Как определял я, какое очередное пространство отвоевать у пробела, а какое нет?
Эта механика была тоже не сложной. Ведь я только всасывал чувства те, которые считал не-обходимыми -- остальные просто не возникали.
Пробел для меня значил ни что иное как сплошное сражение чувств. Лишь те чувства, к которым я как-то выражал свои отношения и всасывались в меня, и только они становились моим скрытым разумом.
По каким критериям я измерял свои отношения или не отношения к чувствам?
И это оказывалось просто: если то, что встре-чалось, как-то приближалось ко мне, напраши-валось, не имело ничего общего с моими намерениями -- я отворачивался от этого и обяза-тельно забывал, не реагировал; но, если встреча-лось то, что было мне необходимо в развитии тела и души моих, и оно гармонировало с моими намерениями, не восхищало, не страшило, не мучило мечтами об обладаниях -- я брал это, принимал этот поток воинов-чувств и обратно уже не выпускал, не выказывал, не выдавал пе-ребежчиков и пробел отступал, а остров моего скрытого разума становился больше.
Итак, когда я обрел основу своей жизни, ме-ханизм ее формирования, только тогда я и стал задумываться над ее целью существования...
Вот так-то, уважаемый Василий Федорович Аршиинкин-Мертвяк, ты и написал свое заве-щание всем последующим страницам этого днев-ника, объявил, так сказать, Введение на рассмот-рение и изложение некоторых мест в логических просторах своего собственного скрытого разума".
Прочитав своеобразное Предисловие к днев-нику, Юля бережно закрыла эту рукописную книжку и отнесла ее в свою спальню и спрятала у себя под подушкой. Потом еще, до прихода Ми-ши, она несколько раз возвращалась к дневнику и перечитывала это же место. Ей очень хотелось понять этот ключ, чтобы открыть отцовский дневник правильно, а не взломать.
Тайные разговоры
1.
-- Добрый день, дорогая. Я очень соскучился по тебе. Как там наши дела, как чувствует себя временно подопечный сегодня?
-- Очень мило с твоей стороны, мой волчонок, предоставить мне заниматься шмотками этого старого дурака, а молодой-то каков! Просто дикий зверь. Фу, какая гадость все это!
-- Ну, дорогая моя, надо потерпеть, не так ж долго.
-- Сколько? Так можно рехнуться!
-- Сроки -- секрет, моя козочка, ты же знаешь об этом. Ну, иди же, поцелуй своего волчонка!
-- Да ты же раздавишь меня! О-о! Такие объ-ятия... Не-ет, тебе противопоказано быть молодым, волчонок.
-- А тебе, козочка?
-- Вот еще! Я видела эти шмотки.
-- Ну, и как они тебе -- к лицу?
-- Поклонников у меня будет хоть отбавляй, волчонок.
-- Раздену догола любого из них! Имей это ввиду.
-- Ты жесток, дорогой мой.
-- Я просто деловой человек.
2.
-- Очнулась, любезная? -- оскалился он, изо-бражая улыбку.
-- Что со мной произошло, ничего не понимаю? -- озадачивалась она, поднимаясь на ноги.
-- Ты немного заснула, любезная, приустала наверно.
-- Какая-то усталость во всем теле, вы что-то со мною делали?
-- Какая ты догадливая, а ты как думала!?
-- Я же и так выполняю, что вы говорите.
-- Все, как надо делать ты будешь в любом случае, любезная.
-- Что будет с первым объектом? -- спросила она.
-- Ты становишься любопытной, любезная,-- насмешливо ответил он.
-- Я отрабатываю свою участь и надеюсь на положительный результат, -сказала она.
-- Правильно делаешь, что отрабатываешь, а надежда... иногда штука обманчивая.
-- Что вы хотите этим сказать?
-- Ничего. У первого в шмотках зашита ампула, в назначенное время она ликвидирует объект.
-- Это жестоко с вашей стороны.
-- Мы все не ангелы. Ты лучше спросила бы: что будет со вторым объектом?
-- Но, по-моему, со вторым объектом уже и так все ясно. Все, что должно было быть с ним уже произошло, -- боязливо удивилась она.
-- Ошибаешься, любезная. Второму объекту придется уступить место.
-- Для кого? Ничего не понимаю.
