И он не был сильно верующим. Он об этом как-то вообще не думал, хотя сына своего - крестил. И крест носил - и даже не грузно-золотой, на цепи, на пузе поверх одежды, а обычный, нательный, который ему мама дала со всякими словами, - их Костев стеснялся вспоминать.
Но читать отходную над псом и хоронить его он не захотел.
Он медленно снял с себя хламиду, положил поверх книгу.
- Подумай! - сказал хозяин.
- А пошeл бы ты! - равнодушно ответил ему Костев. И это слышали и видели все.
Через два дня у его машины на полной скорости отлетели одновременно левое переднее и правое заднее колeса...
И одним жлобом на свете стало меньше, хотя, может, он перед смертью перестал быть жлобом? Ведь не позволил же унизить свою честь и свою гордость!
Но - не будем обольщаться. Жлоб в первую очередь собственник. Поэтому для Костева его честь и гордость были понятиями не нравственными, а материальными: МОЯ честь, МОЯ гордость. А СВОЕГО у себя ни один жлоб отнять не позволит - даже ценой собственной жизни. Известен в наших местах случай, когда в зоопарке дочка жлоба сорвала с папы дорогие часы и бросила в клетку африканского льва. Жлоб одним ударом кулака сшиб замок с клетки, вошeл - и был за минуту растерзан и съеден львом. Не потому, что лев осерчал на такую наглость, нет, он тоже по-жлобски рассуждал: ХОЧЕТСЯ съесть, НАДО съесть - и съел. А хорошо это или плохо - дикая природа таких дурацких вопросов не знает...
З. ЗАЙКА
О женщинах или хорошо - или ничего, любил говаривать покойный Илья Фeдорович Глюкин (см. очерк "ирник"). Но из всех типов российских оригиналов на букву "З" (Заушник, Злыдень-доброжелатель, Зиждитель и т.п.) тип Зайки оказался если не самым оригинальным, то самым преходящим: он на наших глазах возник, на наших глазах расцвeл - и на наших же глазах канул в небытие в течение двух-трeх лет.
Поскольку энциклопедия эта адресована в значительной степени потомкам, придeтся объяснить происхождение этого типа, затрагивая вещи совсем для них незнакомые.
В конце 20-го века, уважаемые потомки, когда существовала такая архаичная вещь, как телевидение, и не всякий имел возможность свои таланты в любом виде творчества сам оформить, сам растиражировать - и предложить на всеобщее обозрение, чтобы люди выбрали добровольно, что им нравится, было странное явление: шоу-бизнес. Деятели этого шоу-бизнеса делали деньги... То есть не в прямом смысле делали: печатали там или чеканили... Деньги-то, кстати, помните, что такое? Это - эквивалент товара. А товар... Тьфу ты, пропасть! В общем, если что неясно - смотрите в других энциклопедиях. Итак, деятели шоу-бизнеса делали деньги, делая звeзд. Не звeзды делая и запуская в небо, чем занимаются, играючи, ваши детки, балуясь в саду с самодельными ракетными установками, а звeзд, людей, которые... Ну, как бы это вам... В общем, в них вкладывали деньги... То есть не в рот, конечно, засовывали или в другое место... В общем, допустим, человек поeт. Иногда ещe и приплясывает. И вот, чем больше на него потратишь денег, тем больше он в ответ денег принесeт за счeт популярности. Как это происходит? Не знаю! Хоть и современник, а объяснить толком - не могу. Итак, в него вкладывают, он приносит прибыль . Он может и сам в себя вложить. Наличие голоса, конечно, желательно, но не обязательно.
Звезду раскручивают... Ну, то есть... Нет, повторяю, космос тут ни при чeм. В общем, звезда становится популярной. Бывало, одну песню споeт, один раз спляшет - и уже звезда. В телевизоре он, на обложках журналов он. На стадионах выступает - и народ сходится только для того, чтобы посмотреть, потому что слушать на стадионах невозможно. Зачем посмотреть? Ну, живой же! Не было ведь системы дубль-телепортации, когда ты можешь вызвать абсолютного двойника любого человека и посидеть с ним за рюмкой того, чего вы там пьeте, в своeм 22-м или в 23-м веке (если вы, конечно, живы ещe)...
