Он пережил их всех. Он пережил тех, кто не хотели новой власти, кто не могли жить при новой власти. Он пережил и тех, кто первыми побежали прислуживать новой власти. Даже они лежат - кто в мерзлой сууварской земле, кто на дне Великой реки, кто в гнойных ямах "домов наказания", присыпанных едкой известью, а кто белеет костьми в далекой отсюда и почти невозможной жаркой Южной пустыне. Он пережил тех, кому было наплевать при какой власти жить - всем этим торгашам, ремесленникам, писарям, крестьянам. Он пережил их всех. И со временем его стала посещать смешная мысль, что и нынешних хозяев тоже переживет. Ведь Сасер-то уже не человек. Почти природное явление, недвижимое, не меняющееся, не поддающееся пагубному времени. Как Великая река. Как Суулагские топи, как Одинокий Камень у Сууваррата. Как сама смерть...
Показалась колонна имперской пехоты. Сотни рослых, плечистых людей в белом шли по Южной дороге и ревели свои варварские песни. Что-то о Священной Горе Мире, о Блистательном Императоре, о Святом Ютисе, Отце Времен. Командиры-варвары подозрительно провожали глазами экипаж Генерального инспектора. Будь их воля - немедля окружили бы этих язычников, только прикидывающихся "братьями в Ютисе", выдрали из мягких кабин и седел, вздернули на первом же столбу...
Сасер был спокоен. Он прекрасно знал, что о нем и его гражданской администрации думают букнеркцы. Но они нужны Императору - без них не было бы ни регулярного провианта, ни новых казарм, ни спокойствия в городах. Сам военный губернатор и главнокомандующий Армией Приречья, доблестный Оолатаани, Копье-С-Огненным-Хвостом, лично освежевал бы старческое тело Сасера, выпустив его кишки на каменный пол столичной комендатуры. Но Его Высокопревосходительство был верен Императору и всем его приказам. Потому что он солдат Его Императорского Величества. Потому что он подданый Его Императорского Величества. Потому что он Оотобакаамен.
Так они и ехали: Лае откровенно спал с открытыми глазами, чему-то улыбаясь во сне, Нарен - все так же шарил глазами в поисках возможной и невозможной опасности, Сасер, задумчиво глядящий в смотровые щели на новый мир. Новый мир, и отнюдь не "сияющий" - тогда ни Сасер, ни кто-либо другой не мог себе представить такого мира. Чужая власть, чужие порядки, чужые слова, чужые одежды и чужой страх - чужой, потому что поколения сууварцев знало прежде только один страх. Страх перед Хозяином - Его Величеством Сууваренненом Третьим. Этот страх проник в кровь сууварцев, поселился у них в сердце и стал их душой. А потом оказалось, что можно страшиться другого, гораздо сильнее, и все пошло прахом...
Сасер смотрел в щели. Мимо него проплывала страна, изменившаяся до неузнаваемости. Тут была деревня, и Генеральный инспектор помнил её название, а, может, и когда-то был в ней, - вот этого он уже не помнил. Не было постоялого двора, не было деревенского трактира, не было кузницы, ничего уже не было. Одно пепелище - черные, рухнувшие балки и гнилые следы былой каменной кладки. Тысяча две деревенских - где вы? Может, вас угнали на имперские работы? Может, вы сгинули в Южной пустыне? Может, вас вырезали ещё в ту ночь и теперь ваши кости лежат под этими сгнившими балками и битым камнем?..
Сасер вглядывался, словно пытался узнать страшную тайну своей страны, причину её поражения. Но ничего не видел, кроме развалин и стылого молчания. Его потухший взгляд скользнул каких-то черных ветвей. Он сначала не понял, что это за странный черный лес. Но ветки его поднялись, отделились от стволов - и вороны, громко жалуясь зимнему небу на экипаж Генерального инспектора, испуганно поднялись вверх, и закружились, как крупные хлопья черного снега. Тут, вместо озимых, стоят сотни кольев, на которых торчали отрубленные головы. Сотни отрубленных голов - с исклеванными глазами и языками, потемневшие, в кровавой засохшей корке, окаменевшие на морозе. Сасер машинально стал считать эти головы, сбился и закашлялся. Вороны вторили ему...
