Жители деревушек смотрели на колонну арестованных с плохо скрываемой ненавистью. Словно лоймены были ворами. Словно они были гнусными ворами, которые крали последнее у бедняка, и их поймали на краденном. "За что?" мысленно спрашивал Тусеми у настороженных крестьян, - "Что сделали вам Речные люди, чтобы их так ненавидеть? Разве Речные люди хоть когда-нибудь причиняли зло?!.." Настороженные крестьяне стояли у заборов, отложив на время косу или ведро с водой. Женщины, выпрямившись во весь рот, стояли на полях и смотрели в их сторону, прикрыв рукой глаза, но Тусеми все равно казалось, что эти глаза источают неясную злобу. Детвора с радостным гиканьем кидала им вслед мелкие камешки: издевалась, но боялась, что охранники могут рассердиться и наказать. Дети швыряли камни и с мстительными воплями разбегались кто куда - только мелькали их коротко стриженые головы, измазанные пылью и свежей травой. Арестованные беззлобно смотрели вслед местной детворе: они думали о своих детях, которые теперь неизвестно где...
Охранники больше не били их - только подталкивали древками копий, чтобы не останавливались. Бесконечное хождение прерывалось на короткие остановки. Иногда они получали по глотку воды - вода была ледяной и мутной. Она выламывала зубы и обжигала гортань. Тусеми, после выпитой воды, мучительно кашлял - в его горле поселился "сухой огонь", словно он был ха-наи... Иногда им давали по черствой лепешке из прошлогодней муки - приходилось грызть окаменевший, плохо пропеченный хлеб, пахнущий пылью. Хлеб был страшно сухим и дер горло, и Тусеми казалось, что он испечен не из муки, а из амбарной пыли. Иногда им ничего не давали...
Через шесть дней арестованные увидели вдалеке пологие крыши каких-то низких строений и дым очага. Как позже узнал Тусеми, это было "третье новое поселение имени Сууверенена" и отныне они должны были здесь жить.
Прошел год с небольшим. Тусеми уже привык к странной жизни в "новом поселении". Его больше не удивляло: зачем ставать рано утром, когда ещё темно и даже птицы в лесу крепко спят, - идти в мастерские, идти на поля, идти в лес, чтобы прокладывать дорогу. Почему это нужно делать каждый день и под присмотром равнодушных охранников. Почему за это не полагается платы. Никакой платы, даже самой маленькой... Это называлось "общественно полезный добровольный труд". Тусеми первое время не понимал, что значит "общественно полезный". Полезный обществу? Но лоймены испокон века честно трудились и приносили пользу не только себе, но и другим людям. Что значит "добровольный"? Их силой пригнали сюда, как скот, и как скот насильно заставляют делать тяжелую работу. Где здесь "добровольность"?.. Несколько раз получив дубинкой, он больше не задавал подобных вопросов. Теперь он старался просто не задумываться над чудовищными противоречиями, бурно растущими в "новом поселении". Из его людей в "новом поселении" осталось жить только двадцать три человека. Шестеро умерло уже здесь: одного убили потому, что он отказывался бесплатно работать. Он наотрез отказался идти вместе с другими. И на глазах ещё полностью не проснувшихся лойменов к отказавшемуся подошли двое охранников и молчаливо переломали все кости, а затем, его тело как соломенную куклу, что делают на празднество Геммерен-иладана, потащили волоком по земле.
Другого, - это был тот самый мужчина из рода Ваата, что помогал Тусеми переносить долгую дорогу из Суусасети, - после побоев скончался от кровоизлияния. Он не хотел славить правителя. "За что мне его славить, если мой дом сожгли, моих детей отобрали, а меня как животное пригнали сюда и заставляют вкалывать на полях?!" - кричал мужчина, грозя мозолистым кулаком стражникам. Ответом ему были удары дубинок. В ту же ночь мужчина умер.
На следующий день Тусеми добился разговора с наместником "нового поселения". Он как руководитель лойменов имел ещё какое-то влияние на своих людей, и потому его приняли в здании административного совета. Наместника звали "господин Асеби" (его имени по рождению никто не знал). Асеби был отставным военным - рослый, подтянутый человек с совершенно лысой головой и покалеченными руками.
