Литмир - Электронная Библиотека
A
A

- Да человек просто так устроен, и все, - сонно сказал Степан Самойлович. - Зоя называла это... или что-то похожее... формами коллективного бессознательного. Или сознательного? В общем, мы думаем так, как... как мы думаем - просто не можем иначе! Что тут такого?..

- Интересная мысль, - засмеялся Юра. - Откуда, извини, она к тебе пришла? И почему ты решил, что с ней можно согласиться?..

- Не лез бы ты, Степа, со своим "бессознательным", - сказал Мишенька. - Это принято называть по-другому. То, что Юра пытается ответить на вопрос "почему?", а потом на вопрос "почему я спрашиваю почему?..." действительно, обычное свойство мышления. Такие свойства, Паша, Кант, например, "категориями" называет. Термин такой, его философы придумали. Юра, вот, страдает из-за того, что мыслит категориями. "Почему" - это категория причинности. Не бывает ничего, у чего причины бы не было. В общем, "категории" это как "архетипы"... А "нуминозное" - его философы любят называть "вещью в себе"...

- Да что мне с того, что это так называется! - заорал Юра. - Хоть жопой назови! Ты просто скажи мне - почему я пытаюсь понять "почему"?!! Почему все это?! Ну!..

Мишенька только ухмыльнулся и пожал плечами.

Юра обвел всех взглядом, помолчал, потом, уже спокойно, спросил:

- Вот, например, появился передо мной очередной абсурднейший образ: стоит красивая, простая-простая такая, девушка Лариса. С руками. С ногами. Слушает внимательно... А почему?!

Лариса, уже с минуту тихонько стоявшая в дверях, засмеялась:

- Густав Майринк, "Ангел Западного Окна", цитата: "И вновь возобладало во мне желание поиронизировать над этим застольным философствованием, национальной болезнью русских..." - извините...

Подмигнув Юре, она убежала - ее опять хором звали Костя и Илья.

Юра пожал плечами. Степан Самойлович, сидевший низко свесив голову, вдруг пробормотал что-то, почмокал губами. "Сейчас у него упадут очки. Ну и упадут... А может - и не упадут. Может они на веревочке".

Мишенька стал разливать водку. Она почему-то не лилась.

- Извини, - сказал Паша. - Мне кажется, что в бутылке уже ничего нет. Так и оказалось. Все, кроме Степана Самойловича, встали и осторожно, хватаясь, чтобы не упасть, за стены и мебель, двинулись в комнату.

В полутемном коридоре у вешалки стояла Лена, держась одной рукой за рукав своего плаща и бессмысленно глядя куда-то в угол, на сваленную кучей обувь.

- Лена пришла! - радостно закричал Паша.

- Она уже приходила, - поправил его Мишенька. - Раньше!

Юра хотел спросить Лену, что опять стряслось, почему она такая хмурая, но она вдруг, закрыв лицо руками, убежала в ванную и заперла дверь изнутри.

В комнате было теперь совсем темно, торшер выключили, только в своем углу сидели Лариса, Костя и Илья - в мерцающем свете пустого телевизионного экрана они, почти касаясь друг друга лбами, разглядывали что-то на полу. И вдруг - захохотали. Илья просто завыл от смеха, Костя повалился на спину и задрыгал ногами.

Ни Зои, ни Сережи, конечно же, в комнате не было.

Не было больше и водки.

Мишенька лег на диван. Паша, опрокинув что-то на столе, втиснулся в кресло. Юра, сев в ногах Мишеньки, закрыл глаза. Теперь, с закрытыми глазами, начал медленно вращаться он сам - на этот раз уже в другую сторону, по часовой стрелке.

- Кошмар, - испуганно вскрикнул вдруг Паша.

Помолчав, объяснил дрожащим голосом: - Совсем вдруг страшно стало: помните, я говорил, что мои родители - на самом-то деле совсем чужие люди, взявшие меня из роддома. Но ведь как они могли узнать тогда, кого им брать? Все младенцы - они же на одно лицо. Они запросто могли перепутать... Вдруг они взяли не меня? А я - так и остался там!..

- А еще - знаешь, что может быть? - вяло, не открывая глаз, спросил Мишенька. - Вдруг твой папа - сексуальный маньяк, страшнее Чикатило... Его дети ведь тоже ни о чем не догадывались. И вот твой папа сейчас, ночью...

- Баррикады на улицах Сараево. - громко крикнул Костя, они втроем опять, совершенно по-идиотски, захохотали.

"Дерьмо", - мысленно произнес Юра. Ни о чем, так, вообще. Абстрактно. "Дерь-мо. Мо-дерь... Дерь-модерь-модерь..."

Вошла заплаканная Лена, включила показавшийся после темноты ослепительным свет, нашла под креслом свою сумочку: - Я пошла, - мрачно сказала она. - Опять... дела дома. Извините... - у нее дрожали губы. Она выбежала из комнаты, хлопнула входная дверь.

Освещенная комната показалась огромной. Откинувшись на спинку дивана, Юра медленно переводил взгляд с предмета на предмет. Всюду торчали цветы ("Оранжевые, как те орхидеи. Которые теперь - неизвестно где..."), прямо напротив - полка с большими яркими книгами. "TOLOUSE-LAUTREC" - прочел Юра большущую надпись на корешке. На французском. Вспомнил, что Зоя собирается уезжать, страшно выругался про себя. Потом поглядел немного на вазочку с недоеденными грибочками. Отвел глаза и увидел свой потерянный дипломат. Вернее - просто точно такой же, Зоин.

"Театр абсурда! Страшный театр абсурда... Всюду вокруг". Опять захотелось плакать.

- Из гарнизона не уйдем, заявили офицеры в Латвии! - опять заорал Костя. И опять - взрыв отвратительного, животного хохота. "Все потихоньку сходят с ума..." Паша и Мишенька даже не пошевелились. Мишенька только пробормотал что-то во сне.

"И ужас этого абсурда невыразим, - закрыв глаза, думал Юра, поглаживая рукой дипломат. - Это так страшно, что никакие слова не подойдут. Какими словами можно выразить, что... что..."

- Инфляция ищет новые жертвы! - простонал, корчась от смеха Костя. Лариса - уже только тихонько повизгивала...

"Существует ли Бог? Что обозначается этим словом?.. И почему он тогда... такой?" - попробовал, блуждая взглядом по комнате, подобрать слова Юра. Слова показались ему не менее неприятными, чем и все вокруг. "Существует. Ли. Бог. Бог. Существует. Ли". Каждое слово звучало как-то мерзко. "Бох!.. Бох!.. Су-сче-ству-етт... Ли-и-и..." Юра опять закрыл глаза.

"Разве это я закрыл глаза? Мои веки состоят из белка, воды, еще чего-то такого. Все электрончики и протончики носятся по своим орбиткам, каждый по каким-то своим законам. Теперь переместились по своим траекториям в другое место. Разве это я сделал?" Он опять открыл и закрыл глаза. "А даже если сказать, что я: что от этого изменится?"

29
{"b":"41017","o":1}