Потом он задремал. Тихо скрипели колеса. Копыта выстукивали неровную дробь. Рядом шумно вздыхал Нарен. Сасер уютно дремал, облокотившись на стенку, обитую мягким харраменским сукном, полулежа в подушках, услужливо подложенных Лае.
В Ютиссаггар они прибыли вечером. Солнце уже зашло, и вокруг бегали люди с факелами. Генерального испектора встречали все: Досле, главный инспектор Нижне-западного района, хмурый и нервный, вероятно, от неожиданного визита Сасера; тучный Гасени, начальник местной гражданской канцелярии, почему-то улыбающийся; Керен, начальник Ютиссаггарской стражи; тощий и угловатый Раневар, комендант Пятого Ютиссаггарского дома наказания. А также рядовые инспектора, офицеры Вспомогательной Стражи, какие-то клерки из гражданской администрации...
Их было много. Они толпились, они выражали большую радость, но Сасер хорошо видел, что каждый из них испытывал - страх перед Генеральным инспектором. И ещё мысль, что тревожила сейчас каждого: кого Их Превосходительство накажет, а кого похвалит. Кого накажет, а кого похвалит... Встречающие, после низких поклонов и льстивых слов приветствия, пригласили Сасера и его людей отобедать в здании гражданской администрации, - там раньше находилась городская ратуша, но Сасер отказался. Он устал от поездки, устал от лести и показухи. Его раздражали эти услужливые люди, раздражали коптящие факелы, шум, беготня. Он чувствовал себя неуютно среди множества людей, и поспешил покинуть городскую площадь.
Сасер приказал показать ему Пятый Ютиссаггарский дом наказания. "Немедленно!" - повторил он Раневару, сдерживая кашель, рвущийся из груди. Он опять залез в свой экипаж, застучали копыта, послышались крики военных - и уже через полчаса вышел из экипажа. Раневар был тут как тут. Сасер осмотрелся. При обилии факелов и варварских фонарей, видно было плохо. Сасер отметил про себя, что нарушает свой обычай проверять все днем - при ярком свете, чтобы любая мелочь, припрятанная подчиненными, была видна как на ладони. Но он устал, хотел есть, хотел спать, хотел уехать из этого проклятого городка назад, попасть в свои покои... "Что-то я стал сильно уставать в последнее время, думал про себя Генеральный инспектор, следуя за возбужденным комендантом. Старость это, вот что..." Раневар, неловко оборачиваясь на ходу, объяснял, что к чему. Вот это будут казармы для стражи, вот это бараки для наказуемых, вот это дыба, как полагается во всех "домах наказания"... Раневар стал подробно объяснять какая у него хорошая дыба, из крепкого дерева сделана, хорошие мастера...
Какого он беса мне эту дыбу тычет?! - с раздражением думал Сасер, пряча лицо от вечернего холода. Он потребовал сметы, полное описание проделанных работ, на какой объем людей Ютиссаггарский "дом наказания" рассчитан. Раневар суетливо сунул Генеральному инспектору бумаги, но Сасер отстранился, и Лае выхватил бумаги из рук коменданта и начал громко читать вслух. Генеральный инспектор слушал, мерно кивал головой, ходил и заглядывал по углам. Казарма для стражи ему не нравилась, слишком большая. Бараки для наказуемых ему не нравились - слишком тесные. Ничего ему тут не нравилось. Все было сделано на скорую руку, и качество работ было никудышным. "Опять приписки, опять разворовали средства, отпущенные на дом наказания..." - с неудовольствием думал Сасер. А потом вспомнил, что средств, отпущенных им на Пятый Ютиссаггарский дом наказания, было немного. И получалось, что все к одному...
Раневар совсем разнервничался, стал заикаться, и было видно, что он перепугался не на шутку. Досле, главный инспектор района, мрачно смотрел исподлобья: понимал, что за все огрехи будет отвечать он. Его нехитрый план напоить Генерального инспектора - а то, что Сасер пристрастился к букнеркской "сухой воде", знал уже каждый инспектор, - а потом уже показывать и объяснятся, провалился. Чем больше мрачнел Досле, тем шире улыбался Гасени - и Сасер отметил для себя, что пора менять здешнего начальника гражданской канцелярии. Гасени уже не скрывает своих связей с начальником Вспомогательной Стражи, и даже саботирует. А вот это уже опасно, и может закончиться плохо для самого Генерального инспектора...
