Присев к столу рядом с женою, он взял на руки маленького сына, родившегося и росшего на Новой Земле.
Новоземельский гражданин настойчиво тянулся к конфетам, которые высыпал перед ним на стол хлопотавший и успевавший заботиться обо всех буфетчик Иван Васильич. Маленькому новоземельцу понравились конфеты с белым медведем, нарисованным на обертке.
- Видать, что промышленник растет.
- Как звать-то?
- Владимир.
- Ну, Владимир, дожидайся - отец через год вернется, гостинцев привезет...
Меня удивили необычайная простота и легкость, с которыми промышленник собрался в далекое и длительное путешествие. Казалось, что человек отправляется на неделю навестить соседнее становище. Ни малейшего следа беспокойства, волнения не было заметно на лице его.
- На это у нас смотрят просто, - объяснил мне капитан, - здесь люди привыкли не считаться с большими расстояниями, а лишнюю зимовку считают ни во что. Бывает, что зимою люди приходят пешком из становища в становище. Верст двести через бурю и снег темною ночью отмахает запросто человек только для того, чтобы запастись табаком или поделиться последними новостями. И никто не смотрит на такой поход как на подвиг...
Мы простились с последними обитателями Новой Земли, и, подняв якорь, "Седов" взял курс - теперь уже к далекой Земле Франца-Иосифа.
В ОТКРЫТОМ МОРЕ
Покачивало еще вблизи берегов, а чем дальше уходили мы в море, ветер и зыбь прибывали. Многие не показывались из кают. Туго пришлось доктору, каюта которого находилась в кормовой части. Борясь с морской болезнью, доктор добровольно наложил на себя самый строжайший пост и, вместе с матрацем и подушкой, переселился под трубу на верхнюю палубу - под ветер и дождь. В кожаной шубе, бледный, как с погоста мертвец, он представлял собою весьма печальное зрелище.
Уже волны нет-нет перекатывали через палубу, доставляя удовольствие кинооператору, спешившему вовремя заготовить кадры "страшного шторма". Тяжелее всего доставалось несчастным лошадям, стоявшим на палубе без всякой защиты от непогоды. Широко расставив скользившие по железной палубе копыта, переваливаясь и дрожа, засекаемые брызгами, они стояли понуро, не дотрагиваясь до сена.
Собаки приспособились скоро. С удивительной ловкостью они удирали и прятались от накатывавших на палубу волн, разливавшихся шумным и пенистым потоком. Некоторые из них, не обращая внимания на катившиеся потоки ледяной воды, успешно занялись охотой за окороками, вывешенными для проветривания на вантах. С мостика можно было наблюдать, как с ловкостью цирковых акробатов они с разбегу подпрыгивают на трюме и, уцепившись зубами за мясо, остаются висеть с дрыгающими на воздухе ногами.
Невесело пришлось нам, обитателям твиндека, где были расположены наши каюты. То и дело мы были вынуждены принимать проливавшиеся с потолка холодные души. Не помогали ни подвешенные к потолку ведра, ни другие экстренные меры. Вода гуляла по палубе, заливала столы, вещи, глубокими лужами скоплялась на постланных одеялах. К довершению несчастий и неудобств, вызванных качкой, в переднем трюме опрокинулась и разлилась пудовая бутыль с формалином, и зловонная жидкость, наполняя удушливым запахом каюты, расплывалась по всему твиндеку.
Чем дальше мы уходили в море, злее свирепствовала на корабле морская болезнь. Тяжелые неприятности качки спокойно выдерживали моряки, не желавшие даже почтить погоду за большой шторм, да некоторые из участников экспедиции, чувствовавшие себя прекрасно. Счастливцы с двойным аппетитом садились за опустевший стол, вокруг которого с прежней заботливостью хлопотал неутомимый Иван Васильич, кажется, и не замечавший никакой качки. Вскоре наиболее крепившиеся из подверженных болезни принуждены были сдать... Вот, не справившись с трескою, любовно предложенной рукою Ивана Васильича, и заливаясь медленной бледностью под здоровым загаром, поднялся и побежал к выходу Ушаков, и обедающим было слышно, как, к удовольствию дежуривших собак, он приостановился на самом пороге. Вот, неожиданно отказавшись от супа и положив ложку, поглаживая великолепную бороду, вышел из кают-компании и прислонился к поручням сам начальник экспедиции впрочем, лишь для того, чтобы получше полюбоваться видом бушующего моря...
