Теперь перескочим на несколько месяцев вперед, когда Роберт Силверберг предложил мне написать что-нибудь для готовящейся антологии, «Далеких горизонтов». Боб рассматривал эту книгу как продолжение своей антологии бестселлеров «Легенды», в которой авторы фэнтези возвращаются к своим излюбленным мирам, радуя нас оригинальными историями. Он приглашал авторов НФ, создателей мегаэпосов, на бумагу для которых сводились леса, оживить рожденные ими миры, и среди прочих писателей были Урсула Ле Гуин с мирами Экумены, Джо Холдеман со своей Сепаратной Войной; Скотту Карду предстояло эксгумировать Эндера, Дэвид Брин возрождал чудеса вселенной Возвышения, Фредерик Пол снова возвращал нас в мир хичи, и так далее. У меня не так уж много правил, диктующих мне профессиональные решения, но среди них есть одно: не отвергать предложений ввести меня в пантеон богов. Так что я согласился.
Труднее всего оказалось втиснуть около миллиона слов «Песен Гипериона» в «не более 1000 слов», отведенных на предисловие к рассказу. А рассказом этим был, разумеется, «Сироты Спирали»; и мои космические бабочки, мои падшие ангелы глубокого вакуума стали тем, чем были в начале: мутировавшими людьми – Бродягами из четырех книг «Гипериона».
Рассказ был принят. И напечатан. И это было хорошо. (Если закрыть глаза на то, что в списке аннотаций на последней странице бумажной обложки меня назвали «Дэвид Симмонс» вопреки моим непрерывным хныканьям, жалобам и робким вялым возражениям, обращенным к издателям, которые, как оказывается, являются моими же редакторами и издателями в «Харпер Коллинз». Может быть, они (вместе с Бобом) хотели мне этим что-то сказать.)
Вот так это было. Такова история появления…
Стоп, погодите. Главное забыл.
Как вышло, что из-за «Сирот Спирали» я пропустил Девятый Ежегодный Водяной Бой на Линкольн-стрит.
Вскоре после выхода «Далеких горизонтов» мне позвонил Чарльз Браун из «Локуса» и сообщил, что «Сироты» получили ежегодную премию читателей «Локуса» за лучшее произведение малой формы. Я получил уже не одну премию читательских симпатий, и должен сказать, что для меня это очень важно… Дело в том, что к премии придается бесплатная годовая подписка на «Локус», а моей целью было и остается постоянно получать этот журнал, ничего за него не платя. (И цели этой я достиг бы, надо сказать, если бы не узколобая политика редакции, дающей бесплатную подписку всего на один год, даже если автор получил приз более чем в одной номинации года.)
Таким образом, Чарльз меня проинформировал о премии приблизительно тогда, когда меня пригласили на конгресс на Гавайях – «Вестеркорн 53» в Гонолулу, 1–4 июля 2000 года, и я приглашение принял (что со мной случается редко – обычно я на конгрессы НФ не езжу из-за графика работы и сроков сдачи).
– Не поняла? – сказала мне моя жена Карен. – Тебя не будет Четвертого июля?
Моя дочь высказалась еще короче:
– Па, ты спятил?
Дело в том, видите ли, что мы живем в старом приятном районе не слишком крупного городка у Передового хребта в Колорадо, недалеко от Боулдера, и несколько лет назад, в девяносто втором, мы с Джейн – под влиянием момента – нарисовали и размножили комикс-афишку, в которой все желающие приглашались в наш квартал на Линкольн-стрит ровно в полдень Дня Независимости, на середину улицы, с водяными шарами, водяными пистолетами, шлангами, ведрами или брызгалками любого иного вида, дабы принять участие в Водяном Бое на Линкольн-стрит. «Приходи, а то просохнешь!» – гласила наша афишка. В первый год явились человек двадцать пять, и успех был потрясающий – мы кидались налитыми водой шариками, поливая друзей и соседей не менее часа, пока не свалились от усталости.
К двухтысячному число участников Водяного Боя на Линкольн-стрит выросло до семидесяти пяти. Люди откладывали поездки, чтобы принять участие в ВОДЯНОМ БОЕ. Возраст бойцов был от трех до восьмидесяти трех лет. С ударом часов в полдень Четвертого июля в воздух взлетают тысячи водяных шаров (ага, мы построили для них катапульты), воздух наполняется галлонами воды, надуваются шланги высокого давления и опрокидываются ведра размером с гондолу. Никто не хочет пропускать ВОДЯНОЙ БОЙ.
