Жиль насиловал себя. Слово "папа" далось ему нелегко. На мгновение перед ним встало лицо отца на смертном ложе, длинные нафабренные усы на белизне покрывала.

Жерардина, решившая держаться до конца, завела разговор с Алисой.

- Вы не слишком волновались?

- Вот еще! Не очень-то все было внушительно, верно? Я думала о другой паре, дожидавшейся очереди, и...

- Теперь будете заказывать платья в Париже:

- Может быть... Не знаю. Мы с Жилем об этом еще не говорили.

- Если вам нужно посоветоваться насчет туалетов, мои дочери к вашим услугам.

Алиса оказалась настолько хладнокровной, что, выслушав это предложение, невозмутимо глянула на Жиля, и тот промямлил:

- Не выпить ли нам портвейну, как вы считаете?

Им не хватало души общества, заводилы, который оживил бы игру. Хозяин был занят на кухне и не показывался. Хозяйка появлялась лишь на минуту, чтобы посмотреть, все ли в порядке. Прислуживала за столом какая-то форменная замарашка.

Перед тем как все сели за стол, Жиль подошел к тетке:

- Слышали, что он кричал?

- Увы!

- Что он хотел сказать?

- То, что сказал. Плантель предупредил меня еще позавчера. Но тогда вопрос еще не был решен. Как, впрочем, и теперь. Сенатор Пену-Рато слышал об этом от своего приятеля прокурора.

- Но зачем?..

Жиль заметил, что тетка шевелит пальцами, дергает шеей и растягивает губы, как всегда, когда не уверена в себе.

- Я ничего тебе не сказала, мой бедный Жиль: нельзя же было расстраивать тебя накануне свадьбы. Мне не хочется упрекать тебя в такой день, но вспомни!.. Ты приехал сюда, не зная ни нашего города, ни жизни вообще. Моя бедная сестра не смогла дать тебе надлежащее воспитание, хотя это, конечно, не ее вина. Мы все пытались помочь тебе советом. Эдгар Плантель видел в тебе чуть ли не родного сына. Ты жестоко обидел его, отказавшись сотрудничать с ним и потребовав вернуть тебе хранившиеся у него документы... Но лучше переменим тему. Не пора ли за стол?

Солнце на несколько минут скрылось за тучей, и комната разом стала тем, чем была,-деревенским кабачком: голые оштукатуренные стены, не слишком чисто выметенные углы, удручающе вульгарная меблировка.

На столе стояли устрицы, рачки, креветки, из кухни пахло супом из ракушек. Но вилки были железные, посуда выщербленная.

Словно по уговору, никто не заводил речь об эксгумации Октава Мовуазена, хотя было совершенно очевидно, что о ней думает каждый, за исключением Алисы, оставшейся точно такой же, какой она бегала в парк на свидания с Жилем. По лицу барышень Элуа скользила учтиво-снисходительная улыбка. Эспри Лепар, ошеломленный всем происходящим, не решался наложить еду себе на тарелку. Боб, восседавший в конце стола, вознаграждал себя за скуку обильными порциями местного белого вина.

"Вот,-думал Жиль,- самый важный день моей жизни, день, который определит весь ее ход, до самой смерти! Через тридцать, через сорок лет мы будем справлять его годовщину. Если у нас родятся дети, он даст начало многим поколениям, новым семьям, парам, бракам..."

Пока что, однако, все выглядело до крайности глупо и отнюдь не торжественно. Когда в храме Жиль впервые поцеловал жену на людях, он ждал, что у нее друбгнет рука, задергаются губы, увлажнятся глаза.

Ничуть не бывало! Алиса с видом соучастницы стиснула ему пальцы, и теперь Жиль спрашивал себя, не шокировала ли она его этим жестом.

- О чем ты думаешь, Жиль?

- Ни о чем.

Увы, кое о чем он думал. И даже о многом. Никогда еще его не осаждало столько мыслей сразу. Они путались в голове, как заросли, и он тщетно силился продраться сквозь них.

Коль скоро Жажа еще накануне предупреждала его, значит, газетчик с "Монитёром" подослан к церкви нарочно. Но кем?

Ведь это Жажа, все она же, столько месяцев подряд безнадежно твердила ему:

- Нашей себе красивых костюмов, купи шикарную машину, уезжай в Париж или на юг и живи в свое удовольствие. Здесь тебе не место.

Однако она ни разу не объяснилась до конца.

