Тощая женщина в черной кружевной кофточке с просвечивающим малиновым бюстгальтером одной жилистой рукой удерживала на весу стакан с бренди, а другой, скрытой столешницей, возможно, шарила у Рэя в штанах.
Вполоборота к двери восседал, судя по оранжевому комбинезону, напарник Линька в засаленной пилотке с кокардой советской армии. Он впихивал маринованный гриб в пасть коричневой собачки, извивавшейся на его коленях.
- Не станет Мукки жрать твой деликатес, парень, - сказал я.
Услышав кличку, Мукки повел влажным носом в мою сторону, шевеля крупитчатыми ноздрями. Я угадал. Это он мотался под ногами, когда я выходил из Домского собора, чтобы увидеть как подсаживают в "Лендровер" Чико. И сказал женщине, приоткрывавшей от удивления рот в размазанной губной помаде:
- Здравствуйте, мадам. Кто бы мог подумать, такая богомолка - и вот на тебе: пьянка с мужиками. Ай-яй-яй! Опрометчивое поведение, крайне! Я могу наябедничать кюре...
Меха аккордеона сжались, издав рев и шипение.
- Господин Шемякин? Вот нежданный гость-то... Заходите. Мы ваш коньяк испытываем. На женщине! Ха-ха! Действует!
Тощая выдернула руку из-под стола.
Я сделал указательный палец крючком и поманил котельщика.
- Поговорить нужно.
- Можно, отчего же...
Он поставил аккордеон на табуретку. "Пассионата" - значилось латиницей на перламутровом корпусе.
- Вы тоже, - сказал я женщине.
- Я вас первый раз вижу.
- В котельной, - ответил я. - А в Таллинне вы рассматривали меня часа три, последний раз в Домском соборе, не далее как вчера. Не припоминаете?
- Ерунду-то не городи! Глаза налил?
- Вставай и пошли, - сказал я ей.
Линьк разбирался с рукавами засаленной дубленки.
- Оденьтесь, - приказал я тощей. - Прогуляемся через бор.
- К брату? - спросил Линьк.
Я кивнул. Показал пальцем на свою обувку.
- Сними ботинки и отдай господину, - приказал Линьк напарнику.
Второй котельщик расшнуровал и стащил с ног армейские говнодавы. Лягнув одной, потом второй ногой, я сбросил свои опорки. Ботинки подошли.
В эту ночь сосновый бор стоял тихо.
Луна высвечивала коричневые прогалины, усыпанные прошлогодними иголками. Мукки, с которым хозяйка, наверное, не расставалась никогда, тянул поводок и норовил задрать лапку на пеньки.
Нас ждали. Огни виллы вовсю горели за соснами. Определенно, Линьк мигнул напарнику, и упреждение о моем приходе поступило.
- Господин Шемякин, здравствуйте, - сказал Гаргантюа Пантагрюэлевич, спускаясь к крыльца и протягивая руку. - Приятно иметь дело с людьми, которые блюдут финансовые обязательства. Деньги передали. Чем могу быть полезным еще?
- Многим, - сказал я, пытаясь определить, сколько человек находится у него в доме.
Мукки, натянув поводок, становился на дыбки, сучил лапками в воздухе, снова опускался на землю и внюхивался в штанины спортивного костюма с не застегнутыми молниями на икрах и белые, казавшиеся грязными даже ночью, кроссовки Ге-Пе. На плечи толстяк накинул плед, свисавший, как бабий платок.
- Смотрите-ка, - сказал Ге-Пе, - она меня так обнюхивает...
- Проверяет, не тебя ли произвела на свет божий, - сказал я.
- Вы хотите сказать, что...
- Что ты - сукин сын, ваше превосходительство.
- Смело!
- А куда деваться? Я дал тебе пять штук зелеными. Ты показал Тургенева, а когда я взял след, ты умышленно пугнул его. Сдал через нашего общего знакомого полиции и упрятал, таким образом, в изолятор, где мне его не достать. А потом побеспокоился и обо мне. Во что тебе обошелся парень с "Уивером" и роликовой доской, а? Посчитал, что он грохнет меня, а его грохнет полиция, которой ты его и меня сдал через того же нашего общего знакомого? А? Удивительно, что ты ещё разговариваешь со мной. Ведь я, по твоим расчетам, покойник. Так?
Женщина оттащила Мукки, Линьк Рэй растворился в темноте.
- Не переигрывайте, господин иностранец, - сказал тихо Ге-Пе. - Вы заплатили за показ. Вам и показали. Об остальном не договаривались.
