Я прихватил с собой бинокль, отнятый у Милика, и, оттянув в сторону край оконного пластика, отлично разглядел в окулярах рыхловатое лицо аспиранта военного института. Он вылез из передней правой двери машины. Из задней над крышей «Волги» возникло узкое, какое-то стертое и бесцветное лицо — видимо, недомерка, жмурившегося на солнышко. Недомерок постоял с минуту. Наслаждался. Явно прожигал лучшую часть жизни в конторе. Он не торопился вслед за Миликом, который уже исчез в фирме, где, наверное, выстроившиеся сотрудники отключили имитацию боевого клича и готовились вживую, не под фонограмму, прокричать начальству «ура».

Водитель «Волги» тоже вышел и теперь высовывался над лакированной черной крышей по пояс. Верзила профессионально прочесывал взглядом окрестность.

Меня на совещание не приглашали. А хотелось бы послушать.

Я вернул пластик в исходное положение, надел пальто, спрятал под него бинокль, расплатился, вышел на площадь и тоже с удовольствием вдохнул морозный воздух, подставив лицо солнышку.

Для себя я отметил две вещи. Начальство не сажало Милика рядом с собой на заднем диване машины. Он действительно оперативная мелочь, возможно, и с комплексами, если принимать во внимание, как он таращился на палочки в китайском ресторане. Это — первая. Вторая заключалась в том, что начальству его полагалась не дешевая охрана — может, и правительственная. Повадку ездить под запрещающие знаки без особой нужды верзила мог обрести только в официальной конторе. Если нет оперативной необходимости, частные или бандитские профи избегают такого.

Оставалось сделать ещё одно наблюдение. Я прошел вдоль левого края площади к арке в стене дома, примыкающего к тому, в котором нашла прибежище фирма «Бизнес-Славяне». Хотелось посмотреть на «Волгу» вблизи. Ее номер, оказывается, принадлежал специальной конторе. Не шлайновской, если я правильно догадывался относительно места работы Ефима.

Под аркой мне встретился высокий кавказец. Он посторонился, вежливо уступив проход меж двух армоцементных блоков, преграждающих проезд машинам. Я задел полу его распахнутого пальто, и, когда извинялся, мы обменялись улыбками. Миндалевидные глаза остались стылыми.

Черный «Форд Эксплорер», упершийся хромированным радиатором в блоки, мигнул фарами. Кавказец, видимо, надавил кнопку противоугонной системы на брелке с ключа зажигания.

В подвальчике фирмы «Бизнес-Славяне» Виктору Ивановичу Желякову подставили ротанговый стул, спущенный из бара на первом этаже. На людях и за столом совещаний хозяину полагалось сидеть на уровне, во всяком случае, не ниже других.

— Алексеев, — сказал он вкрадчиво, — сообразил, что начальство плохого не подскажет? Кто посоветовал позвонить арапу с «Фордом» на мобильник Милика и обозначить это место? Отец-командир. Ты артачился, а что в результате имеешь? Доложи, енть, хотя я и так знаю… Доложи коллективу, чтобы на ус намотали. Давай!

— Арап наживку заглотил и сюда явился. Плел про работу…

— Вот видишь, сам пришел! От любопытства. Вынюхивать. Почему? Потому что ни хрена не знает… Мы же теперь знаем, что ни хрена, что зачесался, так-скать… А не подскажи я тебе, как использовать захваченный «Эриксон», что бы ты делал? В поте и мыле искал иголку в стоге. Стог, между прочим, называется, значит, Москва, ты о таком городе слышал? И неизвестно, чем бы закончил, значит… Первый тайм-то сыграли два ноль в его пользу, енть… Теряем товарищей… По глупости и необразованности. Я их в столицу перевел, растил, а в них, оказывается, только свирепость прорастала… Боевой задор, мо-скать, кошке под хвост…

И подвел итоги:

— Совки!

— Слушаюсь, — согласился Алексеев П.А.

Желяков перевел взгляд на Милика. Считалось, что они переглянулись.

Переглядку Милик истолковал как похвалу за сообразительность и находчивость.

Если бы менеджерша и Курпатов, впав в раж, грохнули арапа с «Фордом», подходы к человеку, на которого арап работает и которого взяли возле Горы, оборвались бы. А гарантии, что за арапом не стоит бригада, никто не даст. Иначе говоря, противник исчез бы. Озирайся: откуда в следующий раз выскочит? Защищаться со всех сторон — значит оставаться незащищенным отовсюду. Вывод: Милик правильно сориентировался, уступил две пешки за качество — грохнул своих отстегнувшихся, чтобы спасти игру… Так следовало понимать начальство.