ПЕРВЫЕ ЛЬДЫ
Редкие айсберги, имевшие цвет кристаллов медного купороса, начали встречаться уже на широте мыса Желания.
От близости кромки, ширины ледяного пояса, загораживавшего подступы к Земле Франца-Иосифа, зависел успех нашего похода.
Множество разнообразных, не вполне изученных причин влияет на характер и распространение полярных льдов. Рядом длительных наблюдений установлено, что режим льдов, наполняющих безбрежные полярные пространства, подвержен периодическим и закономерным колебаниям. Бывают периоды многолетнего похолодания, когда льды как бы спускаются к югу. В такие годы плавание по северным морям становится особенно трудным и опасным (так, исключительно тяжелыми в ледовом отношении были годы, предшествовавшие первой мировой войне: в этот период погибло несколько полярных экспедиций, затертых льдами уже в незначительных широтах).
Мало-мальски опытный глаз по одному цвету безошибочно определяет географическое происхождение льдов. Так, ледяные плавучие горы, отколовшиеся от мощных глетчеров Новой Земли, имеют только им принадлежащий ярко-синий, почти купоросный цвет. Плавучие льды Земли Франца-Иосифа бесцветны. Большинство айсбергов, встречающихся у берегов Земли Франца-Иосифа, имеют так называемую столообразную форму и в самом деле похожи на большой стол, покрытый белой праздничной скатертью.
Плавучие новоземельские горы нам встречались самых неожиданных и поразительных форм. Почти невозможно описать неожиданную яркость и красочность полярного ледового моря, которое прежде представлялось мне застылым и неподвижным.
Приближение кромки нам показали падавшая температура воды на поверхности моря и особенный, пахнувший весною, мартовскими полями, дувший в лицо ветер. На близость больших ледяных полей указывало и особое, висевшее над льдами, белесое и как бы застывшее, ледовое небо. Отдельные, точно обсосанные льдинки попадались все чаще. Опять в изобилии появились птицы: перелетавшие над водою полярные кайры и белые, колыхавшиеся на ветру чайки.
При появлении первых признаков льдов качка утихла, а на палубе, как ни в чем не бывало, объявились все наши быстро оправившиеся страдальцы. Трудно выразить первое впечатление от открывшейся перед нами, сверкавшей на солнце, показавшейся бескрайной ледяной пустыни. Корабль шел, легко одолевая встречавшиеся пока еще слабые ледяные поля, изредка обходя попадавшиеся айсберги и торосы в белых снеговых шапках, оставляя на разбитых льдинах следы бортовой краски - точно следы свежей крови.
Забыв о еде (к великому огорчению буфетчика Ивана Васильича, звонившего изо всех сил), участники экспедиции, совсем оправившиеся от недавних страданий, стояли на палубе, не спуская глаз с сиявших белизною и светом, широко простиравшихся на север ледяных полей. Капитан, стоя на верхнем мостике, осматривал горизонт в большой, укрепленный на треноге бинокль и с особенной бодростью командовал рулевому. Впечатление белизны, необычайности усиливал яркий свет солнца, не закатывавшегося за горизонт.
Чем дальше мы уходили во льды - чаще попадались на льдинах, на белом рассыпавшемся снегу расплывшиеся следы медведей. Звери бродили близко.
Нам хотелось поскорее увидеть первых медведей, и добрый десяток биноклей неотрывно ощупывал сверкавшие белизною, покрытые ропаками и торосами просторные ледяные поля. Медведи объявились, когда их перестали ждать. Многие из нас находились в кают-компании за ужином, когда кто-то принес с капитанского мостика весть:
- Медведи! Медведи!..
Ужинавшие, оставив непочатые тарелки, поспешно выбежали на мостик. Оттуда было видно, как, милях в полутора от ледокола, хозяйски неспешно, не обращая внимания на корабль, гуськом пробирались три медведя, казавшиеся грязновато-желтыми на иссиня-белом, сверкающем фоне снегов.
