Однажды, когда мы ехали из Таллинна в Синди сватать Марине первого эстонского мужа, я погнался за облачной тенью. Спидометр показал восемьдесят километров в час. Стремительные морские облака...
Сауга исходила туманом, который глушил крики чаек. Поверх тумана на реях пришвартованного парусника сверкали сосульки.
- Новости такие, - сказал Ефим по телефону. - Ночью прибыла группа сопровождения немецкого представителя на переговорах с генералом Бахметьевым. Размещение в Пярну, на госдаче в районе коттеджных застроек за городским пляжем. Из Таллиннского аэропорта группу отвезли в гостиницу местные, неофициально имелся Дубровин. Местные из Таллиннцев сразу уехали, передав опеку над немцами своим пярнусским, а Дубровин оставался до четырех утра. Он липучий, а если ещё угощение... Немцы деликатно предложили вариант "свои опекают своих".
- Так и бывает.
- Бывает, - сказал Шлайн и задышал в трубку, наверное, опять забегал по лавке. - Только вот что. Ты не обмолвился в Лейпциге относительно возможных неприятностей здесь для нас, а, стало быть, неминуемо и для них?
- Им-то что?
- Встреча Бахметьева с доверившимися немцами закрытая. Представляешь, что ждет их дома, если покушение состоится?
- Вчера пачками шла стрельба сначала в нас, а потом по кафе в центре Таллинна. Хотя бы одно сообщение появилось?
- По радио ни слова. Про газеты не могу сказать, ещё не видел. Но если молчит эфир, то и на бумаге ничего не найдем... Дело в том, что происшедшее - пока только эстонское дело. Русско-немецкое, будь спокоен, раздуют.
- Допустим, - сказал я, сообразив наконец, что Ефим или Марика по его поручению записывают разговор на магнитофон. Операция-то началась. Подлежали документированию все моменты, по которым Шлайну придется, возможно, оправдываться.
- Так что в Лейпциге? - повторил он вопрос.
- В Лейпциг я ездил за подтверждением, что встреча действительно готовится. Так? Вот и все... Не нервничай, Ефим, проснись. Я понимаю, ещё рано, едва рассвет... Вспомни, про анонимку относительно покушения ты заговорил со мной только в Таллинне. Если немцы что-то узнали, то либо от местных, либо сам знаешь от кого. От Дэ. Я - оправдался?
- Прости. Конечно.
Не легко ему выдавливать из себя такое при работающей записи.
- Вот что, Ефим, - сказал я, стараясь смягчить напор. - Я знаю, что терзает тебя. Не буду говорить, что именно. Слова теперь лишнее. Оставь мне решение. Забудь об ответственности. У нас нет времени. Мы ничего другого сделать не можем. И никто на нашем месте не смог бы.
- Это разговоры для тети, - оборвал он. - Ответственность моя. И только. Не ты меня, я тебя нанял! Так что давай не зарывайся!
Благородно, подумал я. Если все кончится успешно, озвучивание куска пленки с этими фразами станет основанием для повышения Ефима Шлайна в воинском звании и представления его к ордену за заслуги перед Отечеством.
Я тоже когда-то радовался, как дитятко погремушке, получая капральскую нашивку.
- Я допустил ошибку.
- Что-о-о?! - заорал он в трубку. - И ты пускаешься в рассуждения теперь, когда, как говорил один мягкотелый гигант, процесс пошел?!
- Остынь, - ответил я. - Ты уж совсем напуганный. Я забыл про штатив или хотя бы опорную ногу под фотокамеру. Только это я и хотел сказать. Мне придется снимать телеобъективом и, стало быть, с большой выдержкой.
- Уф, придурок, - сказал Ефим. - В десять открываются магазины. В десять тридцать можешь подобрать штатив здесь, либо привезет Марика куда скажешь.
- В десять тридцать у бара "Каролина". Я коррумпирую её за это чашечкой кофе. Ведь другого она не пьет.
- Ладно, коррумпируй... Она же передаст программу пребывания генерала и его переговоров с немцами. Остальное, что появится к тому времени, тоже. Генерал едет со своими людьми от Нарвы. До связи.
