Здесь, в Томске, в годы ссылки в судьбе писателя произошло событие огромной важности, определившее всю его дальнейшую литературную судьбу до самых ваших дней и надолго еще вперед: он написал небольшую повесть "Василий Иванович" и рассказ "Беглец".

Это были первые морские рассказы Станюковича, если не считать юношеских очерков, напечатанных в "Морском сборнике" в шестидесятых годах.

* * *

С какой изумляющей свободой и мощью хлынуло из прекрасной и любящей народ души писателя то безмерное богатство впечатлений, чувств и мыслей, которым еще при вступлении в жизнь так щедро одарил его русский флот корабли и моряки! Поразителен тот факт, что в литературном своем воплощении это богатство открылось через четверть века. Более того - самые ранние, детские впечатления о высоких духовных качествах русских моряков, героев Севастопольской обороны 1854 - 1855 годов, воскресли во всей своей вдохновенной непосредственности даже через сорок семь лет в искренней и трогательной повести "Севастопольский мальчик".

Едва лишь писатель, томясь в сибирской ссылке, припомнил корабли, океаны, матросов и офицеров русских кораблей, беспокойных и грозных адмиралов, робких первогодков-новобранцев и просоленных стариков боцманов, в литературной его судьбе произошел поворот от популярности к славе, изумительный поворот, обусловивший бессмертие его имени.

Произошло некое чудо. Писатель, печатавшийся уже более двух десятков лет, вдруг получил как бы второе дыхание, вторую литературную молодость, притом более цветущую, чем первая. Забыв все, в какой-то великолепной одержимости, в том счастливом состоянии, в каком образы, мысли и их оболочка - трудные и капризные слоя богатого русского языка - приходят в желательное соответствие, в состоянии, какое называется старомодным словом "вдохновение", Станюкович в короткое время словно выплеснул из себя впечатления недолгой своей флотской службы.

Ожили - да так и остались на десятки лет - прекрасные и трогательные образы русских матросов, готовых жертвовать собой ради товарища и ради корабля, образы молодых офицеров, чуявших свободный дух шестидесятых годов и пытавшихся чем-то облегчить жестокую каторгу, на которую обречен был русский крестьянин, забритый во флотский экипаж; фигуры страшных, но по-своему великолепных капитанов и адмиралов, для кого жизнь марсового стоила дешевле секунды опоздания уборки парусов, но кто не только в бою, но и в состязании на парусном ученье оберегал незапятнанную честь русского флага, никогда не склонявшегося ни перед врагом, ни перед соперником.

Давно сгнили доски палуб тех фрегатов, клиперов, тех кораблей, о которых писал Станюкович. Но вот уже три четверти столетия живут созданные им образы русских флотских людей, плававших на этих кораблях. Происходит это потому, что писатель сумел поймать в жизни и воплотить в литературе самое важное: сущность людей, их мысли и чувства.

Первооткрывательство же Станюковича состоит в том, что он во всей жизненной правде показал то особое и удивительное человеческое существо, которое именуется русским моряком - будь это матрос или адмирал.

Были и до него в русской литературе книги о кораблях и о моряках. Но разве можно сравнить книжные мелодраматические персонажи моряков Бестужева-Марлинского с живыми, плотными на ощупь образами Станюковича? Разве литературные описания Марлинским бушующего моря идут в какое-либо сравнение с точным, строгим и мужественным рассказом Станюковича о шторме хотя бы в очерке "На каменьях"? Очень мало можно было узнать о матросах и офицерах, о их жизни на военном корабле из академически спокойного и как бы постороннего труда Гончарова "Фрегат "Паллада". Вряд ли нужно перечислять доказательства, которые можно взять из любого рассказа Станюковича. И без того несомненно, что новым своим циклом Станюкович перевернул всю свою литературную биографию. Как ни велики были его литературные заслуги, они померкли перед тем, что посчастливилось написать ему за эти короткие годы. И произошло это потому, что литературный корабль его сделал решительный поворот и - не разбившись о скалы - вышел в океан.

