- Ах ты мразь поганая! - с наслаждением сказал Кудрявцев. - Ты меня очень и очень рассердил. Ты представить себе не можешь, ублюдок ты этакий, что мне стоило выслушивать тебя здесь! Если бы не договоренность, что Марина сама подаст сигнал, я бы не выдержал.
- Убей его! - прохрипела Марина.
- Нет уж, полчаса у нас есть. Пусть помучается. А ну встать!
Последнее относилось к Семенову, и он встал.
- Руки за голову!
Семенов поднял руки и сцепил пальцы за головой. Кудрявцев подошел и быстро обыскал его. Вынул пистолет из наплечной кобуры, положил к себе в карман. Еще раз похлопал по бокам, ничего не нашел.
- Повернись! - приказал Кудрявцев.
- Ненавижу! - ещё раз сообщил Семенову и быстро ударил рукоятью пистолета по лицу.
Семенов покачнулся, но устоял. Продолжал смотреть прямо перед собой.
- Что ты делаешь? - крикнула Марина. - Застрели его и пора отчаливать!
- Нет, нет! Я заставлю эту падаль жрать землю!.. Как же, красавец писанный!.. Будет теперь тебе рожа!.. - И орудуя то рукоятью, то стволом пистолета, он остервенело вбивал в лицо врага свою застарелую ненависть: ... - любимый!.. Апполон!.. единственный!.. так его!..
Семенов упал на диван. Удары, хоть и полные бешенства, сознания не лишили: были болезненны, но и только. Пользуясь тем, что комната была наполнена криками и мельтешеньем, которые, правда, исходили от одного человека, Семенов упорно высвобождал нож из кармана в рукаве. Вот уже рукоять удобно легла в ладонь, палец нащупал кнопку...
- Ну что, достаточно? Или ещё хочешь получить перед смертью? Кудрявцев, всматриваясь, приблизил лицо, заглядывал иступленным взором Семенову в глаза.
Пора. Семенов поднял руку, одновременно нажимая кнопку пружины и, слыша шелест выползающего лезвия, махнул сверкающей сталью по шее, вскрывая сонную артерию. Отточенное до бритвенной тонкости лезвие рассекло плоть так чисти и аккуратно, что в первое мгновение (вмиг застыло, ещё ничего не понявшее, но уже испуганное лицо Кудрявцева!) была видна только узкая красная полоска. Семенов, схватив левой рукой ствол пистолета, попытался оттолкнуть Кудрявцева... Но не успел: хрип!.. хлынувшая широкой плавной волной кровь, облила ему лицо... соленый вкус... кровь врага пахнет победой!.. как бы не блевануть...
Совсем близко несколько раз выстрелил пистолет. Семенов ничего не видел: кровь Кудрявцева пульсирующей волной заливала ему лицо. Кто-то дико, визгливо закричал... Наконец, удалось сбросить обмякшего Кудрявцева, и Семенов, стирая с глаз липкую завесу, смог оглядеться.
На диване напротив вопила Марина. "Узи" валялся рядом. Семенов быстро шагнул к ней и взял автомат. Одна пуля перебила ей локоть, вторая попала в плечо. Она вдруг сникла, закатила глаза и стала сползать на пол. Семенов не попытался её подхватить.
- Шок. Ничего с ней не будет, я целил верно, - заявил сидящий на полу Быков. Он спрятал пистолет в кобуру и кряхтя стал подниматься.
- А вокруг тебя, все-таки струячит везенье. Надо же, ведь почти никогда не надеваю этот скафандр - я имею ввиду жилет этот, кевларовый... А вот, вишь, одел. Дай, думаю, попрошу у Андрюхи, может пригодится. И почему именно сейчас, в борделе, а не вечером в казино?.. Нет, везенье и есть везенье.
Он вдруг захохотал и тут же, скривившись, умолк.
- А пару ребер она мне, скотина, сломала. Да и рожа у тебя!.. Не похож ты сейчас на везунчика... Где у них тут бутылки? Я чувствую... а, вот они, родимые... я чувствую, что и тебе требуется... - говорил он, наливая в стаканы солидные порции коньяка.
Он жадно опустошил свой стакан, скривился, хватаясь за бок. Налил еще, выпил.
- Да, ну и ночка у нас была! - он было вновь захохотал, но сник, больно было. - Ну и ночка! Надо ещё вызывать парней.
- Ладно, - подумав, махнул рукой. - Подождем, пока они займутся, введем в курс дела и слиняем. Устал я тут с тобой, - пожаловался он.
Вытащив тетефон, стал набирать номер.
