Впрочем, эти хитроумные военизированные охранительные сооружения все равно были глупостью взрослого дитяти, уверовавшего, что таким примитивным образом можно превосходно поиграть в прятки с нехорошими злобными дядьками.
Не знаю, но этот монументально сейфовый бред, как бы игнорируя весь мой умудренный скептицизм, привносил в мою контуженую душу некоторое спасительное (а сущности, относительное, страусинное) умиротворение.
Дверная электрическая трель не прекращала своей занудной птичьей песни ни на секунду, будоража некоторые мало уютные воспоминания, именно своей настойчивостью и церемонностью...
Однако сердечного панического трепета мой как бы заждавшийся (до сего дня, до сей минуты, настроенный на волну нежданных ночных визитеров) организм не позволил себе.
Я ждал, не только тех звероподобных наглецов, унизивших мою грешную трусливую плоть, но и того маломерного представительного мужчину, адепта неких тайных карательных возможностей, который вроде бы сумел мне, аффектированному балбесу, внушить какие-то странные тезисы о какой-то латентной непреходящей борьбе с тонкими (в том числе и явными, ныне чрезвычайно преуспевшими) силами мирового зла, и вроде бы даже завербовать меня в некий изотерический Орден справедливости, который представляет интересы некой могущественной организации, которая не то противостоит, не то ведет необъявленную третью Мировую войну...
Корректнейший Игорь Игоревич, тогда же рекомендовал ждать и быть готовым влиться в ряды "активных сторонников", и ничего более в этой прескверной жизни не страшиться...
Трель дверного звонка начинала напоминать идиотский индюшачий клекот!
Я прилежно делал вид, что меня в данную историческую дату нету за этой обыденно дерматиновой (осадной!) дверью. Я свободный холостякующий господин, - я могу быть сейчас, где мне заблагорассудится.
К примеру, - в Зоологическом парке. У вольера с экзотической птицей страус Эму. В крайнем случае, хмуро созерцаю - аппетитно отвратительную птицу, украшенную вислым, стариковски мошоночным зобом, - индюка...
Это сволочное мелодичное чириканье вдруг включило в моих мозгах некий мыслепроектор, который с невероятной сказочной быстротой возвратил меня со всеми потрохами в ту дивную бесконечную ночь престранных свиданий...
Меня пользовали в виде безропотного приспособления в банной процедуре.
И драили мою насквозь провонявшую шкуру, следует отметить, чрезвычайно ответственно, со всей физкультурной девичьей добросовестностью.
И уж, разумеется, я не пытался перевести сей обстоятельный гигиенический акт в более приземленный, интимный. Ничего подобного блудящего даже в мыслях не ворошилось, - а зря, говорил я себе по прошествии энного времени...
Отнюдь, - я пребывал в образе послушного примерного мальчика-барчука, которого дворовая крепостная дебелая девка изо всех своих крепостных сил и усердий избавляла от налипшей, кажется, в самые глубины пор, едучей унизительной мочевой слизи...
Изрядно надоевший беспрерывный птичий гостевой клекот-призыв, внезапно оборвался.
Я не без оснований подозревал, что за дверью, глумливо втихомолку подхихикивая, оттаптывая мой новенький каучуковый коврик, хорониться известная мне, малолетняя особа, тиская в ладошке сотовый переговорник...
Однако вслед за противно выжидательным затишьем, вновь затарахтел мой передохнувший телефонный могикан.
Определенно, тебя, дядя Володя, обложили. Нормальная планомерная нудная девчоночная осада...
И откуда в тебе, парень, столько глупости - раздаривать личные номера личных холостяцких телефонов?
А собственно, чего я трушу?
Боже мой, а почему бы ни попить чаю с представителем вредной очаровательно чуждой расы...
А стирку - к черту!
- Опять хулиганишь? - безо всякого предисловия начал я выговаривать в многократно задышанную чужими глотками мембрану, полагая компромиссно-мирным путем решить проблему нежданной (но тайно, ненавязчиво, ожидаемой) гостьи-грубиянки.
