На мне были потертые вельветовые брюки, расклешенные по моде семидесятых, вытянувшийся свитер с кожаными налокотниками и фланелевая рубаха. На спинке стула, поставленном специально так, чтобы я мог полюбоваться, красовались домашней вязки шарф и перчатки необъятного размера. На них небрежно лежала зимняя суконная кепка с фетровыми наушниками. В прихожей Йоозепп выставил почти новые офицерские сапоги бутылками и искусственного меха доху-бушлат с деревянными пуговицами - для меня.
Вещи Вячеслава Вячеславовича я с ночи запихнул в пластиковый пакет. Он был готов к выносу на помойку.
Шаркая носками с кожаными подошвами, Йоозепп пересек кухню с подносом. С легкой одышкой расставил яства на столе. Мед, молоко с коричневой пенкой, подрумяненные тосты, масло в слезинках, тонкие ломтики ветчины, кровяная колбаса и жидкий балтийский кофе.
- Вместо супа, - сказал про него Йоозепп.
- Вам батрак не нужен? - спросил я. - Без денег. За одежку, еду, жилье и остальное, что пожалуете!
Он включил довоенный "Телефункен" с черной шкалой, на которой Таллинн был, конечно же, Ревелем.
Женский голос дочитывал обзор утренних газет.
- ...и пламя перекинулось на "Форд", который принадлежит жителю Тарту русского происхождения Кириллу Демидову, работающему в художественных мастерских Тартуского университета. Газета отмечает растущее число русских имен среди личностей, проходящих по делам о бандитских разборках. Полиция проверяет версию вовлеченности Демидова в организованную проституцию в Пярну. Газета считает, что данный случай ещё раз показывает всем: любой криминал касается каждого. А если бы в момент перестрелки на шоссе оказались бы вы в машине со всей вашей семьей? Необходимо...
Йоозепп поморщился и выключил радио.
- Чернуха. Не возражаете?
Я не возражал.
- Разрешите мне заплатить за одежду и обувку, - сказал я. - Допустим, две сотни?
- Сотня, - сказал Йоозепп. - И чистосердечное признание, что я беру с вас с большущим запросом! Прошу прощения, с утра не пью, обмоем сделочку вечером?
- Прекрасно! Бог даст, я вернусь сегодня пораньше. Часов около пяти. Не позже. Встряхнемся!
На улице я чувствовал себя в своем наряде обывателем, не отличающимся от десятков других подобных, спешащих с раннего утра на работу. Пакет с трофеями от Вячеслава Вячеславовича, подумав, я решил в Синди не выбрасывать.
Подобрала меня хмурая дамочка в поролоновой куртке и пуховом берете с булавкой в форме фазана. Она притормозила "Ладу", будто очнувшись ото сна, и машину занесло, а потом стукнуло о кромку тротуара задними колесами. Пришлось отскочить, снова подойти и изложить просьбу: могу заплатить и до Таллинна, как насчет этого?
Ссадину на лице я заштукатурил зубной пастой, смешанной с каким-то кремом, найденным в ванной комнате Йоозеппа. По тому, как взглянула хмурая дамочка, я понял, что грим не удался.
В Пярну перед мостом через Саугу я не стал смотреть в сторону набережной.
После Керну остатков вчерашнего побоища я не заметил, сколько ни вглядывался.
Вылез я в Таллинне у "Паласа". Обошел гостиницу с задворок и перебросил пакет через ограду. Сказал вслух никому:
- Ваши действия, господин следователь?
В кармане вельветовых брюк, немного резавших в поясе, лежала бутылочка с молоком и пакетик фарша для Мурки. Мамаша, наверное, голодала, пока я буйствовал на дорогах.
Неподалеку от представительства "Балтпродинвеста" я выпил настоящего капуччино в молочном баре, где воспитанные клиенты изо всех сил старались не смотреть на мое лицо.
После кофе я почувствовал себя готовым для звонка Марине. Ее дежурство кончалось через три с лишним часа, в полдень.
Она сняла трубку в пярнуском "Каякасе" после первого сигнала. Счастливым голоском дала оценку событиям:
- Подонок! Доблестный подонок! Двойное поздравление!
Она знала об обеих битвах.
- Да, - сказал я, - ты права, дорогая. Мне следует почаще вспоминать об ответственности перед нашими детьми...