- Что ты хотел мне сказать, тог-гессер Тусеми? - сухо поинтересовался наместник: в "новом поселении" его жители не имели имен по рождению и все именовались тог-гессерами - "добровольными поселенцами".
Тусеми низко поклонился, - удары дубинок научили его официальной вежливости. Затем он извинился за мужчину из рода Ваата: он уже был мертв и потому не знал стыда, который испытывал пожилой ло-ломени. Тусеми просил, чтобы охранники больше не били лойменов. Он, как ло-ломени, обязуется, что люди отныне не будут говорить преступных речей и будут выполнять работу в срок и без ропота. Больше всего Тусеми хотел плюнуть наместнику в лицо, несмотря на то, что он лоймен. Но он боялся за людей и не хотел, чтобы кто-то из них пострадал из его глупой гордости.
- Это хорошо, тог-гессер, что ты понимаешь необходимость вашей работы и задачи Сплочения. Если твои... - тут Асеби скривил мягкие губы и сказал, словно выругался, - лоймены учудят что-нибудь, ты сам понесешь ответственность за их проступки.
Тусеми, сгорая от стыда и негодования, вышел на ватных ногах из дома административного совета. Но больше его людей не били.
Каждый день они рано вставали, выпивали по ковшику воды, одевались в мешковатые безликие одежды из грубого волокна и шли на работу. Женщины работали на полях, мололи муку, ткали холстину. Часть мужчин работала в общественных мастерских: они делали серпы, косы, цепи, разную другую сельскохозяйственную утварь. Другие в лесу прокладывали дорогу: валили деревья, вырубали кустарник, утрамбовывали землю. Потом размеренно укладывали рядами крупную гальку, обкатанную речной водой. Тусеми работал в лесу. Ему было приятно держать в руках речную гальку: она помнила силу чистой воды, и холодила кожу. "Новое поселение" находилось во внутренних районах, далеко от Реки, и хотя в этой местности протекал чистый безымянный ручей, многие лоймены тосковали по могучим водам Суувена.
Поначалу лоймены наотрез отказывались громко и по множеству раз повторять лозунги Сплочения: это было надругательством над Старой верой. Но Тусеми не хотел, чтобы его люди один за другим умирали от побоев, и ему удалось уговорить их: люди слушались его потому, что и здесь он был - ло-ломени. "Речные люди" собирались по ночам, это было в дни Старых празднеств, и молились женскому аспекту Реки, уповая на её заступничество и милосердие. Однажды охранники прознали об этом и лойменам пригрозили смертью, если они не перестанут исповедовать запрещенный культ. Всякая вера, кроме веры в Великое Сплочение, ныне считалась преступной. Тогда Тусеми сказал своим людям: "Лучше не гневить ха-наи: этим мы только питаем их невежество и злобу. Молитесь про себя. Никогда не забывайте Пречистую Матерь. И не важно: делаете ли вы это вслух или про себя". Лоймены роптали, но подчинялись его авторитету: они видели, что ло-ломени делает все, чтобы отвести от них смерть и надругательства. Знали бы они о том, что творилось в душе Тусеми, что творилось в его сердце!..
Люди здесь жили разные.
Кроме лойменов, сюда пригнали десятка три харраменов. Они были самыми запуганными и неразговорчивыми из обитателей "нового поселения". Все, что удалось узнать Тусеми от них, так это то, что в Хвойной стране продолжается карательная кампания, но правителю все равно не удается сломить Харрамен и превратить его в простую провинцию, как этого хотел ещё его дед. В "новом поселении" жило полсотни крестьян с юга: их сослали потому, что они отказывались говорить на столичном наречии, и они не хотели объединять свои хозяйства в единые общины, которые подчинялись городским наместникам, и должны были регулярно поставлять продукты без всякой платы. Южане хорошо относились к лойменам, но харраменов не знали и не любили, как и всех иноземцев. Завидев харрамена, южане плевались и шипели сквозь зубы: "Грязные поедатели еловых шишек!" Харрамены плохо понимали сууварскую речь и только растерянно улыбались.
