И сразу раздался второй звонок.
Звонил дежурный. Он сообщал последние новости:
- Генерал Скубилин присылал на вокзал своего человека. Толькотолько спровадил...
- И чего он?!
- Не знаю. Чегото выспрашивал насчет старшего инспектора МВД. Я и не слыхал такого...
- Может Черныха?
- Точно.
- И что там?
Дежурный почувствовал интерес, припомнил:
- Пристал: "Был ли ночью Черных на вокзале?"
- И что ты?
- "Не видел, не знаю!"
Игумнов чувствовал непонятную пока чужую интригу. Он машинально коснулся кармана, в котором лежали компроматы на Черныха - министерское планзадание, заведомо ложное заявление о придуманном разбое, расписка о получении удостоверения...
Все это следовало обдумать.
"Но не сейчас..."
- Мне никто не звонил?
- Звонили Качану. С линии. Но это без меня...
- А в связи с чем? Кто?
- Ничего не знаю. Может перезвонят...
- Может... - Игумнов почувствовал досаду.
"Закон подлости... Снова звонок Качану. Снова с линии. Неизвестно чей, неизвестно о чем. И этот тоже исчез в сливе..."
- Из Домодедова было что-нибудь?.
- Да. Они уточнили приметы...
- Нашлись свидетели?
- Преступник угрожал пистолетом Кириллычу. Бывшему нашему начальнику службы. Ты его помнишь. Он сейчас уборщиком...
- А приметы?
- Не ахти! За сорок, среднего роста. В пальто. Уголовник. В глаза не смотрит... Домодедовцы задействовали план "Перехват". У нас весь наряд уже в
курсе. Закрыли платформы прибытия. Метро...
- Что за пистолет у него был ?
- Кириллыч видел близко. "Макаров"...
Игумнов достал сигареты. Дежурный только то, о чем ему звонил советник генерала Ткачука. Мосул Авье либо со своим сообщением о двоих б е з к э п и уехавших в электричке, что-то либо напутал, либо обманул.
"Пистолет попал в руки кого-то из участников разборки. И тот пустил его в дело..."
В этом случае в действиях Качана был состав преступления:
"Небрежное хранение, создавшее условия для использования
другим лицом, если это повлекло тяжкие последствия..."
При таком раскладе, даже если пистолет найдется до утра, просто так поставить его на место, в пирамиду, уже не придется.
Дежурный мягко продолжил без перехода:
- Слушай, Игумнов...
Его занимало другое, близко касавшееся, - он потому и звонил Игумнову каждые несколько минут.
- Скоро мне передавать суточную сводку. Не забыл?
- Все будет. - Игумнов думал об этом не меньше, чем он сам.
- Да, Игумнов! Еще тебе звонила т в о я...
Речь зашла о Ксении.
- Она будет ждать в проходной на заводе. Ты в курсе?
- Знаю...
"Витенькины поминки..."
Игумнов посмотрел на часы.
Ночь закончилась. А с ней и погоня, и версии. Преследовать было некого.
"Все свободны. "Следствие закончено: забудьте... "
Почти не менявшаяся с годами, витькина мама - грубо размалеванная
крупная блеклая женщина в пестром платье, с тонкими палкаминогами
была уже на взводе. Душе ее хотелось плакать, а хмель привычно тянул на
средину - то ли дробить, то ли петь...
Ксения опаздывала.
- Пейтеешьте, гости дорогие...
Как Игумнов и предполагал, за столом собралась разношерстная компания. Вахтершасменщица, дежурный электрик. Охранник из соседней проходной. К утру, как обычно, заехали несколько патрульных ментовских экипажей - молодые парни, постоянные ночные гости заводских проходных.
У сторожей и вахтеров для них наготове всегда был горячий чаек и продавленное кресло, чтобы подремать...
- Царствие ему небесное...
Игумнов выпил, не чокаясь.
По дороге они завезли Цуканова с африканцем в Склиф и там оставили.
Пока его заместитель объяснялся с токситологом , он и Качан прошли к знакомому врачу. Тот зарегистрировал их в реестре обратившихся в Институт Скорой помощи имени Склифосовского и прошедших тест. Теперь у обоих на руках были официальные справки. В них оба они значились абсолютно трезвыми.
Игумнов знал порядок: утром первым делом начнут с их проверки на наличие алкоголя ...
- Пусть Земля будет ему пухом...
Из помнивших Витьку приехал только он и еще Качан.
Да и кто, кроме них, знал, кто он был, Витька, на самом деле...
Для соседей - блатняк, ворина. Сидел за кражи, что совершал попьянке. Освобождался всегда "по половинкам"за примерное поведение.
Так все выглядело со стороны.
В действительности, с тех пор, как Игумнов положил на него глаз, Витька давно уже резко изменил жизненный маршрут.
Помогал ментам.
Валялся на нарах в КПЗ, а потом в ИВаСи, вслушивался, хитрил. Менты
ставили перед ним серьезные задания. "Установить, куда выбросили п у ш к у, кому сдали темное..."Витька жил с чужими документами, неделями г н и л
в притонах, ставил на карту жизнь...
Свой грех перед обществом, если такой действительно был тяжелее, чем вина общества перед малолеткой, он давно искупил.
С Витькиной помощью менты размотали десятки нераскрытых убийств,
разбоев, изнасилований, давно списанных в архив, признанных прокуратурой заведомо бесперспективными...
"Источнику стало известно... - писал он. - о том, что убийство на перроне совершил имярек..."
"Безымянный источник"!
В конце листа псевдоним - фамилия, взятая в кавычки.
Вот только похоронили его под настоящим именем, в точности неизвестным, никому, кроме матери и нескольких старших оперов, знавших его личное дело. Да еще жене, к у р в е, которая его бросила, не выдержав их сумасшедшей жизни.
"Источник". Жил и не жил...
Игумнову стало тоскливо.
"В вечной командировке. Без биографии. В папке под грифом "совершенно секретно"...
Без друзей, всегда один. Приговоренный к смерти строгим законом Тюрьмы. Вынужденный молчальник, пивший в одиночку в четырех стенах, запершись на ключ; обходивший стороной всех, чтобы не быть случайно опознанным; неотблагодаренный ни одним из потерпевших - для которых старался.
"А что дальше?!"
Жизнь, как шла так и идет.
Вместо раскрытых Витькой убийств и разбоев давно уже совершены новые. В сейфах полно таких же "висяков". И те братки, кого Витька сдал, давно уж либо полегли в непрекращающихся воровских разборках, либо отсидели срока и снова подсели поновой...
