Монах над широкой плитой наклонился,

Кровавый крест на камне светился,

И воину схимник иссохшей рукой

Дал знак, приблизясь к могиле той,

Железным ломом, собрав все силы,

Открыть тяжелую дверь могилы.

18

И воин могучий легко и умело,

С бьющимся сердцем взялся за дело.

Работал он долго и тяжко дышал,

И пот, как роса, на лбу выступал.

Но вот, напрягая последние силы,

Он сдвинул огромную дверь могилы.

О, если бы кто-нибудь видеть мог,

Как вырвался яркого света поток

Под самые своды часовни вдруг

И все озарил - вдали и вокруг!

Но нет, не земное то было пламя,

Сияло оно и за облаками,

И рядом, во мраке ночном,

Монаха лик освещало смиренный,

Играя на панцире Делорена

И шлем целуя на нем.

19

Лежал перед ними колдун седой

С кудрявой белою бородой.

Любой, несомненно, сказать бы мог,

Что только вчера он в могилу лег.

Лежал он, широким плащом укрытый,

С испанской перевязью расшитой,

Как некий святой пилигрим.

Чудесная книга в его деснице,

А в шуйце крест Христов серебрится,

Светильник был рядом с ним.

На желтом челе, когда-то надменном,

Внушавшем ужас врагам дерзновенным,

Морщины разгладились - мнилось, он

Познал благодать и душой смирен.

20

Скача на коне по кровавым телам,

Был смел Делорен, привыкший к боям.

Ни страха, ни жалости в битве к врагам

Делорену знать не случалось.

Но ныне познал он и страх и смятенье,

Холодный пот, головокруженье,

И сердце его сжималось.

В недвижном ужасе он стоял.

Монах же молился и громко вздыхал,

Но взор отводил он от страшной могилы

Казалось, взглянуть не имел он силы

В безжизненный лик, ему некогда милый.

21

Когда молитву монах прочитал,

С тревогой он Делорену сказал:

"Спеши и делай, что ведено нам,

Не то погибнем - я слышу сам:

Незримые силы упрямо

Слетаются к пасти отверстой ямы".

И воин мертвые пальцы разжал

И дивную книгу в ужасе взял.

Застежки железные тяжкой книги

Звенели, как кованые вериги,

И воину мнилось, что в страшный миг

Нахмурил брови мертвый старик.

22

Когда спустилась плита над могилой,

Нависла ночь. В темноте унылой

Померкли звезды, исчезла луна,

И еле дорога была видна.

Монах и воин шли осторожно,

Бессильно дрожа, спотыкаясь тревожно,

И в шорохе ветра под мраком густым

Ужасные звуки мерещились им.

Под темными сводами древнего зданья

Им слышались хохот, визг и стенанья,

И был зловещ и странно дик

Нечеловеческий этот крик.

Казалось, духи тьмы веселятся,

Видя, как смертные их страшатся.

А впрочем, не видел я этого сам

Рассказы других я поведал вам.

23

Теперь иди, - старик сказал.

Грехом я душу запятнал,

Который, быть может, лишь в смертный

час

Мария пречистая снимет с нас!"

И в темную келью старик удалился,

Всю ночь там каялся и молился.

Когда же к обедне сошлись монахи,

Они увидали в тревоге и страхе:

Лежал пред распятьем, как будто приник

С мольбою к кресту, бездыханный старик.

24

Всей грудью Делорен вздохнул,

Навстречу ветру плащом взмахнул,

Когда аббатства серые стены

Остались вдали за спиной Делорена.

Но страшную книгу к груди он прижал

И весь как осиновый лист дрожал.

Ужасная тяжесть его томила,

Суставы и мышцы ему сводила.

Но вспыхнуло утро над свежестью нив,

Холмы Чевиотские осветив,

И воин очнулся, как после битвы,

Шепча неумело святые молитвы.

25

Лучи осветили и склоны холмов,

Лучи осветили и горы, и долы,

И башни замка, и травы лугов.

