Он шел с ней по улице, сидел с ней в театре, видел то, что видела она, думал ее мыслями, говорил ее словами. Оно было удивительным, такое слияние; он хотел одернуть себя, смести магию уговора, он сердито так и определил про себя действие ее слов – уговор. «Смешно, – сказал он себе с досадой, – я же другой, я просто не способен жить чувствами женщины, не говоря уж о том, чтобы жить ее, Агнессы, чувствами». Протест этот возник, когда она заговорила о Роберте. Он не был для нее тем Рориком, какого видели они все, – увалень, скромник, тихоня, во всем до того примерный, что тошно становится. Он был хороший, внимательный, отзывчивый, даже красивый, лучшего и желать нельзя, таким она навязывала его Генриху. Он не знал его таким, но должен был верить ей, если хотел ее понять. Влюбленная девушка, все ясно, попробовал он объяснить себе ее отношение, но не было ясно главное – почему ее любовь так слепа. Агнесса была умна, среди астроархеологов считалась крупной специалисткой; это была профессия, особенно развивающая критические способности, – по одной косточке, по отпечатку лапы нужно было воссоздать облик и поведение давно вымершего существа, – как могла Агнесса так ошибаться в близком человеке, которого воспринимала не по внешнему облику, не по отпечатку ног на земле, даже не по льстивым словам, а по делам, по всей его жизни в течение многих лет знакомства?

Рой молча кивал, ему все было понятно, он не собирался вступать в спор. «Ладно, – вяло думал Генрих, – верь во все, что она скажет, потом мы с Арманом опровергнем твою веру в каждом пункте». Он начинал утрачивать интерес к объяснениям Агнессы. Они уводили в сторону от реальности, так он их воспринимал. Они не разъясняли, а запутывали.

– Роберт сказал, что пригласит на нашу свадьбу Томсона, – говорила Агнесса. – Мне было все равно, я ведь его не знала. Роберт решил познакомить нас заранее, чтобы для меня в этот день не было чужих. Я очень жалею, что согласилась: может быть, все было бы лучше, если бы не было этого знакомства и свадьба состоялась без гостей, мы ведь могли бы и уехать в свадебное путешествие на другие планеты, я часто улетала на Марс, на Плутон… Томсон мне не понравился: некрасивый, маленький, такой быстрый, на месте не усидит, все разговаривает – интересно, конечно, но только о своих работах. Нет, он показался мне утомительным, я устала от его разговоров.

– Вы сказали Роберту о впечатлении, произведенном на вас Томсоном? – спросил Рой.

– Да. Мы друг от друга ничего не скрывали. Томсону я тоже сказала, что он мне не нравится. Это было позже, когда он влюбился. Впрочем, он влюбился сразу, с первой встречи, так он всегда говорил. Я сказала ему, что он мне неприятен, он клялся тогда, что без меня ему жизнь не в жизнь, я ответила, что он поступает плохо по отношению к своему помощнику, что это возмущает меня, что все в нем возмущает меня.

– Он оставил мысль завоевать вас после такого отпора?

– Нет, он вообще не был способен отступаться. Если вы его знаете… Он считал, что для больших желаний не существует ничего непреодолимого. Он сказал: Агнесса, хотите, ударю себя ножом в грудь, чтобы увидели мою кровь, кипящую страстью к вам, она будет пениться от любви, вам понравится…

– Вы, конечно, посмеялись и протянули ему ножик?

– Я испугалась. Нет, вы не знаете Томсона! Один Роберт понимал его, потом и я стала… Роберт говорил, что Томсон сделает все, что обещает, абсолютно все, он такой, раньше все взвесит, а потом пообещает. Если бы я дала ему нож, он ударил бы себя, Роберт тоже так считал и хвалил меня за осторожность.

– Странные у Томсона создались взаимоотношения с помощником.

– Его не останавливало, что есть Роберт. Он говорил, что Роберт влюбился в меня, потому что я появилась в поле зрения, а не было бы меня, спокойно женился бы на другой. А он остался бы навек одиноким, если бы не встретил меня, я та часть его души, которой ему единственно недостает, одна среди миллионов, среди миллиардов… Он умел говорить!

– Чем же кончились ваши странные отношения?

