А хариусы плывут в своём брачном наряде всё выше и выше. На перекатах ползут на брюхе, перепрыгивают через водопады.
Всё выше и выше, чтобы выметать икринки в чистую воду среди горных снегов.
ПЫЖИКИ
Днём олени бродят вокруг чума, ждут вечера. Вечером они убегут на всю ночь поближе к горам, где растёт много белого мха - ягеля. Ночью там настоящий мороз, и на рассвете можно полизать иней на камнях.
Взрослые олени бродят вокруг чума, а пыжики бегают к ручью.
Один пыжик встал посреди ручья и замер. Ушки кверху, стоит, вслушивается в тишину.
Ветер налетел, скрипнула ветка на кедре. Пыжик бросился бежать и исчез в карликовых берёзках, только рожки-огарки мелькнули.
Подошёл другой пыжик, напился, поднял голову и тоже замер, вода капает с мордочки.
Я хлопнул в ладоши, он прыгнул через ручей - да прямо в воду: ножки у него ещё слабые, не может допрыгнуть до берега.
Вечером около чума пыжики меня совсем не боятся. Подойдут и руки лижут - просят соли.
Днём к пыжикам не подойдёшь. Они бегают, бодаются, прыгают через ручей, тревожно следят за пролетающим вороном.
Пыжики играют в диких оленей, они готовятся стать взрослыми.
БЕЛЫЙ ПЫЖИК
Наступила осень.
Однажды ночью подул ветер со снегом, и утром солнце хотя и растопило снег, но листики на карликовых берёзках покраснели.
К вечеру пыжиков привязали к брёвнам, а днём они гуляли с уздечкой монгуем. На мордочку надевается кольцо из дерева, в кольце торчит палочка из оленьего рога, и за палочку привязывают переднюю ногу пыжика - на трёх ногах он далеко не убежит.
Каждый день мы пересчитывали пыжиков, но всё равно не уследили. Ночью белый пыжик отвязался от бревна и убежал за взрослыми оленями в тайгу, за грибами. Олени очень любят грибы. Медведи знают это и подкарауливают их ночью на тропах.
Утром мы с Чоду зарядили ружья пулями и пошли разыскивать белого пыжика.
В тайге было много звериных троп. Маралы и косули протоптали из чащи широкую тропу к водопою и на солонцы под кедром, где земля солёная.
Мы нашли узкую заячью тропку. Она привела нас из чащи на поляну, где трава была зелёная и росли заячья капуста и молодые осинки. Но нигде не было следов от маленьких копыт белого пыжика. Только маральи следы да лосиные, а поверх них медвежьи, с глубокими дырками от когтей.
По маральей тропе мы пошли в горы. По сторонам от тропы валялись вывороченные камни. Это медведи разрывали бурундучьи норы, чтоб добраться до их запасов, и выбрасывали камни вместе с землёй. На одной лиственнице вся кора была содрана медвежьими когтями.
Чоду сказал, что медведи это дерево знают и всегда меряются, кто выше обдерёт кору зубами или когтями. И если медведь не достанет до самой высокой метки, он поскорей уходит из этой тайги: он знает, что есть медведь ещё больше его, которому он мешает охотиться.
Я спросил Чоду, почему медведи на лиственнице меряются, а не на кедре - ведь в горах больше кедров.
Чоду сказал, что у лиственницы кора мягче.
Я посмотрел на самую верхнюю метку и сказал Чоду, что надо поскорее найти пыжика.
В горах очень тихо. Чоду всё время кричал:
- О-оо-оо!
Так зовут оленей, когда дают им соль. Но пыжика нигде не было.
Мы хотели уже возвращаться, как вдруг услышали: где-то далеко закричал ворон. Над нами пролетел к нему второй - только слышно, как крылья шумят в воздухе.
Мы пошли в ту сторону и увидели огромные стволы мёртвых кедров: они лежали друг на друге, старые и почерневшие. Кедры росли высоко на вершине горы, вцепившись корнями в землю, и во время бури валились вниз с кручи. Это было кладбище кедров.
Три ворона сидели на чёрных ветках. Мы спугнули их и стали перелезать через стволы.
В буреломе мы увидели белого пыжика. На мордочке у него болтался обрывок уздечки.
Мы спустились вниз с гор. Чоду нёс на руках пыжика и рассказывал, что, если б мы опоздали, на крик воронов пришёл бы медведь.
