- Да не Глупцов я, - заорал Лупцов. - Лупцов, Лупцов, Лупцов!..

- Успокойся, - потребовал врач, поджал губы и достал из ящика стола паспорт. - Вот, пожалуйста, - он показал Лупцову его фотографию. - Глупцов Игорь Петрович, живешь в Скотопрогонном переулке, дом четыре, квартира восемнадцать. Инженер-технолог завода "Клейтук". Вот, все правильно. Что это, Игорь Петрович, захандрили? Такой мужчина видный. Кстати, и жена ваша здесь.

- А что это вы меня то на ты, то на вы называете? язвительно спросил Лупцов.

- Хотите, на "они" буду обращаться, - доктор кивнул санитару, и тот вышел из кабинета.

- Здесь какая-то ошибка, - все больше зверея, сказал Лупцов. - Я не женат, никогда не работал на заводе "Клейтук", не жил в Скотопрогонном переулке и вообще моя фамилия - Лупцов. - В это время дверь раскрылась, и в кабинет вошла женщина. Лупцов посмотрел на нее, и ее лицо показалось ему знакомым. Она стояла с носовым платком в одной руке и сумочкой - в другой, смотрела на Лупцова выжидающе, и тут Лупцов вспомнил, где он видел эту женщину. Это была та самая, с измученным, ярко раскрашенным лицом женщина из песочницы - жена супермена с двустволкой.

- Что вы мне чужую жену шьете? - с ненавистью спросил Лупцов и отвернулся от двери. - Еще раз повторяю: я не женат, моя фамилия - Лупцов.

- Игорек, Игорек, - ласково запричитала женщинга. - Это же я - Люся. Ты не узнал мепня, да?

- Узнал, - мрачно ответил Лупцов. - Вы - женщина из песочницы. Не понимаю, зачем вам нужно выдавать себя за мою жену? Я не миллионер, не генеральный секретарь.

- Игорек, это я, Люся. Посмотри на меня... - надрывно повторила женщина, и Лупцов, не выдержав, потребовал:

- Уведите меня в камеру.

- Ну, Игорь Петрович, - обратился к нему врач, - у нас не камеры, а палаты.

- Хорошо, уведите меня в палату, - согласился Лупцов. - Я больше не хочу участвовать в этом спектакле. - Доктор махнул рукой санитару, и тот быстро вывел из кабинета женщину. Когда дверь за ними закрылась, врач сказал:

- Нехорошо, Игорь Петрович. Обидели жену. Она, бедняжка, каждый день приходит и сидит здесь по полдня, ждет, когда вам станет лучше. Все встретиться хотела, поговорить.

- Мне не о чем говорить с этой женщиной, - твердо ответил Лупцов. - Если вам угодно, ч могу с вами поговорить. Меня, кстати, интересует, как я сюда попал. Я что, был сильно пьяный?

- А вы что, часто пьете? - участливо спросил врач.

- Как все, по праздникам, - ответил лупцов.

- Так не было же никаких праздников, Игорь Петрович. Или вы по всем пьете? - поинтересовался доктор.

- Вы прекрасно понимаете, что я имею в виду, - обиделся Лупцов. - Так как все-таки я попал сюда?

- Я же говорил, мы вас нашли на вокзале. К спящим приставали, у туристоы чуть рюкзак не увели. А до этого, по словам вашей жены...

- Нет у меня никакой жены, - перебил его Лупцов.

- Хорошо, по словам женщины из песочницы, вы ушли из ее дома поздно вечером...

- А как я попал в ее дом? - удивился Лупцов.

- В ее дом? - переспросил врач. - Ну, я не знаю. Может, в гости зашли.

- Не мог я к ней в гости зайти! - закричал Лупцов. - Не мог, понимаете? Я ее не заню, и муж у нее ненормальный, с ружьем не расстается. - Доктор вскочил со своего места, а тут же появившийся санитар кинулся к Лупоцву и положил ему на плечи свои мощные волосатые руки.

- Сидеть, - приказал врач. - Игорь Петрович, я же не настаиваю. Холостой так холостой.

- Отпустите меня, - потребовал Лупцов, и доктор кивнул санитару. Тот убрал руки, нр остался стоять за спиной у Лупцова. - Я хотел сказать: отпустите меня отсюда. Я домой пойду. Я совершенно здоров. Я не хочу лежать в больнице, да еще в одной компании с сумасшедшим.

- нет, Игорь Петрович, - ласково сказал врач, - мы не можем вас отпустить. Да и куда вы пойдете? На вокзал? Свой дом вы признать не хотите.

- Нет, ответил Лупцов. - Я сейчас живу в собственном доме. Вернее, он не мой, но это не важно. Хозяева бросили его.

- И где же этот дом? - поинтересовался врач. Лупцов удивленно посмотрел на него, попытался вспомнить, как называется тот населенный пункт, где он поселился с Люцифером, но так и не вспомнил.

- Я позабыл название деревни, - раздраженно ответил он. - По Мичуринскому проспекту часа четыре или больше на велосипеде. Врач посмотрел на санитара, и тот сказал:

- Мичуринский проспект весь можно проехать за десять минут. Если только четыре часа туда-сюда ездить.

- Я имел в виду, по этой дороге от Москвы, - едва сдерживая гнев, сказал Лупцов.

- Ну ладно. Все понятно, - сказал врач, не глядя на больного. - Идите, Игорь Петрович, в свою палату, отдыхайте. Завтра увидимся.

- Что вам понятно? - закричал Лупцов и почувствовал на своих плечах тяжелые руки санитара. - Это вы, вы здесь все сумасшедшие. У меня высшее образование.

- Ну и что? У меня тоже высшее, - вставил врач.

- А ничего! -заорал Лупцов. Врач сделал занк санитару. тот обхватил его поперек туловища железной хваткой борца и тут же получил локтем по носу. Одну руку Лупцов успел все-таки выдернуть.

На прощанье врач сказал санитарам какую-то непонятную фразу на психобольничном жаргоне:

- Два по два и полтора на сон грядущий. - После чего Лупцова поволокли в палату.

В палате Лупцова бросили на кровать, скрутили руки за спиной и придавили коленом. Он не видел, что происходит, слышал лишь кряхтенье санитаров, звон посуды и короткие фразы, которыми обменивался меж собой медицинский персонал. Кряхтел и сам Лупцов. Он пытался хоть немного освободиться из-под тяжелого гнета, боролся молча, чтобы не тратить силы понапрасну, но борющиеся были в разных весовых категориях, а потому лупцов быстро сдался.

Где-то через минуту Лупцов почувствовал, как с него буквально содрали больничные штаны, а еще через пару секунд в ягодицу вошла игла. Свет померк в глазаху лупцова, воздух застрял в бронхах на выдохе, и жидкий непереносимый огонь от места укола разлился по всему телу. В последнем яростном рывке Лупцов хотел защититься, закрыться рукой от мучителей, но обе руки его оказались прикованными тяжелыми железными цепями к столбу. Лупцов лишь пошевелил пальцами, прижался к столбу затылком и посмотрел на черное беззвездное небо. У штабелей вязанок с хворостом все еще возился огромный монах в черной рясе. Он тыкал зажженным факелом в те места, где еще не было огня, и ветер помогал ему, раздувая занявшееся сухое дерево. По краям огонь давно уже поднялся до уровней коленей, и рваный оранжевый венчик пламени нет-нет, да и прикладывался к ногам Лупцова, вызывая во всем теле какой-то леденящий трепет.