Верховный Суд РСФСР оставил кассационную жалобу Кабировой без удовлетворения.
Агент, которая должна была передать мне документы, была любовницей одного из руководителей города. Однако в условленное время на встречу она не явилась. Через некоторое время я узнал, что ее вычислили и как раз накануне нашей встречи на одной из баз отдыха за городом пытались утопить в бассейне в расчете списать смерть на несчастный случай. Она чудом осталась в живых, вырвалась и внезапно куда-то уехала.
Таким образом, и эта моя последняя попытка нанести Системе ответный удар потерпела неудачу. Борьбу против брежневской мафии я окончательно проиграл. Чтобы разрушить Систему, мало усилий одиночки. Надо, чтобы поднялся весь народ.
Я написал рапорт о переводе в Ижевск. Незадолго до этого в одном из московских журналов появилась публикация, в которой я попытался обобщить все, что знал о милиции. Это мое письмо в редакцию, с одной стороны, помогло мне, поскольку я стал слишком заметен, и мои враги, по-видимому, пока оставили попытки расправиться со мной, а с другой стороны, оно явилось препятствием, затруднившим поиск работы в Ижевске. Прочитав журнал, в МВД Удмуртии, очевидно, решили, что поторопились дать согласие на перевод, и, хотя я лично ездил в Ижевск и прекрасно знал, что у руководителей служб уголовного розыска не хватает по 3-5 человек, вскоре я получил официальный ответ: "Вопрос о Вашем переводе в МВД УАССР рассмотрен отделом кадров. В настоящее время, ввиду прибытия молодых специалистов с Высших курсов МВД СССР, мы не располагаем возможностью решить его положительно...".
Кто там говорит, что преступность захлестнула страну? С преступностью у нас все в порядке, если милиция не нуждается в услугах профессионального сыщика, прослужившего к тому времени в органах двенадцать лет. По моему глубокому убеждению, все дело в том, что сами органы внутренних дел стали неотъемлемой частью преступного мира.
Понятно, что с такими взглядами я не мог рассчитывать на особую милость, когда писал рапорт на имя министра внутренних дел Татарии. Одной из основных причин увольнения по собственному желанию я назвал несогласие с методами работы, которыми пользуется руководство. В органах внутренних дел, писал я, продолжает иметь место сокрытие преступлений, коррупция, грубейшие нарушения социалистической законности.
Мои противники обрадовались такому повороту дел. Слишком много набралось материала, чтобы уволить меня за дискредитацию звания сотрудника милиции. Однако эта затея у них провалилась. Я обратился с рапортом к министру внутренних дел СССР Бакатину. Заканчивался он так: "Я мог бы назвать конкретные фамилии и материалы, благодаря кому и чему я попал в опалу. Но я не хочу никакой проверки, так как устал от бессмысленной борьбы и не верю или почти не верю в торжество справедливости. Темные силы достаточно сильны, у них везде, включая Москву, есть свои люди. Коррупция, как метастазы в теле больного раком, широко распространилась в ОВД. Я не могу подчиняться руководителям, которых не уважаю за их непорядочность, во-первых, и за некомпетентность в решении служебных вопросов, во-вторых".
Я просил Москву только об одном: ускорить мое увольнение из органов внутренних дел. Однако чиновники из министерства вернули мой рапорт в МВД Татарии. Меня вызвали к министру, но ехать в Казань мне не пришлось. Очевидно, руководству УВД г. Брежнева надоело воевать с непокорным милиционером, и они подписали мне рапорт от увольнении.
Я покидал Брежнев навсегда со смешанным чувством облегчения и тревоги. Мне удалось избежать смертельной опасности, но там, в этом городе, остались мои враги. Остались победителями в этой схватке, совершенно безнаказанными и уверенными в своей неуязвимости.
Они и сегодня продолжают совершать новые преступления и занимать высокие посты.
Крушение
"Так круг - замкнулся? И выхода действительно нет? И остается нам только бездейственно ждать: вдруг случится что-нибудь само?"
Александр Солженицын. "Жить не по лжи".
ВЫРОДКИ
В Ижевске я работы так и не нашел. С большим трудом меня приняли в прокуратуру Завьяловского района Удмуртии. Я стал старшим следователем. В первые недели ко мне внимательно приглядывались, стараясь держать дистанцию. По-видимому, и здесь прочитали мою публикацию в московском журнале, поэтому относились с опаской.
Прописался я у тещи, на этот раз она не возражала, поскольку подала заявление на расширение жилплощади и считала, что увеличение числа проживающих ей выгодно. Каждое утро я прибывал на автовокзал и уезжал автобусом в райцентр, что в двенадцати километрах от Ижевска, а вечером возвращался домой. Впечатление было такое, словно вся жизнь моя проходит на колесах и я вечный путешественник. Правда, маршрут оказался слишком однообразным и скучным. Зато работа скучать не давала.
Однажды вечером, когда я уже собирался домой, позвонил дежурный и сообщил, что в одном из домов деревни Чепаниха обнаружен труп женщины. Я спросил, имеются ли признаки насильственной смерти, но дежурный не мог сказать ничего вразумительного. Я все же решил взять судебно-медицинского эксперта и поехал за ним в город. Пришлось до десяти часов провести в томительном ожидании, поскольку эксперт был занят, а в этот вечер он дежурил один на всю республику. В Чепаниху мы приехали глубокой ночью.
Участковый, сообщивший о происшествии, оказался трусом - он даже не заходил в дом и о том, что там находится труп, знал со слов соседей. Дом стоял на отшибе, дверь в сенцы была закрыта на навесной замок. Я вытащил скобу и с фонариком в руках вошел внутрь. Прямо у входа лежал труп женщины, прикрытый покрывалом и подушкой. Мы с экспертом стали его осматривать.
На голове имелись три раны: теменная, затылочная и височная; кости черепа сломаны. Похоже, орудовали обухом топора. Пол и стены были забрызганы кровью. Лампочка в сенцах отсутствовала, в ходе осмотра я обнаружил ее на столе в доме. В единственной комнате все было перевернуто, на полу валялись разные бумаги. Нашлись и документы потерпевшей, она оказалась тысяча девятьсот двенадцатого года рождения. Среди документов мы обнаружили справку, из которой явствовало, что старуха получала двенадцать рублей пенсии.