- До связи, - сказал я, нажал на рычажок, опустил новый жетончик и набрал номер, названный вчера вечером его превосходительством в пивном ресторане.
- Ну? - ответил Прока. - Чего?
- Дебил и есть, - сказал я ему. - Не в подводной лодке проснулся, это не сигнал продуть кингстоны для подъема по нужде!
- Еще нет семи, откуда я знал, думал с дуру кто...
- Есть новости? - спросил я.
- Есть. Толстый Рэй передает для вас, что кавказская орава на трех машинах выгрузилась на континент с парома, прибывшего с острова Сааремаа. Около десятка. Сообщил капитан причала. Неизвестно пока, куда выруливают на Таллинн или на Пярну. Когда минуют развилку, Толстому сообщат. Точные новости будут в семь.
Я повесил трубку. И в огромное окно почтамта узрел знакомый пикап "Рено". Из распахнутых створок сзади торчала лестница с красным надувным шариком вместо флажка. Водитель и второй, сидевший рядом, вертели сотовый телефон и что-то обсуждали.
На крыльце продувало. До повторной связи с Прокой оставалось двадцать минут, и я пожалел, что не курю. Торчал на виду без повода. Поднял воротник.
Итак, Чико отсиживался на острове Сааремаа. Там дождался информации о въезде генерала в Нарву. Путь его теперь - в Таллинн, где он получит от Дубровина детальную, по минутам, программу пребывания и переговоров с немцами генерала Бахметьева и российскую схему обеспечения безопасности. Дубровин, судя по тону Ефима, не испытывает удовольствия от варианта "свои отвечают за своих", потому что не сможет снабдить Чико такой же немецкой схемой. Немцы не обязаны его информировать, каждый работает по собственному плану, каждый сам за себя.
Но почему - Сааремаа, глухомань, в которую Тургенева в обычной обстановке не затащишь? Встреча с заказчиком или его представителем для поправок в плане действий? Возможно... Но почему вдруг Сааремаа? Случайность? Расчет Чико пришпилить меня к генеральскому трупу сорвался. Продавилась и поддержка Толстого Рэя. С поездкой на Сааремаа Дубровин мог обернуться быстро, и там, не привлекая внимания, вдали от глаз людских, обсудить с Чико дальнейшие действия... Выглядело логично. Но оставалось не подтвержденным. Поэтому допустимо, что в обстановке появилась дополнительная вводная. Скажем, в действие ввели неизвестного Шлайну и мне фигуранта в дополнение к Чико или, что называется, достали из загашника его дублера, настоящего, не таскающегося на виду у всех в свите гагринского армянина... Такого, который и является настоящим стрелком.
По общепринятому правилу, если операция предположительно может забуксовать по причине выявления противником её деталей или исполнителей, все немедленно меняется по запасному варианту. Внутри же и вне структуры продолжают симулировать активность по первоначальному плану с расчетом на предателя. Обнаруженный противником настоящий след, таким образом, превращается в ложный. На шершавом профессиональном языке это называется успешным отрывом.
Я представил, какие деньги оказываются задействованными в этом деле, вспомнил, что и Шлайн, вопреки обыкновению, не торговался со мной. Прибалтийская возня вокруг генерала Бахметьева, вне сомнения, оплачивается не только из бюджета правительственных спецслужб, отощавших в последние годы, и тем более не частными структурами вроде "Балтпродинвеста" или "Экзохимпэкса". Расходы на обеих сторонах покрываются из специальных фондов. Может, и государственных. Да и две ли только стороны в этом деле?
Тревога шевелилась в душе. По Сеньке ли шапка?
Ребята наконец-то разобрались с радиотелефоном. Водитель ткнул кулаком второго в плечо, оба рассмеялись. Они включили музыку. Боковое стекло "Рено" было приспущено, и я расслышал гершвинского "Американца в Париже".
С высокого крыльца я проследил, как "Рено" круто взял за мостом через Саугу в направлении кооперативной верфи.
- Прока, говори новости, - велел я бывшей гордости дважды краснознаменного балтийского флота, когда, вернувшись в зал почтамта, позвонил второй раз. - Отчаянно некогда. Давай!
- Значит, так... Заправлялись в Лихула. Едут, стало быть, в Таллинн.