Причиной же тому было то взаимодействие таланта писателя и того удивительного мира, который называется флотом.

Что же такое этот удивительный и прекрасный мир, который не дает спать подростку, который мучает юношу, который радует сложившегося молодого человека, ставшего матросом или офицером? В чем тайна этого поразительного обаяния и почему вода реки или озера, даже вода внутреннего моря, вроде, скажем, Каспия или Байкала, не действует на юную мужскую душу с той силой, с какой действуют на нее серо-зеленые волны Балтики или глубокая празелень Черного моря, не говоря уже о сводящем с ума голубом просторе океана? Что же тянет туда юношу, вступающего в жизнь?

Почему таким необыкновенным ореолом озарены подвиги матросов и офицеров на всех наших морях и океанах и в боях на берегу под Севастополем в обороне в 1854-1855 и в обороне 1941-1942 годов? Почему так волнуют, так привлекают сердца советских юношей подвиги кругосветных путешественников Крузенштерна, Лисянского, Биллинсгаузена или Невельского, кто открыл проход между Сахалином и материком, или Павла Степановича Нахимова, кто не только бил, но и добил турецкий флот, или адмиралов Лазарева и Ушакова?

Почему так привлекают к себе молодые сердца подвиги тысяч и десятков тысяч безвестных для нас матросов, чьей отвагой и боевыми трудами вошли в бессмертие эти флотоводцы и командиры?

В свое время отставной лейтенант русского флота Станюкович в огромной мере ответил на эти вопросы. Писатель-реалист - он показал русских матросов и офицеров во всем их мужестве и бесстрашии, во всем чисто русском, неосознанном гуманизме, во всей чистоте прекрасной и честной души, во всей их самоотреченности и беззаветной любви к родному кораблю и к русскому флоту - в любви, рождающей крепчайшее морское товарищество, штормовое и боевое.

В темное и жестокое свое современье Станюкович осмелился сказать, что матрос - это человек. Все те прекрасные человеколюбивые передовые идеи, которыми жила душа этого скромного русского писателя и которые он пытался выражать в своих романах и повестях, приобрели звучание стократ более сильное, едва лишь его литературный талант обратился к флоту. Именно здесь писатель смог выразить все то прогрессивное, движущее вперед, что жило в нем долгие годы и определяло всю его деятельность.

Взаимодействие духовного направления писателя и великолепно знаемого им материала жизни совершилось именно тут.

Вот почему морские рассказы Станюковича жили и живут до сих пор среди самого широкого читательского круга. Дело совсем не в том, что, как считалось, писатель "нашел свою тему, обрел самого себя". Не "богатая жила", не случайный успех, а великая закономерность соответствия формы и содержания, сочетания идеи и опыта, соединения жизненных наблюдений и философских размышлений - вот что определяет долгую жизнь морских рассказов Станюковича.

* * *

В 1888 году закончился срок ссылки, и Станюкович получил возможность вернуться в столицу, к своим друзьям, к любимой работе в журнале. Ссылка не сломила его - он остался верен прежним идеалам, и не удивительно, что и в Москве и в Петербурге, где жил и работал писатель в девяностые годы, он сразу сблизился с передовой, демократической интеллигенцией. Он много пишет и печатает в лучших журналах - "Вестник Европы", "Русская мысль", "Северный вестник", "Русское богатство", а с 1892 года становится вторым редактором "Русского богатства", того самого журнала, куда перешло большинство сотрудников закрытых правительством "Отечественных записок". В эти годы Станюкович создает лучшие морские рассказы и повести - "Нянька", "Побег", "Грозный адмирал", "Беспокойный адмирал", "Вокруг света на "Коршуне" и многие другие и по-прежнему продолжает работать над "неморскими" произведениями. Это была счастливая полоса в жизни писателя - и как бы итогом ее явился справляемый литературной общественностью в декабре 1896 года юбилей Станюковича в связи с тридцатипятилетием его литературной деятельности.