- А чё ты дергаешься, как поплавок?
- То-есть?.. - я растерянно подошел ближе.
- Вот я видел, Виктор Третьяков играл - стоит, как морковь, а музыка льется... А ты и задом, и передом крутишь, головой трясешь...
- Понял, - пробормотал я, обжигаясь стыдом. Не прошли даром мои вечера с цыганским ансамблем, будь он проклят. - Попробую стоять, как морковь.
И я выпрямился, как положено, держа скрипку строго горизонтально, упирая ее в ключицу левого плеча в классической манере, именуемой "а браччо". Более не шелохнувшись корпусом, исполнил певучий романс Свиридова из кинофильма "Метель".
- Вот это другое дело!.. - заметил мужичок. Даже некий блеск пробежал по глазам угрюмых людей. Они мне немного поаплодировали. Еще немного бы поиграть - и они бы у меня захлюпали носами, но тут долговязый парень в истертой замшевой куртке, который все порывался включить принесенный с собой магнитофон, спросил:
- А это не тебя Мамин по телику ищет? С евойной бабой, говорит, сбежал.
У меня, наверное, лицо побелело. Вот это удар в самое солнечное сплетение. Но выручил чей-то уверенный голос:
- Так то цыган... а этот - какой цыган?!
- Да, да, он про цыган говорил... а этот наш, русский, - весело зашумели шахтеры.
Долговязый парень пожал плечами, включил магнитофон - и женщины потянулись танцевать.
Акимушкин, позевывая, глянул на часы, помахал всем рукой и ушел спать. Мы с Натальей переглянулись - пора и нам уходить. Я понял: это наша последняя здесь ночь.
- Иди, - прошептал я на лестнице жене. - Собирай манатки. А я сейчас...
Я быстро пронесся по темному коридору в кабинет главврача - он редко запирал его. И сегодня, конечно, забыл запереть.
В среднем ящике столе лежали те самые, забытые паспорта: красные, в прозрачных обложках, в зеленых... Я торопливо выбрал себе и Наташе документы с фотографиями, наиболее похожими на нас. Если что, я стану Лыковым Алексеем Ивановичем ( на фото я старше, мрачнее - шахтер, господа!), а Наташа - Еленой Михайловной Шагуриной, двадцати лет ( хорошо хоть нашлась такая среди отдыхавших здесь в прежние заезды). Фото словно с Наташи и делали, только губы подмазать порезче и бровки опустить.
Теперь задача - как выбраться из этой тайги к железной дороге. Пешком - это же сколько мы будет идти.
На рассвете, смертельно боясь распросов, мы разбудили Акимушкина. Он не понимал, почему мы уезжаем...
- К маме она захотела... соскучилась по маме... - бормотал я, то пряча взгляд, то старательно глядя в серые наивные глаза Акимушкина. - Привыкла каждый день с ней советоваться... Придется и мне привыкать к теще.
Акимушкин хохотнул, обнял меня и поцеловал ручку Наташе. Мы сели в широченную кабину санаторского грузовика - водителю сегодня все равно ехать за продуктами на железнодорожную станцию.
Всю дорогу я оглядывался - казалось, вот-вот нас догонят... Есть такая дивная мелодия - ею начинается сороковая симфония Амедея Моцарта. Еще немного... еще, еще немного...
И все обошлось. Слава Богу, если он есть. Вечером, глядя на "дрожащие огни печальных деревень", мы уже катились в теплом чистом купе скорого поезда №2 в сторону Новосибирска. Молодые муж и жена - Шагурина и Лыков. (А то, что в ЗАГСе не проштемпелеваны паспорта - кому это нынче интересно? Может, мы в церкви повенчаны...)
И опять же слава Богу - поезд идет без долгих остановок, шахтеры на рельсах не сидят.
Едем. Но куда?..
И я вспомнил, вспомнил - лет пять назад из нашего города уехал в Новосибирск музыкант-ударник Тёпа. Степан у него полное имя, но он выговаривает свое имя нежно - Тёпа... "с" почти не слышно. Тёпа он и был. Тихий, со смущенной улыбкой, лысый, в черном свитерке, белоголубых джинсах... Но садился за свои барабаны и тарелки - и преображался, как бес. Бывает же такая страсть. Мог часами стучать, дребезжать, звенькать, урчать своими деревяшками... Мы с ним не раз ходили на халтурку в ДК 1 мая и в парк. Можно сказать, дружили.
Сунемся-ка к нему. Убежден, Тёпа не женат. Какая жена выдержит такое соседство.