– Он пришел как-то вечером. Я сказала, что буду женой Роберта, так я обещала и выполню обещание. Томсон поклялся, что уговорит Роберта отступиться. Я показала на дверь. Я сказала, что дверь моей комнаты навеки закрыта для него.

– Он рассердился?

– Он со смехом закричал: «А стены? Неужели вы их тоже замкнете от моей любви? А что значит для нее какой-то камень? Стены раздвинутся, только их коснется моя любовь!»

– Объяснение в духе развязных пареньков двадцатого века.

– Ох, как мне хотелось ударить его! Я сказала, что проучу его. «Хвастун, пустомеля, идите сквозь стены, – сказала я, – проскользните сквозь камень, сквозь вот эту стену, наружную». Я ткнула в нее рукой. Ох, какая я была безумная!.. Никогда не прощу себе!

– Ты плохо слушаешь, Генрих, – тихо сказал Рой и снова обратился к Агнессе: – Томсон продолжал дразнить вас? Я очень уважаю его научный талант, может быть даже гений, но в обыденной жизни он вел себя не очень заботясь о такте.

Агнесса прикрыла веки, по щеке скатилась слеза. Рой замолчал. Прошла долгая минута, прежде чем Агнесса снова заговорила:

– Он уже не хохотал, когда я осыпала его насмешками, он страшно побледнел… У него срывался голос и так блестели глаза… Он медленно сказал: «Значит, договариваемся: я проскользну к вам сквозь стену, чтобы вы уверились в силе моей любви, но тогда и вы скажете, что любите меня, и согласитесь быть моей женой». Я крикнула: «Во всяком случае, я скажу это не раньше, чем вы превратитесь в призрак, для которого стены не преграды, а теперь уходите!» Он быстро ушел.

Рой обменялся с братом взглядом.

– И он осуществил обещанное? Сколько понимаю, именно проникновение сквозь стену мы видели в записи вашего бреда?

– Я не знаю, о чем я бредила и что вы открыли в записи, – устало сказала Агнесса. – Прошло около месяца, я его все это время не видела, Роберта тоже, он был занят в лаборатории. Он очень огорчился, когда я рассказала о последней встрече с Томсоном. Роберт молчал и грустно качал головой… Я тогда не понимала…

– Томсон проник к вам в день своей гибели?

– Да, он выпрыгнул из картины. Я страшно перепугалась.

– Можно себе представить! Он засмеялся, упал на колени, протянул к вам руки – так запечатлелось в вашем бреде.

– Да. Еще он сказал: «У меня две минуты, иначе я погибну! Скажи: люблю!»

– Что сделали вы?

– Уже не помню. Кажется, подтолкнула его обратно к стене… Да, так это было. Я умоляла скорее уйти. А он твердил, что погибнет, если я не потороплюсь с ответом, и что без признания в любви не уйдет. И тут я услышала крик Роберта…

– Он тоже появился в комнате?

– Нет, нет! Он кричал на Томсона, он зазвучал из него, изнутри. Это было непостижимо! Я смотрела на Томсона. Он вдруг замолчал, а в нем раздавался отчаянный крик Роберта: «Возвращайтесь, ресурсы выработаны! Скорей! Скорей!»

– Что произошло потом?

– Томсон крикнул Роберту: «Не паникуй, еще половина осталась! Держи меня в луче, держи в луче», а мне быстро сказал: «Еще минута вашего молчания – и меня не станет!» И тогда я…

– И тогда вы?..

– Да. Я обняла его, крикнула: «Люблю! Люблю!» Он в ту же секунду пропал в стене. И в ту же секунду… нет, в то же мгновение… Это было так ужасно!

– Успокойтесь, Агнесса. К сожалению, прошлого не поправить. Если вам тяжело, не говорите.

– Я хочу досказать. Я услышала одновременно два крика, они были такие…

– Пронзительные? Отчаянные?..

– Нет… Хуже всего, что можно вообразить! Они были совершенно одинаковые. Но я знала, что кричали оба, Роберт и Томсон, только кричали одинаковыми голосами! Абсолютно, абсолютно неразличимыми… И я поняла, что оба погибли! Больше ничего не помню!

– Вам уже известно, что Роберт будет жить? – сказал Рой после краткого молчания. – Правда, ему долго придется лечиться.

Агнесса ничего не ответила, по щеке ее поползла слеза.

Рой долго молчал, когда они вышли из больницы, и Генрих не мешал ему размышлять.