Царские же холопы (Куликовы, Скуратовы и прочие) не преминули выступить с публичными заявлениями по поводу моего отъезда, в которых проскальзывала озлобленность от неудачи. Видимо, они были уверены, что добьют! Ан не вышло. К тому же и от хозяина нахлобучку получили.

Характерный штрих: когда ожидалось третье (и последнее для Госдумы) голосование по кандидатуре нового премьер-министра, тот же Гдлян подошел к Людмиле и со злобным удовлетворением сказал: "Если Думу распустят, мы тут же проведем у вас обыск, а затем и арест. - И напомнил: - В свое время ваш Собчак помешал мне стать Генеральным прокурором, теперь пришла пора рассчитаться". Когда злорадствуют ничтожества, всегда попирается закон и справедливость!

Глава 7

ПИСЬМО С. П., МОЕМУ СТАРОМУ

И ВЕРНОМУ ДРУГУ

Париж, май 1998 г.

Кафе "де ля Paix" - Гранд опера

Дорогой Сергей!

Эпистолярный жанр в общении со старыми друзьями (и передача писем с оказией) становится для меня с каждым днем все более привычным. Ты ведь знаешь, как я не любил раньше писать письма - ведь ни телефонная связь, ни официальные почтовые отправления в моем сегодняшнем положении не гарантируют безопасности ни моим письмам, ни моим собеседникам и адресатам. Прослушивание телефонов и беспардонное вскрытие моей корреспонденции на Родине безо всяких на то оснований прочно вошло в практику отечественных Шерлок Холмсов.

Страшно даже подумать, а не то что чувствовать, как ничтожества (для которых Берия и Сталин и сегодня являются идеалом) бессовестно вмешиваются в чужую жизнь и подслушивают самое сокровенное, что есть мне поведать моим родным и друзьям отсюда по обычным каналам связи.

Так что не обессудь, когда тебя потревожат передачей этого письма, посылаемого через надежного человека.

Как ты знаешь, моя жизнь с 1989 года не раз круто изменялась. Но теперешний этап, начавшийся в трагическом ноябре прошлого года, этап внезапной (и потому психологически особенно трудной) парижской эмиграции - он для меня самый трудный и мучительный во всей моей жизни! Прожив шестьдесят лет более или менее счастливой жизнью на Родине, я враз оказался перед необходимостью как будто заново начинать свою жизнь в условиях непостижимого для стороннего человека душевного разлада.

О Париже написано и сказано так много, что, кажется, трудно что-либо добавить. "Праздник, который всегда с тобой!", "Столица мира!", "Париж прекрасен всегда - в любое время года", "Увидеть Париж и умереть" - и самое удивительное, что все это сущая правда. Париж прекрасен и неповторим, когда ты приезжаешь сюда туристом, когда тебе заказана гостиница и тебя ждут экскурсии, театры, выставки да и просто наслаждение атмосферой этого великого города на берегах чудной Сены.

И совсем другое дело, когда ты оказываешься в роли его постоянного жителя, да к тому же в необычайно трудных обстоятельствах.

Сразу возникает тысяча проблем - и первая: где жить? Ты помнишь (а с какой досадой я вспоминаю!) выдумку бульварных журналистов о наличии у меня роскошного особняка на авеню Фош, самой дорогой улице Парижа. Но увы, ни особняка, ни даже небольшой квартиры! Поэтому пришлось поселиться сначала (после выхода из госпиталя), не поверишь, в двухзвездочной гостинице, где останавливаются в основном мелкие торговцы и наши братья славяне (югославы, поляки). Номер вообще-то был сносный, с душем (это отличает двухзвездочную гостиницу от трехзвездочной - там есть еще и ванна) и телефоном, мини-телевизором. Но даже в этой заштатной гостинице стоимость комнаты в сутки была 370 франков. Прикинув свой бюджет и решительно не зная, как долго мне еще предстоит жить в эмиграции, я посчитал слишком дорогой жизнь в такой гостинице. Поэтому вскоре я съехал оттуда.

Проблема, однако, была и остается по сей день: очень сложно отыскать приличную маленькую квартиру да еще с мебелью за такие деньги.