- У тебя же нет с ними ничего общего, - повторяла она, так и не уточняя, кого имеет в виду. Или выражала ту же мысль по-другому:

- Это ремесло - не для тебя. Рано или поздно они тебя подловят.

Жиль не верил. Все еще отказывался верить. И тем не менее уже начал допускать мысль о заговоре.

- Вам ничего не нужно? - осведомлялся хозяин, время от времени заглядывая в комнату.

- Нет, нет.

- Вот и прекрасно.

И, возвратясь на кухню, повторял:

- На поминках и то веселей, чем на такой свадьбе!

Все ели много, но лишь ради приличия, потому что разговор не клеился. Боб выпил столько, что к концу завтрака лицо у него побагровело, глаза вылезли на лоб.

- Ну, я сматываюсь! - возвестил он, вставая. Мать догнала его, вполголоса принялась урезонивать, и он вернулся на свое место, буркнув:

- Понятно!

Жиль, как принято, велел подать шампанского. Затем прошел в соседнее помещение и расплатился по счету. Уже в четыре завтрак кончился. Жиль все-таки улучил минутку, чтобы перемолвиться с тетушкой Элуа.

- Тетя, вы в самом деле считаете, что дядю Мовуазена отравили?

Жерардина вздрогнула, улыбнулась, куснула крупными зубами воздух.

- Что сказать тебе, мой мальчик? Все знают, что ты - за нее. Твой дядя был крепыш, под стать своему отцу, крестьянину из Ниёля. Зачах же он в несколько месяцев. Таял прямо на глазах. Есть люди, которые помнят кое-какие подробности. Ты сам сказал мне, что волен поступать, как тебе угодно. Только не упрекай потом, что я тебя не предупреждала.

Все уже встали, дверь была распахнута. Боб жал на клаксон автомобиля.

Несколько небрежно учтивых слов на прощание, и семейство Элуа первым тронулось в путь.

У Эспри Лепара, напоминавшего обычно цветом лица те бумаги, над которыми он корпел всю жизнь, выступили на скулах розовые пятна, и под конец завтрака жена отобрала у него рюмку коньпку как раз в тот момент, когда он собирался ее опрокинуть.

Жиль завез тестя с тещей на улицу Журдана, где в соседних домах, как по команде, заколыхались занавески, и Эспри предложил:

- Не зайдете ли на минутку? Ну, пожалуйста! Выпьем по рюмочке арманьяка.

- Полно, Эспри! Ты же понимаешь, что Жилю с Алисой...

И теща бросила на зятя взгляд, столь выразительно уточнявший перспективы, что Жиля передернуло.

- Нет, отчего же! Минутка всегда найдется, - возразил он.

Жиль согласился лишь для того, чтобы доставить удовольствие тестю: если машина постоит у дверей, соседи воочию убедятся, что Мовуазен не брезгует заглянуть в домик на улице Журдана.

- Но у нас такой беспорядок! Утром мы страшно торопились!..

В домике все было миниатюрно: коридор, двери, гостиная с четырьмя раззолоченными креслами, диваном и столиком в стиле Людовика XV, столовая, которой не пользовались, потому что предпочитали есть на застекленной, как веранда, кухне - там меньше хлопот.

- Не обращайте внимания, Жиль...

Мадам Депар на ходу подбирала разбросанные вещи - белье, пару туфель, щипцы для завивки, валявшиеся на столике в гостиной, где висело лучшее в доме зеркало.

- Не понимаю, зачем муж уговорил вас зайти. Правда, обычно он не пьет, но сегодня, по-моему, малость переложил. К тому же суп из ракушек переперчили. А уж цыпленок...

Они покинули улицу Журдана, когда начало смеркаться. Вокруг машины толпились мальчишки. Раньше в этот час Жиль с Алисой встречались у входа в парк или бродили по аллеям, выбирая уголки потемней. Сегодня у них был автомобиль. Чтобы добраться до набережной Урсулинок, потребовалось всего несколько минут. Алиса, естественно, всю дорогу цеплялась за руку мужа, сидевшего за рулем.

У бывшей церкви наверняка был выставлен дозорный: не успела машина затормозить, как из гаража Мовуазена высыпала дюжина служащих во главе с Пуано, и пожилая сотрудница вручила Алисе охапку цветов.

- От имени персонала "Грузоперевозок Мовуазена" почитаю своим долгом...