- Не договаривались, что стукнешь на Чико Дубровину? - спросил я, доставая "ЗИГ-Зауэр" и напирая на Ге-Пе, пятившегося к черной яме пустого бассейна. - Что по заказу Дубровина ты устроишь, чтобы меня грохнули из "Уивера"?
На крыльце зажгли галогенный прожектор. Толстяк вытягивал меня на свет. Выставлял перед окном для кого-то за шторой?
- Что ж, не тогда, так теперь, - сказал он ещё тише. - Вам конец теперь и сейчас.
- Это не страшно, - сказал я. - Всего лишь перейти, поэтически говоря, на другой берег, обменявшись улыбкой со встречным. В данном случае, к несчастью, с тобой, твое превосходительство... Это стихи из букваря, по которому меня учили. "Ода к скелетообразной даме накануне покоса". Кажется, такое название... И на другой берег ты отправишься вместе со мной, падаль.
- Что вы хотите, господин Шемякин?
- Назови человека, через которого ты сдал Чико полиции.
- Так необходимо?
- Это избавит нас обоих от преждевременной кончины, - сказал я. - Твое сообщение дает шанс на существование, это - раз, возродит наши союзнические узы, два, и будет способствовать дальнейшему обогащению наших высоких предающих друг друга сторон.
- На том свете, разве что...
Он блефовал, конечно.
- Кто прикрывает Чико? Кто прикрывает Чико? - рявкнул я, схватил Ге-Пе за плед и притянул на дуло "ЗИГ-Зауэра".
Я чувствовал: если удастся остаться для всех загадкой, ликвидацию мою отложат.
Расчет Ефима Шлайна, притащившего меня в Таллинн, срабатывал. Этот толстяк, Дубровин, Чико, блондины с белесыми бакенбардами, местная полиция и все остальные, интересовавшиеся теперь мною, - представления не имели из какого резерва меня вытащили и кто я такой.
Могли изувечить, конечно. Но это - издержки ремесла. Жаловаться на такое все равно, что подавать прокурору донос на парикмахера за испорченную шевелюру.
Так и случилось. Удар я получил сзади...
Очнулся я, вероятно, в подвале, поскольку окон в помещении не обнаруживалось. Голова перестала болеть, возможно, я её просто не чувствовал. Лежал на ковре, без плаща, не связанный. Под затылком нечто похожее на толстый альбом. Ге-Пе и Линьк Рэй играли в нарды на кожаном диване. Два молодца у двери смотрели по телевизору хоккейный матч из Швеции.
Обойма из кармашка сорочки исчезла. Ствол "ЗИГ-Зауэра" торчал из кармана спортивной куртки Ге-Пе. Бумажника с французским паспортом и деньгами я, наверное, тоже не досчитаюсь.
- Выпить в этом плену дадут? - спросил я.
- Отчего же, - сказал Ге-Пе. - И неплохая компания найдется. Уж извините, грубовато получилось с приглашением... Вы сами, господин Шемякин, напросились. Язык мой - враг мой. Так, кажется, говорят в вашей стране?
- В какой именно, твое превосходительство?
- Вот именно, в какой, господин Шемякин? Скажите, и мы вернем вам все, включая оружие и документы, и отпустим на четыре стороны.
Я сел на ковре.
- Слушай, твое превосходительство, прекрати это. Предлагаю все тот же отличный и взаимовыгодный обмен: ты мне человека, которому сдал Чико, я тебе - зачем Чико мне нужен.
- Ходите первым, господин Шемякин! - сказал он. - Только не забудьте представится перед матчем, из какой вы команды.
- Чико перехватывает мою работу, - сказал я. - Я первым получил заказ. Затем вылез он. По закону и по жизни, заказ мой. И я его не отдам. Вот и все, твое превосходительство. Человек, упрятавший от меня Чико, сдав его полиции по твоей наводке, и есть заказчик Чико. Поэтому он и нужен мне. Не будет черепахи, не будет и черепашьих яиц, как говорят в очень далеких странах...
- Вы из заграничных, господин Шемякин? - сказал Ге-Пе, смахивая нарды в коробку. Линьк Рэй захлопнул её, поднялся с дивана и, раздвинув у двери молодцев, смотревших матч, вышел, шаркая квадратными ботинками. Мне показалось, что он подмигнул мне: мол, ты на верном пути, старый знакомый. За ним, действительно, не ржавело. Именно поэтому брат, наверное, и не брал его в банду.