И программа праздника сильно расширилась по сравнению с девяносто первым годом. После водяного боя народ обсыхает и идет во двор местной Центральной школы, где я одиннадцать лет учил шестиклассников, и начинается долгая и веселая игра в софтбол, и опять же участвуют все, от детишек до стариков, а городской оркестр в Томсон-парке на той стороне улицы непрерывно играет марши. Ближе к вечеру соседи и друзья собираются на барбекю, раскачивая заднюю или переднюю веранду, на которой оно организуется. Где-то к девяти вечера люди расходятся – в основном на близлежащее поле для гольфа, откуда хорошо виден фейерверк с игровой площадки на холме.
– Ты действительно собираешься пропустить Водяной Бой? – спросила Карен.
Но я уже обещал явиться на конгресс. И явился. На Гавайях мне было хорошо. Меня радовали встречи и споры с фэнами и коллегами. Я получил удовольствие от бесед с моими редакторами и издателем из «Харпер Коллинз», которые тоже приехали. («Дэн меня зовут, – повторил я не один раз, – Дэн, а не Дэвид…» – и все без толку.) Мне нравилось болтаться просто так с Чарли и народом из «Локуса». И премию получить тоже было приятно.
Но четвертого я улетел на материк и застал уже только намеки на фейерверк, увиденные из левого иллюминатора над крылом, когда летел над Сан-Франциско; прибыл в денверский аэропорт в полночь и ехал домой сквозь мрак и в настроении столь же мрачном. Я знал, что утром увижу залитые водой дворы, ведра и водяные пистолеты на террасах, висящие на палках купальники и футболки, промокшие кроссовки на ступенях, мелкие обрывки на траве от десяти тысяч лопнувших водяных шаров, незамеченные во время уборки после боя, и нашу псину Ферджи породы пемброук-уэлш-корги, которая лежит на крыльце, выпятив пузо (она считает своим долгом попить из каждого шланга), а на морде у нее сияет блудливая улыбка послепраздничного удовлетворения.
Надеюсь, что «Сироты Спирали» вам понравятся. Мне было приятно вернуться в мир Гипериона и посмотреть, что сталось с некоторыми из Бродяг и народом Спирали. И хочется думать, что вам тоже будет приятно взглянуть, что было, так сказать, «после Гипериона». Признаюсь, что у меня задуманы на будущее еще кое-какие короткие вещи, связанные с миром Гипериона. Но если они, часом, получат какую угодно премию, которая будет вручаться Четвертого июля, – на меня прошу не рассчитывать.
Летом две тысячи первого, незадолго до сего дня, когда я пишу это предисловие, произошел Десятый и Лучший Водяной Бой на Линкольн-стрит. Пришел весь город. Сухих не наблюдалось. В тот же день игра в софтбол тянулась часами, на счет всем было наплевать, а в парке наяривал оркестр. Таких барбекю старожилы не упомнят, а фейерверк был великолепен, как никогда.
Видите ли, чем старше человек, тем более необходимо ему определить свои приоритеты. Я это сделал. Литература и путешествия, слава и хвалебный хор критиков – все это важно, не спорю, но не стоит Водяного Боя на Линкольн-стрит.
Никак не стоит.
Огромный спин-корабль транслировался из пространства Хоукинга в море переливов красно-белого сияния двойной звезды. Шестьсот восемьдесят четыре тысячи триста человек из Спектральной Спирали Амуа находились в криогенной фуге, пять ИскИнов, командующих кораблем, держали совет. Они столкнулись с необычным явлением, четверо из пяти решили, что необходимо вывести огромный спин-корабль из пространства Хоукинга, и теперь оживленные дебаты – занявшие несколько микросекунд – шли о том, что делать дальше.
Спин-корабль был изумительно красив в дальнем свете двух звезд, окрасивших в красные и белые цвета километровый корпус. На трех тысячах модулей глубокого сна, собранных по тридцать на сотне осей, сливавшихся во вращении, словно лопасти гигантского вентилятора, играли яркие блики, и все три тысячи модулей казались огромным драгоценным камнем, сверкающим красными и белыми блестками. Энеане сконструировали корабль так, что оси колес были слегка наклонены вдоль длинного центрального корпуса: первые тридцать осей назад, а вторая группа осей выносила тридцатимодульные плечи вперед, так что модули глубокого сна миновали друг друга с микросекундным зазором, сливаясь в сплошные круги, и корабль на полном вращении был похож именно на то, о чем говорило его название, – на спираль. Наблюдатель, удаленный на сотни километров, увидел бы что-то похожее на вращающуюся двойную спираль ДНК, сверкающую в свете двойного солнца.