-- Для меня.
-- Для вас?
-- А что? Разве я буду плохо смотреться?
-- Это безумие! Вы совершенно бесчеловечен!
-- Пусть так. Но есть и третий объект.
-- Третий? И кто же... это?
-- Она... В свое время, она тоже уступит свое место для той мадам, которая теперь досматривает, отслеживает последние деньки первого объекта.
-- Но вам-то до нее какое дело!
-- Ты гадко не догадливая идиотка! Она -- моя жена, -- злобно и торопливо проговорил он.
-- Почему вы открыли мне все свои карты?
-- Я никогда и никому их не открываю, любезная.
-- Но мне же сказали.
-- Тебе?! Ха-ах! Да говорить тебе, все равно что говорить вслух с самим собою или стенке. Ты -- пустое место, ноль, понимаешь это?
-- Но-о...
-- Пошла вон! Я устал... Подожди. Имей ввиду, что первый объект, весьма задолго до то-го как с ним это произойдет... тоже, когда пришел в себя, не знал, что с ним произошло.
-- Вы хотите сказать...
-- Ты правильно меня поняла, любезная. В твои шмотки тоже зашита ампула.
-- Как же это я сразу не догадалась, отчего ты так разговорился, сволочь!
-- Пошла прочь, и знай, что твоя ампула, в отличии от ампулы первого объекта, управляема мною лично, дистанционно. В любой момент, я остановлю тебя.
-- Удобно.
-- А ты как думала, стерва... извиняюсь, лю-безная. Ну, все! Иди прочь...
-- Я, конечно, пойду, но ты, подлец, все равно ответишь, я верю в это.
-- Как интересно, пришла с надеждой, а уходит с верой. Надежда -пассивность. Вера -- это уже действие. Хорошо. Я учту это, любезная.
3.
-- Как она? -- спросил он.
-- Ей очень трудно, -- ответил другой.
-- Ничего. Сегодня же вы должны проявить активность. Во всяком случае, начало неплохое. Похвально.
-- Мне трудно. Раньше казалось будет легко, а сейчас... Никак не могу свыкнуться с мыслью, что она-то ничего не видит, а мне все кажется...
-- Бросьте вы, -- сказал он, -- ведь все останется так как есть -изменить невозможно.
-- Это еще больше меня тяготит, -- грустно вздохнул другой.
-- Хандра, и не более того, голубчик мой. Вы получили такие молодежные шмотки.
-- Дорого они для меня обходятся.
-- А как вы хотели? За возможность надо платить.
-- Мне кажется, в этом как раз нет проблем.
-- Пока нет.
-- Разве я еще вам остался должен?
-- Как знать.
-- Вы говорите загадками.
-- Вы же сами сказали -- дорого. Значит пожалели.
-- Да нет же. Вы меня неправильно поняли. Разве дело в бумажках.
-- А в чем же тогда?
-- Дорого обходится для души.
-- Какой пустяк, голубчик мой. Это ностальгия по старым шмоткам, -сказал он.
-- Наверно, вы правы, -- подтвердил другой.
Возможность
Юля, только что, раньше обычного, приняла душ. Привычно, она проделывала это ближе ко сну, а сегодня душ получился практически предвечерним.
Вскоре возвратился и Миша, какой-то груст-новатый и внутренне, как показалось девушке, туманно озабоченный чем-то неопределенным.
Некоторое время молодого человека заметно дискомфортило и он разговаривал короткими фразами, в основном отвечал на вопросы и редко что-то спрашивал сам. Словом, весьма отли-чался он от себя же вчерашнего и утреннего. Но, потом, постепенно, даже немного повеселел, оживился во взгляде и непринужденно, мягко разговорился, будто вспомнил себя прежнего.
Оба они, и девушка и молодой человек, если так можно выразиться, высокопарно восседали теперь в креслах в ярко освещенной гостиной, разговаривали и попивали чай, как, почему-то, обоюдно решили, без сахара, горьковатый на вкус.
Тут-то Юля и задала свои вопросы Мише, намеченные ею еще с утра.
-- Скажите, Миша, -- проговорила она в то-не размышления вслух.
-- Да, -- тут же отозвался молодой человек и, поставив свою чашечку чая на журнальный столик, приготовился слушать.