- Не вздумай открывать! Слышишь, ты, дружбанчик? Это не горбыль! Я рядом, в берложке Цимбалюка. Не вздумай, если... Эти козлы! - эти сучары-лошары хотят сгрести бабло с тебя! И ломятся кипишно сюда! Слышишь, не отпирай калитку! И не вздумай капнуть в ментуру! У них там свои люди прикупленные. Молодец, Цимбалюк, у него такие замочки с заморочками! Я говорю по...
Тахикардийные зуммеры дали ясно понять, - с хулиганистым абонентом приключилось нечто нездоровое и, возможно, насильственное...
Да, я не ошибся в своих светлых предчувствиях: "та" ночь решила вновь возвратиться в мое настоящее во всей своей предсказуемости и чаровательности. Возвратиться, не дожидаясь черного ночного разбойничьего часа...
Сумеречные существа с сумеречными намерениями вполне освоились с дневным образом жизни. Они - эти преподлые сущности - находят некий надмирный высший смысл, - осуществлять свою сумеречную премерзкую деятельность, именно на солнечном людном пространстве.
Сумеречным господам стало не обременительно некоторое дозированное паблисити.
Не одним же жалким продажным комментаторам, обозревателям, ведущим и прочим актеришкам-шестеркам блистать с телеэкранов, взирать с заглавных полос газет, лакированных журнальных и книжных обложек, выглядывать из электронных бездн Интернета...
Безусловно, ни в какую милицию звонить я не стану. Зачем мне (нам!) лишние свидетели...С той злополучной ночи в моих мозгах каким-то неизъяснимым чудесным образом поселилась череда неких чисел - числом семь...
Эти числа, с некоторым сердечным трепетом и вызволил из любезно напрягшейся памяти.
И, прибегнув к помощи допотопного телефонного диска, попытался дозвониться до совершенно неизвестного мне абонента, уведомляя свои адекватно функционирующие (фонтанирующие!) надпочечники, что с чрезмерным выбросом боевого адреналина не стоит спешить.
- Это есть "первосвидетель", - опустив всяческие пожелания здоровья, выпалил сразу же условленную фразу пароля, и, услышав в ответ два условленных слова: "Принято. Прием", - тут же перешел к прозаической информации: - Какие-то подонки насилуют мой дверной звонок! И рядом, в квартире Цимбалюка... Ее тоже ломают! Я не открываю...
- Здравствуйте, первосвидетель. Сколько их? Возраст? Пол?
- Да, простите, здравствуйте! Какой к черту пол! Звонок... Дверь выламывают у Настенки!
- Уточните: звонок или дверь? - бесстрастным маловыразительным баритоном бормотала мембрана. - Подойдите к глазку. Изучите оперативную обстановку. Затем доложите.
Этак меня оконфузить! Откуда эти тайные "помощники" доперли, что их клиент еще не добрался до дверного глазка?
- Понял! Минутку...
Почти шпионским неслышным шагом - а, честнее сказать: малость трусоватым перешагиванием, предварительно, вылезши из разношенных шлепанцев, приблизился к крепостной двери.
Отопрелым ногтем, неслышно приподнял черную пластиковую шторку телескопического подглядывающего устройства. И, придерживая дыхание, приник к хитроумному окуляру, и...
И кроме сплошной чернильной гущины - никаких зрительных впечатлений! Порядочная ночная чернь посреди, так сказать, солнечного полдня...
Впрочем, спокойствие, дядя Володя! Никакой мистики, - эти притаившиеся подонки чем-то непроницаемым заклеили выходной наблюдательный глаз. Обыкновенные профессиональные черти...
- Вован, а Вован! А ты че притих там, а? - донесся до моего настороженного уха знакомо чарующий дребезжащий говорок. - Ты, мышь серая, ты че, падла, замуровался? А?! А бабахнем твою сраную чугунную калитку, а? Или сам сдашься, а? Мумло мумучее!
Отвечать на подобные неинтеллигентные вопросы без команды свыше...
И, поэтому тем же хладнокровно неслышным манером, возвратился в комнату, и, прижимая впритык к губам терпеливо ожидающую трубку, соорудив из слегка завлажневшей щепоти конфиденциальный рупор, зашептал:
- Глазок заклеен снаружи. Видимо жевательной резинкой. Один из них он психопат и коротышка, - звал меня. Требовал открыть. Иначе...Эти подонки знают - я дома!