На рассвете, сойдя в Новосибирске и вызвонив через 09 адрес Богомолова Степана, мы поехали к нему на такси. Будет обидно, если Тёпы нет дома или он не примет нас... Обратно на поезд мы уже не успеем - пропали билеты, взятые до Омска.
Но Степан оказался дома! Увидев меня в дверях, да еще не одного, а со смазливой девчонкой, радостно зашептал, отступая в прокуренную холостяцкую квартиру: - Кто стучится в дверь ко мне с толстой фляжкой на ремне?
Он был в майке и трико, моргал не проспавшись розовыми глазами и как бы даже раскланивался, как после концерта. - А подружки у нее нет? - был первый вопрос, и лысый барабанщик захихикал.
Стоит ли подробно рассказывать, как несколько дней подряд мы пили дешевое красное вино и травили анекдоты про музыкантов. Я для Наташи вспомнил чудесный, на мой взгляд, анекдот про дирижера Тосканини:
- Рассказывают, выйдя к оркестру, прежде чем начать дирижировать, великий Тосканини доставал из жилетного кармана крохотную записку, прочтет, спрячет и лишь потом взмахнет дирижерской палочкой... Что это у него было в кармане? Талисман? Письмо от любимой женщины? Когда маэстро умер, бросились доставать записку... А там написано: слева - скрипки, справа - виолончели. - А он что, не мог запомнить? - спрашивала, звонко хохоча, наивная малообразованная Наташа.
Тёпа с улыбкой подмигивал мне: "Класс!.." Ему всегда нравились глупенькие женщины. А может быть, он подозревал, что уже воспитанная мною девчонка валяет дурака.
- Давай-ка, сыграем ей! - и мы немедленно устраивали концерт джазовой музыки, если можно назвать джазом мои каденции на темы всех любимейших на свете мелодий, поддержанные громоподобной работой Тёпы - набор барабанов и прочих устройств стоял у него на некоем возвышении в углу. Играя, Тёпа подпрыгивал, дергался, гримасничал... А над ними висела довольно-таки похабная картина, написанная маслом, изображающая лысого человека (Тёпу), сунувшего голову в оскаленную пасть льву, который ( лев) при внимательном рассмотрении оказывался женской маткой... впрочем, и сама дива с грушеобразными грудями здесь присутствовала... но почти все тело ее как бы утонуло в тени...
Наташа музыку слушала, изумленно открыв рот, а как узрела картину на Тёпой , испуганно отвернулась. И больше вверх не взглядывала. По моей молчаливой просьбе Тёпа картину перевернул - на изнанке суриком было небрежно написано: Лаврин И.А. "Осень". 75х110.
Но я видел - развеселая обстановка, в которой жил Тёпа, потрясла Наташу. Понравилась та небрежность, с которой он пропивал деньги, раздавал полудрагоценные камни - агат, кошачий глаз и прочие - он их насыпал моей жене целый мешочек... И мешочек-то был бархатный, с пояском, который затягивается... И сам Тёпа нравился Наташе. Как он шепотом сам себе подпевает во время перестука по тарелкам и барабанам на английском языке:
- Y lave, lave, lave... - и вдруг на русском. - Пиф-паф!
Наташа никогда прежде не бывала в мире богемы. И она легко приняла с первого же дня сальные шуточки Тёпы, высказанные интеллигентским говорком, без каких либо эвфемизмов, ей льстил его журчащий смех в ответ на любую фразу Наташи, при этом он показывал ей и мне большой палец: мол, какая молодчина. Но вряд ли он слушал, что она лепечет, - просто радовался, что рядом дышит такая свежая молоденькая женщина.
Наконец, и ему захотелось, я понял, пообнимать горячую тварь, как он выразился, - позвонил и привел вечером грудастую рыжую тетку в расстегнутой дубленке. Та увидела Наташу - и сразу к ней. - Ой, какая малявка, котенок на лавке! - Дубленка летит в угол. - А какой размер у тебя бюстгальтер? - Кофту - не глядя на спинку стула. А сама бесстыже смеется. - У меня - как у Синди Кроуфод... А под какую музыку с любимым чики-чики-чик? - Она уже знала, что я скрипач. - Или ему несподручно при этом играть? А можно на коленки... - И обратилась ко мне. На щеках, как розы, румяна. - Почему твоя пятиклассница молчит? Еще классику не знает? Трудно сказать, что больше обидело Наташу. То, что ее обозвали пятиклассницей, или то, что она "классику не знает". - А под "болеро" Равеля сама не пробовала? - вдруг выпалила Наташа, вскинув голову. Конечно, трезвой не стала бы препираться, а вот у пьяненькой вырвалось. Этот Тёпа, перед тем, как привести свою женщину, заставил нас выпить за удачу, хохоча и подмигивая.