- Ало! Андрюха! Это опять я... Да, да... Я виноват, что-ли, что все сегодня на нас ополчились? Кстати, жилетик помог, я теперь твой должник... Ладно, приезжай, переулок Аксакова, дом 7... Особняк нехилый. Тут народу полно, так ты внимания не обращай. Если что, по мордасам, по мордасам их, сволочей!.. Да... Мы наверху, в апартаментах жены... вместе с ней и её полюбовником... Нет, жива, голубушка. В общем, приезжай, а то другие нагрянут. Дело, считай, раскрыто, зачем другим отдавать за здорово живешь. Жду, - сказал он и отключился.
- Вот и всё, - подтвердил он.
Нет, не всё. Через полчаса было здесь столпотворение. Пятнисто-зеленый черномасочный народ мельтешил по всем углам, пугая трудноприходящих в себя. Обалдевший от тяжких, где-то предосудительных утех, часто голый народец, большей частью принимал оперативников за персонажи похмельных кошмаров. Впрочем, с публикой держались вежливо, ибо, почуяв опасность, из всех машин у входа и из прочих укромных уголков поналезло множество ихних телохроанителей, так что силовики, волей-неволей, соблюдали профессиональную корректность - чего спорить со своими же?
Старший Андрей, наскоро ознакомившись с подробностями, сказал, что задерживать их особенно не будут, хотя потревожить ещё придется, но все будет о/кей, дело ясное, дело хорошее, он, Андрей, должник и все прочее, прочее...
Еще некоторое время перетряхивали нашедшийся здесь мужской гардероб, дабы найти Семенову замену его смокингу, безобразно испорченному кровью врага. Нашли костюмчик. Не то, чтобы очень, но доехать домой сойдет.
Далее Семенов, уже смывший все с себя под горячим душем, переодевшийся, почти свежий, ватным тампоном слегка промокая сочившуюся под глазом и на скуле ссадину, потихоньку направился к выходу. "Ты покрутись во дворе, минутку подожди, я следом. Один я тут быстро от них отделаюсь, а тебе вопросы ещё захотят задать..." - напутствовал его Быков, мягко, но упруго направляя к лестнице вниз.
Семенов пошел вниз, одной рукой скользя по отполированным до зеркально-теплого блеска деревянным перилам. На этот раз шагал по середине мягкой ковровой дорожке (нашествие спецназа, видимо, спугнуло девичью любовь). В коридорах, к его удивлению, было много людей. Те помещения, которые ещё сорок минут назад немо спали за прикрытыми дверьми, сейчас кишели народом. И странно, он на пути сюда был почти уверен в полной оголённости сего вертепа, а сейчас публика, хоть и выглядела помятой (что естесственно, ибо одна единица измерения удовольствий равна физическим затратам по разгрузке вагона, например, картошки или угля), но в отношении одежды была в рамках приличий.
Несмотря на его вежливую отстраненность, все эти снующие вокруг и у баров поправляющиеся стационарно люди принимали Семенова за своего. Одна очень симпатичная худенькая девушка с болтающимися концами развязанного стилизованного галстучка на ходу пожалела Семенова.
- Бедненький! - ласково сказал она, заметив ссадины и уже начинающие пламенеть синяки. - Бедняжка! Кто тебя так? Такие нехорошие!..
Сочувствующая девушка запустила ручку в ближайшую дверь и, откуда-то из воздуха извлекла бокал с живой водой (шампанским), коим здесь все возвращались к жизни. Этим бокалом волоокая дева попыталась, словно из клювика птенца, напоить Семенова, но тот ловко ускользнул и продолжил свой путь.
- А жаль! - донеслось из-за спины.
Больше прямых контактов не было. Девушка с розовым узором на щеке отпечаток грубой тканевой текстуры - спросила его, где тут можно сделать пись-пись, он неопределенно махнул за спину, и вскоре ему вообще стало казаться, что вокруг него витает в воздухе атмосфера братско-сестринской приязни, доверительно-нежного товарищества, атмосфера, которую он, словно лодка ряску, сплошь покровающую озерную гладь воды с виду нерасторжимо плотным слоем, раздвигал, не замечая.
И слава Богу!
Вышел на крыльцо. Уже совсем рассвело, небо было задумчиво и хмуро, в воздухе растворена вода и, хоть дождя не чувствовалось, лицо, руки и шея тут же стали влажными. Однако дышалось легко, было приятно проветрить легкие от распыленной по коридорам марихуаны, и он пожалел, что по идеологическим соображениям отказался от бескорыстно предложенного бокала с шампанским. Но не возвращаться же? - подумал он.