Предлагают в основном квартиры безо всякой мебели, одни стены. Но хлопотать еще и о самой насущной мебели и обстановке в моем возрасте и без знания французского языка не то, чтобы совсем разорительно, но морально и физически тяжело.

Кстати, замечу тебе, что моего знания английского здесь явно не хватает большинство французов английского не знают и знать не хотят. Они считают Францию центром мироздания и всей цивилизации, а потому принципиально хотят говорить только по-французски. Иностранцы же, по их глубокому убеждению, должны сами изучать французский, дабы приобщиться к их стране и культуре. Несмотря на известную долю снобизма, в этом есть и своя правда. Но, как ты понимаешь, мне теперь уже поздновато, хотя и необходимо осваивать французский - надеюсь, однако, на скорое возвращение в Россию, которое снимет эту проблему.

Но мир и Париж не без добрых людей, Один мой парижский друг - Владимир отвел мне комнату в своей квартире, где у меня есть все самое необходимое для работы и бытовой жизни - кровать, письменный стол, миниатюрная библиотека и шкаф. Вот в таких аскетичных условиях, мон шер ами, обитаю я сейчас в Париже. Так что проблему жилья, самую трудную, он временно помог мне решить. Хотя, будучи человеком тактичным, я не смею долго пользоваться его квартирой вскоре, вероятно, все-таки сниму отдельные апартаменты.

Париж хорош тем, что оставляет тебя в полном покое, дает тебе полную свободу жить так, как ты сам того пожелаешь. Здесь нет участковых милиционеров и омоновцев, справляющихся о твоей прописке. Здесь можно прожить на 1,5-2 тысячи франков в месяц, а можно за тот же месяц прожечь миллионы, как это делали богатые русские до революции и продолжают делать новые русские сейчас.

Ты можешь полностью погрузиться в ритм парижской культурной жизни: выставки, приемы, спектакли, экскурсии и просто встречи - здесь всего так много, что ни на что другое времени уже не остается. Тебе ли писать, как хорошо я знаком с культурой Франции, которой всегда восхищался.

А можно жить и так, как в глухой российской деревне: был бы письменный стол, табуретка, молоко и булка - и желание работать.

Жизнь здесь можно обустроить для передышки от дел, от суеты и политических дрязг. А можно - до предела заполнить той самой работой, которая из-за нехватки времени при обычном ходе вещей всегда откладывалась на потом, хотя порой является самой любимой и самой потаенной.

Что же до меня, то я здесь недавно завершил давно начатую рукопись книги "Путешествие из Ленинграда в Санкт-Петербург во времени и пространстве" рассказ об истории города и его сегодняшнем дне, о событиях последних переломных лет, а также о событиях конца прошлого - начала нашего века.

Хочу доложить тебе, что в Париже я отыскал великолепную эмигрантскую послереволюционную литературу, в том числе мемуары выдающихся деятелей февральской революции и "белого" движения. У нас дома эти вещи либо не публиковались вовсе, либо издавались весьма отрывочно и препарированно. Сопоставление взглядов и мнений, описаний важных исторических событий и их оценок, даваемых подчас с противоположных и даже взаимоисключающих позиций, дало мне богатейшую пищу для размышлений, позволило глубже понять логику и нюансы потрясших нашу страну событий.

В Париже я написал главы о февральской и октябрьской революциях 1917 года, а также еще главу "Монархический Петербург", всецело посвященную последнему нашему императору и гибели его семьи.

Я думаю, ты понимаешь, как больно мне здесь наблюдать за подготовкой церемонии похорон останков царской семьи в Петропавловском соборе Петербурга в этом июле, не имея ровным счетом никаких шансов не только поучаствовать в данном мероприятии, но даже высказать какие-то советы и идеи в надежде быть услышанным Госкомиссией. Я ведь был у истоков этого дела с самого начала работы Государственной комиссии по изучению и захоронению останков царской семьи. Как никто другой я понимаю историческое значение этого события для судеб нашей России - это и свидетельство уважения к прошлому России, ее тысячелетней монархической традиции, это покаяние и очищение народа за преступления, совершенные при коммунистическом режиме, это также и осуждение произвола, внесудебной расправы и тех гонений, которые наш народ пережил при большевиках.