Он тоскливо подумал, что лучше бы Господь избавил от таких поощрений. Во-первых, пришлось принять грех душегубства, а во-вторых, он попадал, что называется, в обойму сообразительных и доверенных желяковцев, и, соответственно, мечты о должности в Боровском или каком ином ближнем к Москве военкомате останутся мечтами. Морковка перед мордой осла. Да и Алексеев П.А. не дурак, наливается злостью до ноздрей. Сидит в этом теплом подвальчике, болтовней занимается и завидует, другой службы нет. Все признаки хорошего места…

Толкнув дверь задом мятой малиновой юбки, ширкая туфлями, спиной вперед вошла девица, развернулась с подносом, уставленным чайными чашками, и обошла стол. Желяков молчал и по-отечески одобрительно разглядывал её бюст, дожидаясь, когда она выкатится.

— Я хочу, — сказал Виктор Иванович, — научной, так-скать, организации труда. Пора выучиться, енть… работать. Я хочу точных данных по моссадовцу, пойманному возле Горы, и его агенту, я хочу конкретный план оперативных действий в отношении обоих! Я хочу выявления их связей и хочу знать где они, енть… то есть, жалованье получают. Если мы покончим с арапом, то и моссадовцу, мо-скать, кранты, хотя он не моссадовец, а самодеятельный артист… э-э-э… как-скать… слово такое есть… шизофреник из дружественной структуры.

Алексеев П.А. поднял руку и сказал:

— Так ведь…

— Твое «так ведь» потом будет, когда разрешу, — увещевательно сказал Желяков. — Алексеев, ты помни каждую секунду, что ты — частник, частник и частник! Действуй в пределах отпущенных средств как душе угодно! Ты понял, частник? Ты — бизнесмен, енть!

— Так точно…

— Так точно! Другие слова знаешь? Как Чапаев говорил? Где я тебе командир? В боевом строю! А мы с тобой сейчас, енть… в частной обстановке. То есть по-чапаевски, так-скать, полночь за полночь, значит… это… я чай пью, садись и ты чай пей… Запомни, мы теперь здесь как за границей должны работать! Ты ко мне ещё с рапортом подойди посреди этого… как его… фойе в филармонии! Ты хоть знаешь, что это такое? Небось, дальше буфета и там не продвинешься, даже если попадешь! Так вот… Уяснил, что я хочу?

Он смотрел на Милика.

— Точные данные и конкретный план оперативных мероприятий по моссаду и арапу с «Фордом», а также связи и на кого работают, — доложил Алексеев П.А.

Вслед за стуком в дверь в комнату без всякой паузы заскочила девица в малиновой юбке, на этот раз с термосом.

— Кофейку, — сказала она. И переглянулась с Алексеевым П.А.

— Можно, говори, — сказал он.

— Виктор Иванович, Тумгоев пришел. Просит принять.

— Какой именно?

— Исакулик который…

Желяков расхохотался.

— Исакулик! Ах ты, моя вахабиточка! Ох, девки… У вас утечка всегда через одно и то же отверстие! Откуда он узнал, что я приеду сюда?

— Ну уж вы, Виктор Иванович, скажете тоже! — ответила дева. Вахабиточка… А я вот все жду, когда вы меня в дискотеку пригласите, хотя бы в дневную… Я бы пошла!

— Не ухаживай, — сказал Желяков отечески. — Я тебя и так замуж выдам, потерпи, кобылка… Вот поймаем одного арапа и окрутим с тобой. У него «Форд» есть. Любишь на иномарке-то кататься, а? Любишь, любишь… Брык! — и на заднее сиденье спинкой.

Желяков ждал объяснений. Если ерничал, значит — распалялся.

— Разрешите доложить, — сказал Алексеев П.А. — Тумгоев Исса звонил, когда вы уже находились в пути. Хочет с вами переговорить.

— Всем вон, — сказал Желяков. — Пусть заходит… Алексеев, проверь глушилку на всякий случай! Чечен микрофон и в пупок вставит…

— Обыскать? — спросила дева.

— А тебе лишь бы красивого мужика за ствол подергать… Кышь!