Нет, мы запутаемся так. Давайте к сути.
Суть такова, что во времена звeзд существовал феномен шлягера. То есть какую-нибудь песню какой-нибудь звезды начинают по всем каналам телевидения и радио транслировать по тридцать раз на дню. Естественно, народ запоминает и начинает подпевать. Но этот феномен - половина феномена. Смотрите, что иногда случалось, какие перемены в обществе возникали!
Итак, жил-был в конце 20-го века эстрадный певец, имя которого вам ничего не скажет. Назовeм его условно Ф. П. Из звeзд, если судить по их же меркам, может, и не самый худший. И написали ему однажды песню "Зайка моя". Авторов никто не помнит уже сейчас, так что я вам их даже под условными именами назвать не могу. Текст песни был, как того требовала современная эстрада, абсолютно дебильным, с постоянным повтором припевчика: "Зайка моя".
Но вот непредсказуемость влияния искусства!
Этот припевчик породил целое явление, породил тип и характер!
Такое бывало уже. Например, писатель 19-го века Тургенев придумал героя по фамилии Базаров и придумал, что он - нигилист. До этого не было настоящих нигилистов, а после выхода книги - появились!
Так и здесь.
Песня звенела с утра до ночи во всех ушах.
"Зайка моя!" - обращались мужья к жeнам - с иронией, конечно.
"Зайка моя!" - обращались влюблeнные юноши к возлюбленным девушкам нежно.
"Зайка моя!" - обращался начальник к секретарше. (Что такое "начальник" и "секретарша" - см. "Росийская историческая должностная энциклопедия", тома 18 и 35).
Но это было только начало. На "заек" откликались, положим, все дамы, хоть и с разной реакцией. Но огромное количество женщин почувствовали себя зайками в полной мере! Они почувствовали своe единство. Они стали признавать друг друга на улицах. Их признали и остальные. Это был фурор и триумф заек.
Что же это был за тип?
К моменту появления песни, это была женщина лет около пятидесяти со следами красоты на лице (независимо от того, имелась ли у них вообще когда-то красота на упомянутом органе тела). Это была женщина, нервная в быту (быт - это обеспечение домашнего хозяйства; домашнее хозяйство - это... но не будем отвлекаться), исполнительная на работе, имеющая бестолкового увальня-мужа, капризных детей, слушающихся, однако, маму чуть больше, чем паразита-отца. Ходила она в белых кружевных кофточках, в шерстяных платьях или костюмах, обожала блузки и свитерочки с нашитыми крупными розанами. Раз в месяц, посмотрев на себя в зеркало, она садилась на диету (диета - это не такое особое кресло, в которое садятся, а... впрочем, долго объяснять), но тут обязательно наступал какой-нибудь праздник. Она начинала жарить-парить, имея репутацию прекрасной кулинарки и гордясь ею, гости наедались и напивались, она, размягчeнная, тоже позволяла себе - и начинала краснеть личиком, петь задушевные песни, а потом обильно и горько плакать неизвестно отчего, но, поплакав, утирала слeзы, улыбалась и упрашивала гостей кушать и выпивать дальше.
Но всe чаще звучала песня о зайке - и всe выше и взволнованней вздымалась грудь такой женщины. Чутьeм своим женским она поняла: еe час пробил! Потому что по неизвестным причинам никому так не шло ласковое прозвище "зайка моя", как ей, женщине приятной полноты, в последнем периоде последней молодости (в наше время у женщин несколько молодостей бывало, вам, следующим естественным графикам природы, этого не понять), - и не только она почувствовала это, но и другие!
Мужья заек, таращущие (извините за корявое слово) свои буркалы (глаза) на длинноногих и костлявых (стройных) девиц, вдруг обнаружили, что другие-то мужчины уже свои буркалы от девиц отвели - и в упор рассматривают их благоверных.
- Зайка моя! - спохватывался торопливо ошарашенный муж.
- Чего тебе, дурень? - царственно спрашивала зайка, сидя у зеркала, плотной спиной - к мужу-ублюдку.
- Да нет, ничего... - бормотал муж, растерянно вглядываясь в туманное очарование черт лица супруги и не понимая, откуда оно взялось.
А взялось оно от сознания собственной победительности!