- Сегодня решающий день, Бэзил, - сказала она.
- Почему ты напоминаешь об этом? Что-то не так?
- У меня такое чувство.
- Почему?
- Я реально смотрю на жизнь.
Она видела генерала, вот что означали её слова. И видела приготовления его и других постояльцев, по моим и по нашим расчетам, всего лишь к очередному, рутинному дню. И что-то в этих приготовлениях переставало быть, по мнению Марины, рутинным. Вот что также означали её слова.
- Много работы оказалось?
- Больше, чем я думала... А теперь извини, я должна вернуться к своим обязанностям.
Я услышал в трубке, которую Марина на секунду задержала над рычагом телефонного аппарата, густой баритон:
- Доброе утро, мадам.
- Доброе утро, генерал...
Не очень-то осторожничает, в гостинице знают, кто он, подумал я.
Если работы оказалось больше, чем Марина рассчитывала, это значит, что к генералу прибыло подкрепление. К нему - политическое или к охране боевое? Скорее, боевое. Перестрелка на улице Ратаскаэву, огневая стычка в кафе у Ратушной площади, битва на шоссе возле Керну и, наконец, взрыв машины на набережной в Пярну - сериал достаточный, чтобы запросить подкрепления.
Представляю, как нервничают с утра в центральной полиции, выскребая остатки резервных офицеров для скрытого оцепления генерала!
Чиновничьи проблемы...
Козырной туз перешел ко мне: я сделался невидимкой. Ге-Пе вчера же ночью понесся из Пярну с добрыми вестями к Чико. К везунчику, победителю милостью судьбы. Баловню и палачу сильных мира сего. Родившемуся с серебряной ложкой во рту. Как говорится, в рубашке. Который проглотил весть о моем уничтожении, не разжевывая.
До особняка представительства оставалось две сотни метров.
Обгонявший меня невзрачный господин слегка и преднамеренно зацепил мое плечо. Пальто свиной кожи сползало с узких покатых плеч, большой, не по размеру, картуз "а-ля Жириновский" сидел на ушах. Замаскированный под Ефима Шлайна крупный русский разведчик Скелет Велле вполголоса скомандовал мне:
- В следующий переулок направо, пятьдесят метров и опять направо.
Словно пытающаяся взлететь курица, Велле нервно воздел локти, загоняя сползающее одеяние назад, на плечи.
- Надо поговорить, - упершись мне в грудь длинными руками в пустынном переулке, сказал Ефим. Естественно, сам он был во втором комплекте своего маскировочного гардероба, кашемировом бушлате поверх блейзера.
- Слушаю, - сказал я и подумал, что сейчас начнется занудная разборка случившегося вечером и ночью.
- Твой гонорар переведен в Цюрих сполна, - сказал Ефим. - Что бы тебе ни пришлось услышать на совещании, помни об этом. Перевод сделан на твой счет вчера. Запомнил?
- Запомнил, - сказал я.
Поодаль шла Марика, деревянно переставляя ноги в широких черных брюках по мокрому тротуару. Троица в полном составе отлавливала меня перед явкой в представительство. С точки зрения техники это было ужаснее, чем пароль про собачье мясо неделю назад.
Затеянный перехват был плохим предзнаменованием в начале важного дня. Он означал, что Шлайна отрезали от оперативной информации. Его не поставили в известность о моей героической гибели в Пярну. Ни Толстый Рэй, ни Дубровин, если Дубровин был информирован Толстым, не посчитали Шлайна достойным доверия. Иначе бы он не прибыл во главе своей грозной команды папаши и дочки Велле - перекинутся парой фраз с мертвецом.
Пришлось наскоро отчитаться о содеянном накануне.
Ухудшение положения для профессионала означает одно - появление новых возможностей, говорил Рум. Ефим повторил расхожий лейтенантский афоризм.
- Про твое сражение у Керну и взрыв на пярнуской набережной я ничего не знал, - сказал он. - А зачем тебя занесло в Пярну?
- Проездом. Звонил оттуда Марике.
- Надеюсь, ты не совался к генералу в "Каякас"?
- Лично мне он не нужен.
- Хорошо... Сейчас отдай пушку, если с собой, Марике. Она пройдет мимо. Оружие вернется к тебе в лавке. В представительство с ним нельзя...