И мир проснулся, зеленый, веселый,

И птицы запели свой гимн живой,

И краше алой розы влюбленной

Раскрылся фиалки глазок голубой.

Но, бледная после ночи бессонной,

Красавица Маргарет встала с зарей,

Нежней и прекрасней фиалки лесной,

26

Зачем же так рано она поднялась,

Оделась так осторожно?

Корсажа шнурки завязать торопясь.

Дрожат ее пальцы тревожно.

Зачем, озираясь, она бежит

По лестнице темноватой

И грозного пса потрепать спешит

По шее его косматой?

Зачем часовой у ворот не трубит?

27

Красавица утром спешит убежать.

Чтоб шагов ее не услышала мать.

Угрюмого пса она приласкала,

Чтоб дворня лая его не слыхала.

Затем часовой у ворот не трубит,

Что предан он Маргарет и молчит.

А Маргарет, утра не видя сиянья,

К барону Генри спешит на свиданье,

28

И вот сидят они вдвоем

Под деревом на мху густом,

И я скажу вам от души,

Что оба очень хороши!

Он - стройный, смелый, молодой,

В боях прославленный герой;

Она еще любовь таит,

Еще алеет и молчит,

И легкий вздох еще чуть-чуть

Вздымает молодую грудь,

Но очи синие блестят

И тайну прятать не хотят.

Пускай обыщут целый свет

Прекрасней Маргарет в мире нет!

29

Прекрасные леди, я вижу вниманье

И в ваших глазах и в вашем молчанье.

Алея румянцем, головки склоня,

Услышать мечтаете вы от меня

Рассказ и чувствительный и чудесный

О рыцаре смелом и деве прелестной:

О том, как прекрасный рыцарь вздыхал

В страданьях тоски сердечной,

У ног ее умереть обещал

И клялся в верности вечной;

О том, как она продолжала молчать,

Не смея заветное слово сказать,

В безбрачии жизнь провести обещала,

Кровавую распрю в слезах проклинала.

Ведь Генри Крэнстон - лишь он один

Маргарет рыцарь и господин!

30

Увы, надежды ваши тщетны:

Любовных песен дар заветный

Утрачен арфою моей.

Я сед, и сердце умирает.

Мне, старику, не подобает

Петь о любви весенних дней.

31

Под дубом паж барона странный

Угрюмый карлик-обезьяна

Держал поводья скакуна.

О нем недаром говорили,

Что близок он к нечистой силе

И сам похож на колдуна.

Однажды ехал на охоту

Барон по топкому болоту,

Вдруг слышит крик: "Пропал! Пропал!"

Барон поводья придержал.

И тут из темного затона

Как мячик вылетел прыжком

Уродец карлик, юркий гном,

И к стремени прильнул барона.

Лорд Генри Крэнстон был смущен,

И тотчас вскачь пустился он,

Но странный карлик, им спасенный,

Помчался вперед скакуна быстрей

И встретил барона у самых дверей.

32

Уродец гном у барона остался.

Особенно страшным уж он не казался.

Он мало ел, был странно тих

И сторонился слуг других.

Он только изредка вздыхал

И бормотал: "Пропал! Пропал!"

Был он хитер, ленив и зол,

Но верность в нем барон обрел

И втайне знал этой верности цену:

Не раз от смерти и страшного плена

Был этим слугою хозяин спасен.

В округе не зря толковали люди

О карлике Крэнстона как о чуде.

33

Однажды, всевышнего воле покорный,

В часовню девы Марии Озерной

Поехал барон молодой,

Лорд Крэнстон. Во исполненье обета

Он отбыл ночью в часовню эту

И карлика взял с собой.

А леди Брэнксом об этом узнала

И лучшим рыцарям приказала

Собраться у Ньюарк Ли.

По зову явился и Джон Тирлистен,

По зову явился и Делорен,

И воины с ними пришли.

Вдоль берега Йерроу их кони летели,

Их копья сверкали, их лица горели.

К часовне ночью они поспели

Часовня пуста, в часовне темно,