- Нашел уже.

- Ну, считай, что так.

- Больно красиво говорят, - сомневается Володя.

- Пусть, не мешай! Они - такие!

Она встала. И сказала Прохорову:

- Самое интересное... У меня ощущение, что мы бы поладили. В самом обычном смысле. В человеческом.

- У меня тоже, - сказал Прохоров.

- Но моя любовь не о тебе.

- Жаль.

- Мне тоже...

И вот финал. Утро. Дочь Мечькина спит спокойно, безмятежно. Бывшая жена его с заспанным лицом выходит на балкон. Закуривает. Глядит вдаль.

Ириночка с заспанным лицом встает - тяжело - с постели. Чьи-то ноги торчат из-под одеяла. Она выходит на балкон. Закуривает. Глядит вдаль.

Мечькин с заспанным и опухшим лицом просыпается, нашаривает горлышко бутылки возле постели. Пьет лежа. Встает. Идет на балкон. Закуривает. Глядит вдаль. Все.

- Допустим, - говорит Володя.

- Что, не нравится?

- Да нет, вообще-то ничего. Если разработать. А идея, мораль?

- Тебе надо?

- Для дураков. Если спросят.

- Запросто! Я им скажу: идея, скажу, состоит из четырех составляющих. Первая - идея образа Мечькина: человек не может поверить, что он достоин любви и счастья. Жил без них - и вдруг! Не может - и не хочет. Вторая - идея образа Ириночки: мечтается полюбить. Ищет. Придумывает. Не может. Но хочет. Плюс к этому, ты правильно заметил, странное увлечение: пожить в чужой жизни. Красивый такой вампиризм.

- Только чтобы очень красивый!

- Будет очень. Будет даже анти-вампиризм. Даже - донорство. Не чужую кровь пить, а свою влить. Дальше. Третья идея - идея образа Прохорова: человек привык к победам. Уязвлен. И уже близок к реваншу, но, во-первых, понимает, что это будет победа не над душой и даже не над телом, а всего лишь над настроением женщины, во-вторых, он желает иметь для себя нечто недостигнутое. Это помогает жить некоторым. Четвертая идея - идея образа бывшей жены Мечькина: и простить себе ошибки не может, и вернуться к Мечькину не может, вдали - любит, вблизи - ненавидит. Этим и живет. В совокупности, объясню я дуракам, эти отдельные образы создают обобщеннывй образ нашего современника, человека, самим собой измученного, самому себе не верящего, "человека неестественного", в отличие от того "естественного", о котором мечтал и писал Андрей Платонов.

- Допустим. А дочь-красавица зачем? Для противопоставления, что ли?

- А низачем. У нее идеи нет: она просто красива и ей просто нравится жить. А главное - чем больше красавиц в кино, тем лучше.

- Вот тут ты прав! Тогда, может, так сделаем: в этого твоего Мечькина не одна, а сразу две красавицы влюбляются. Всерьез!

- И одна убивает другую. Она работает в НИИ "Микроб", исследует неведомые вирусы. И открывает вирус, который съедает человека в три дня, не оставляя следов.

- Но та успевает передать вирус Мечькину, - подхватывает Володя, - а Мечькин - злодейке. А злодейка - мужу (она ведь замужем). И начинается эпидемия. Охвачен весь город.

- Что город! Страна, мир!

- Который красота не спасла, а погубила!

Мы хохочем, мы придумываем все новые подробности гибели мира с непременным последующим спасением, мы уничтожаем только что созданный сюжет; так часто с нами бывало - когда, понимая, что замыслы наши останутся при нас, мы сами начинали издеваться над ними, высмеивать их, пародировать их и нам казалось, что ничего не жаль, потому что все еще будет, даже, возможно, и то, чего не может быть...

15 июля 1998 г.