшего места на нарах. Лагерная жизнь была ему знакома как свои пять пальцев, и, если б пришлось заболеть по-настоящему, не отказал бы "лепила" в медицинской помощи. А здесь его ждала неизвестность, которая могла обернуться и голодной смертью, и смертью от волчьих зубов, и новым, намотанным за побег сроком. А самым гадким, наверное, было то, что сейчас, лежа под раскидистым кедром, не ощущал Рябой желанной свободы. Еще большей казалась ему зависимость от холода, голода и людей, хотя он твердо знал, что на расстоянии двадцати-тридцати, а то и пятидесяти километров отсюда точно нет ни одного человека.
Именно сейчас, через какие-нибудь полчаса, ему предстояло покончить с Сашкой, расчленить его тело, развести костер и съесть первую порцию мяса. Надо было спешить, пока парень не проснулся. Рябой не хотел тратить силы на борьбу, к тому же и для самого Сашки смерть во сне была бы лучшим уделом. Парень поверил легенде о друге-леснике, живущем в сторожке неподалеку, который будет несказанно рад появлению Рябого и Сашки.
Рябой вынул старый охотничий нож, который месяц назад украл на кухне, подполз к Сашке и приготовился воткнуть его в тонкую шею парня, чуть сбоку от выпирающего кадыка, где настойчиво пульсировала, разнося молодую кровь, сонная артерия.
Волчица поняла, что нужно спешить. Она трезво осознавала, что не справится не только с двумя людьми, но даже с одним - здоровым и сильным. Тот, который спал, был худ и изможден и не представлял опасности. А второй как раз принял самое удобное для нее положение. Она сейчас бросится на него сзади, и тогда...
Наверное, Рябой погиб из-за Сашки. Как только он вонзил нож и теплая струя крови брызнула в лицо, тотчас почувствовал, как что-то острое впилось ему в шею. Несколько секунд он не мог понять, что произошло. Ему почему-то казалось, что это Сашка оказывает сопротивление, и вместо того, чтобы бороться с волчицей, все глубже и глубже втыкал охотничий нож в окровавленное тело хрипящего парня. Лишь когда эти секунды прошли, замутившимся сознанием уразумел Рябой, что под этим кедром есть кто-то третий и именно от него угрожает ему смертельная опасность. Но именно это время, которое он упустил в приступе недоумения, оказалось для него роковым.
Волчица с остервенением рвала теплое, потное тело Рябого, как бы боясь, что он еще встанет и будет бороться с ней. Лишь через полчаса, утолив голод, прихрамывающей походкой пошла к своей норе, неся в зубах кусок теплой, пахнущей кровью печени. Этот кусок, который не надо долго жевать, предназначался четверым волчатам.
3
В этот день старый рабочий муравей МР 352408 заполз слишком далеко от муравейника. Сначала он просто хотел прогуляться по окрестностям, пока вдруг не ощутил знакомый запах разлагающегося мяса. Ему предстояло проползти почти через всю поляну, и этот путь казался слишком сложным, особенно для его возраста. Но впереди ждала, по всей видимости, неплохая пожива. Поэтому он решил тряхнуть стариной и отправиться в путешествие.
Он давно не ползал по поляне и совсем забыл, что на ней растет какая-то особенная, удивительно высокая и плотная трава, через которую продираться было невероятно трудно. И когда он все-таки полез через нее, глубинное чувство подсказало, что, возможно, придется возвращаться назад.
Сосед МР 333786 попался навстречу. На спине он нес большую, мягкую, слегка пожелтевшую иголку лиственницы. 352408 стал думать о том, зачем 333786 так выпендривается. Наверное, он хотел тем самым показать свою преданность Королеве. 352408 вспомнил, какое страшное событие произошло вчера вечером, после захода солнца. Огромное живое существо появилось на поляне. Никто из обитателей муравейника, включая саму Королеву, никогда не видел ничего подобного. Некоторые ученые муравьи даже утверждали, что через поляну прошло не одно, а два таких существа, что, впрочем, имело исключительно теоретическое значение. Важно было то, что это существо во время своего движения разрушило юго-восточную часть муравейника, где хранились куколки. Начался переполох на государственном уровне. Все, чьи номера начинались на 32, были брошены на ликвидацию катастрофы. Опытные муравьи сразу же определили, что на это может уйти не менее двух недель. В результате бедствия погибло 12 рабочих муравьев, 65 были контужены и тяжело ранены. Кроме того - и это особенно расстроило Королеву, - было раздавлено более 30 куколок.