Чоду рассказывал, как много надо знать белому пыжику, чтобы стать взрослым оленем. Надо не бояться, когда рябчики с треском выпорхнут из-под копыт. Потом белый пыжик научится узнавать под глубоким снегом родник и будет обходить его. И ещё приучится к выстрелам, потому что, когда с медведем встретишься, надо стрелять с оленя.
Только никогда, сказал Чоду, олень не приучится к совиному крику в темноте, да и не нужно. Олени боятся совиного крика, поэтому, когда олени разбредутся по тайге, стоит закричать, как сова, - ууух! - и всё стадо соберётся вместе.
Снег утром таял всё медленней, и жена Чоду стала готовить вьючные сумки из камуса. Камус - это кожа с лосиных ног. Она не боится ни дождя, ни снега. Капли воды скатываются по лосиной шерсти вниз, и сумки всегда сухие.
Оленей собирались перегонять ближе к посёлку. Скоро наступит настоящая зима, и охотники верхом на оленях пойдут в тайгу за белкой и соболем.
Я простился с женой Чоду. Белая собака долго бежала за нами: никак не хотела расставаться.
По дороге, когда я видел красивую долину или озеро, то представлял себе в этой долине или на берегах озера оленей: как они щиплют мох, вскидывают головы, прислушиваются...
По реке, через которую мы переправлялись, плыли белые льдинки, и я представил, как стадо оленей переплывает через реку и только головы и огромные рога, как кусты, плывут среди белых льдин.
Чоду мне подарил уздечку белого пыжика. Она сплетена из конского волоса. И когда я писал про оленей, уздечка лежала передо мной на столе.
М Е Н Д У М Е
ОЗЕРО ЩИ
Бродил я по Тувинской тайге и однажды взобрался на высокую гору и посмотрел вокруг. Верхушки деревьев волнуются. Тёплый ветерок вместе с криками птиц принёс издалека запах лесного пожара. С другой стороны холодный ветерок налетел. Посмотрел я туда - озеро таёжное блестит на солнце. Всмотрелся получше и заметил столбик белого дыма. Значит, кто-то там живёт.
Спустился я с горы и стал пробираться к озеру.
Когда добрался, увидел: на берегу стоит совсем не избушка, и не домик, и не шалашик, а чум из красной коры лиственницы. На солнце чум блестит от смоляных капелек.
В чуме горит костёр и сидит старик, курит трубку.
Поздоровался я с ним и тоже сел у костра. Старик дал мне покурить свою трубку.
Кисет у него сделан из целой соболиной шкурки.
Глаза и рот у соболя зашиты чёрными нитками, чтоб не высыпался табак.
Старика этого зовут Мендумё. Он тувинец.
Я спросил у Мендуме, почему кисет у него из соболя.
- В тайге от дождя весь вымокнешь, а табак всегда сухой!
Потом Мендуме рассказал мне, что всю жизнь он в тайге прожил, а озеро по-тувински называется Мюнь. По-русски значит озеро Щи.
Я не стал его расспрашивать. Оставил ружьё в чуме и пошёл по берегу озера.
Травы водяные переплелись так, что рыбам плавать не дают, щуки всё время выпрыгивают из воды.
Водяные курочки - лысухи - по озеру бегают. Лапки у них не проваливаются - водяная трава держит.
Смотрю: в одном месте лист кувшинки чуть-чуть приподнялся. Из-под листа лысушонок выскочил и побежал по воде. Лапки у него ещё маленькие, запутались в траве. Я в воду залез, хотел его освободить, а он как закричит! От его крика всё озеро сразу проснулось.
Из камышей утки взлетели.
На середину озера выплыла чомга с чомгоятами.
Это такая птица с оранжевым воротником и рожками на голове. Чомгоята у неё на спине сидят, прижались друг к другу. Маленькие ещё, плавать, наверное, не умеют.
Увидела меня чомга, схватила чомгоят под крылья и нырнула на дно, только дорожка пузырьков запрыгала по воде.
Я стал ждать, когда она вынырнет. Долго ждал, а чомги всё нет. Я испугался. Вернулся поскорее в чум и стал рассказывать Мендуме, как чомга утопилась вместе с чомгоятами.
Мендуме засмеялся:
- Она давно в камышах вынырнула и уплыла на другой конец озера!
Я тогда успокоился и стал вспоминать, сколько на озере птиц, рыб и трав водяных видел. И понял, почему озеро это называется Щи.