В смятенье царевна, в смятенье султан,

Жрецы раздраженные чуют обман.

С молитвами графа они увели

И четки на нем под одеждой нашли.

Он снова в пещере, во мраке немом.

Вдруг ветер завыл за дверями кругом,

Провыл и умолк, и не слышно его,

А пламя недвижно, и нет никого.

Над графом опять заклинанья творят,

Его обыскали от шеи до пят,

И вот на груди перед взором жреца

Крест, выжженный в детстве рукою отца.

И стали жрецы этот крест вытравлять,

А в полночь отступник в пещере опять.

Вдруг шепот он слышит над ухом своим

То ангел-хранитель прощается с ним.

Колеблется граф - не уйти ли назад?

И волосы дыбом, и руки дрожат.

Но дерзкой гордыней он вновь обуян:

Он вспомнил о той, кем гордится Ливан.

И только сошел он под своды, как вдруг

Все ветры небес загудели вокруг,

Все двери раскрылись, гремя и звеня,

И в вихре явился Владыка Огня.

И все затряслось, застонало кругом,

И пламя над камнем взметнулось столбом,

И алая лава вскипела, горя,

Приветствуя громом явленье Царя.

Сплетенный из молний в тумане седом,

Был сам он - как туча, а голос - как гром,

И гордый граф Элберт, колени склоня,

Со страхом взирал на Владыку Огня.

И меч, полыхавший в лиловом дыму,

Ужасный Царь Пламени подал ему:

"Ты всех побеждать будешь этим мечом,

Доколь не склонишься пред девой с крестом".

Волшебный подарок отступник берет,

Дрожа и с колен не вставая. Но вот

Раскаты утихли, огонь задрожал,

И в вихре крутящемся призрак пропал.

Хоть сердце исполнено лжи, но рука,

Как прежде, у графа верна и крепка:

Дрожат христиане, ликует Ливан,

С тех пор как ведет он полки мусульман.

От волн галилейских до горных лесов

Песок самарийский пил кровь храбрецов,

Пока не привел тамплиеров в Ливан

Король Болдуин, чтоб разбить мусульман.

Литавры гремят, и труба им в ответ,

А копья скрестились и застили свет,

Но путь себе граф прорубает мечом

Он жаждет сразиться с самим королем.

Едва ли теперь короля оградит

Его крестоносный испытанный щит.

Но тут налетел на отступника паж,

Тюрбан разрубил, перерезал плюмаж.

И граф покачнулся в седле золотом,

Склонясь головой перед вражьим щитом,

И только тюрбаном коснулся креста,

"Bonne grace, Notre Dame!" {*} - прошептали уста.

{* Смилуйся, божья матерь! (франц.).}

И страшные чары окончились вдруг:

Меч вылетел у ренегата из рук,

И молнии алой сверкнули крыла

К Владыке Огня она меч унесла.

Железный кулак ударяет в висок,

И замертво падает паж на песок,

И шлем серебристый разбит пополам,

И смотрит граф Элберт, не веря глазам.

Упала волна золотистых кудрей...

Недолго стоял он, склонившись над ней:

Летят тамплиеры по склонам долин,

Окрашены копья в крови сарацин.

Бегут сарацины, и курды бегут,

Мечи крестоносцев им гибель несут,

И коршунов пища кровавая ждет

От дальних холмов до солимских ворот.

Кто в белом тюрбане лежит недвижим?

И кто этот паж, что простерт перед ним?

Не встать никогда им с холодной земли.

То мертвый граф Элберт и с ним Розали.

Ее погребли под солимской стеной,

А графа отпел лишь стервятник степной.

Душа ее в небе близ Девы парит,

А грешник в огне негасимом горит.

Поныне поют менестрели о том,

Как был полумесяц повержен крестом,

Чтоб дамы и рыцари вспомнить могли

Преданье об Элберте и Розали.

1801

ЗАМОК СЕМИ ЩИТОВ

Был Урьен-друид всех друидов мудрей.

Прекрасных он вырастил семь дочерей.

Наукам он их обучил колдовским.

И семь королей едут свататься к ним.

И первый, Ивейн, был король хоть куда:

Плешив, как колено, торчком борода.

А следом явились Данмайел и Росс,

Не стригшие сроду ногтей и волос.

Был крив король Мейдор, и Доналд был хром,

А Лот от рождения был горбуном.

Но Эдолф, на тех шестерых непохож,

Был молод и весел, учтив и пригож.

Он люб всем невестам. И вот меж сестер

Идет из-за юного Эдолфа спор.

Когда ж к рукопашной они перешли,

Им князь преисподней предстал из земли.

Они присягнули на верность ему,

Им в помощь призвал он ложь, злобу и тьму.

Семь прялок он дал им и семь веретен,

И тайный обряд заповедал им он:

"Садитесь за прялку, - сказал сатана,

И вырастет башня из веретена.

Там кривда бела будет, правда - черна;

Там с другом сердечным вам жизнь суждена".

Луна озаряет равнину окрест.

За прялками в полночь сидят семь невест.

Смочив своей кровью шерсть черных ягнят,

Поют заклинанья и нитку сучат.

Жужжат веретена. И вот уж видны

Семь призрачных башен под светом луны,

Семь стен, и семь рвов, и семь крепких ворот.

Из мглистого сумрака замок встает.

В том замке обвенчаны семь королей.

Шесть утром в крови захлебнулись своей.

Семь женщин - у каждой кровавый кинжал

Приблизились к ложу, где Эдолф лежал,

"Мы тех шестерых умертвили сейчас.

Их жен, их владенья получишь зараз.

А если услышим мы дерзкий отказ,

Тогда овдовеет седьмая из нас".

Но Эдолф заклят был от дьявольских сил:

Святых он даров перед свадьбой вкусил.

Семь раз свистнул меч - и тяжел и остер,

И Эдолф сразил семь злодеек-сестер"

Постригся в монахи несчастный король

И вскоре оставил земную юдоль.

А дьявольский замок поныне стоит.

Над каждым из входов - корона и щит.

Богатства семи королей там лежат.

Нечистая сила хранит этот клад.

Кто в замок проникнет при свете луны,

Тот станет владельцем несметной казны.

Но люди мельчают, наш мир одряхлел,

Нет места в нем ныне для доблестных дел.

И где тот храбрец, что рожден для удач,

Кто хладен рассудком, а сердцем горяч?

И клад будет долго отважного ждать.

Скорей потекут реки бурные вспять

И вздыбится дно океана горой,

Чем в дьявольский замок проникнет герой.

1817

БИТВА ПРИ ЗЕМПАХЕ

В тот год на липах у реки

Гудел пчелиный рой,

И говорили старики:

Запахло, мол, войной.

Глядим, на Виллисау, в дол

Вся в пламени страна;

Эрцгерцог Леопольд пришел,