Шушпанов Аркадий Николаевич

И от судеб защиты нет

Право, если б вперед говорили условия, мало нашлось бы дураков, которые решились бы жить.

А. И. Герцен

Я опаздывал, я безнадежно опаздывал.

Мчался по бесконечным галереям, тревожа покой статуй, давно утраченных на Земле, скачками преодолевал лестничные марши, но все равно ворвался в актовый зал, когда распределение уже состоялось.

Группа "Артемида" праздновала.

В общей суматохе мне, вероятно, нужно было сразу пройти к Машине Судеб и взять свою распечатку. Но сейчас это меня почти не интересовало. Я искал глазами Дельту и вскоре нашел.

Дорогу к ней преградила ручища Тау. Вторая ручища держала кубок.

- Омикрон, - прогремел Тау, - выпьем!

- Есть за что? - спросил я.

- Шестьдесят восемь лет! Ты разговариваешь со знаменитым архитектором. Видел эскизы - дух захватывает. А еще - отличная жена, трое блестяще образованных детей и шестеро резвых внуков.

- Уход?

- Скоропостижный, во сне. Разве не здорово? - Тау сделал добрый глоток. - Вот, пока еще могу позволить. Там буду убежденным трезвенником. Неприятность, однако!

- Рад за тебя, - сказал я. - Когда?

- Послезавтра! Жаль, дружище, мы не встретимся. Придется ждать, когда снова станем эйдосами.

- Если не попадем в разные группы...

Тау явно настроился развеять мои сомнения, но мне нужна была Дельта, и я тактично от него отделался. Рыжий гигант, ни мало не смутившись, тут же завладел вниманием Каппы и Мю.

Дельта одиноко сидела у фонтана под сенью эйдоса диффенбахии. Распечатку она держала на коленях. Голова опущена, плечи поникли. Я подошел, сел рядом и обнял ее.

Дельта разрыдалась.

- Так переживала, думала, умру до рождения. - Вдруг посмотрела сердито. - И рядом никого,

- Извини. Я торопился завершить. Неизвестно ведь, смогу ли после.

- Наверняка сможешь.

- Я хотел, чтобы ты прочла его в Эйдолоне. Переход скоро?

- Через две недели.

Я задал главный вопрос.

- Мы будем вместе?

- Нет. - Она покачала головой. Маленькая ладонь провела по моим волосам. - Мы даже не будем иметь представления друг о друге.

Я сжал край холодной скамьи. Дельта крепче прильнула ко мне.

- Ты полюбишь кого-то? - потерянно спросил я.

- Конечно, - она улыбалась, и от этого становилось больнее. - Как же без этого, милый? Выйду замуж, рожу двоих, разведусь, когда младшему исполнится четыре. Своего мужчину так и не встречу... И в земной жизни я не буду такой красивой. Хочешь посмотреть?

Она подвела меня к плоскому экрану, зажгла его прикосновением.

- Скажем, мне восемнадцать, - Дельта набрала цифру.

Девушка, возникшая на экране, была очень молодой... и очень похожей. Как младшая сестра. Волосы сохранили цвет - и только. Носик стал вздернутым, карие задорные глаза сделались чуть раскосыми, брови утратили безукоризненную линию. Девушка показалась в полный рост, она обладала стройной фигуркой, но при взгляде на ее точеные мускулистые ножки я почему-то все равно вспомнил шекспировское "не знаю я, как шествуют богини".

Я-то знал.

Дельта погасила экран.

- Я могла бы удвоить и утроить возраст. Но - хочу, чтобы ты запомнил меня прелестной, как эйдос.

Последнюю фразу она произнесла томно и сделала балетное па.

Запомнил. Если бы мы хоть что-то помнили! Подсознание, изуродованное переходом, - вот все, что нам останется.

- Я - твой недостижимый идеал! - Дельта стояла на носке, держа другую ногу почти перпендикулярно полу. - Ты будешь влюбляться во всех женщин, лишь отдаленно похожих на меня.

На что еще я мог надеяться?..

- А где твоя распечатка?

Я ответил.

Дельта стала серьезной.

- И ты слушаешь мои причитания? Омикрон, я глупая, самовлюбленная эгоистка. Всегда думала, что настоящее только на Земле. Но ты... ты уже здесь настоящий. Я ей завидую.

- Кому?

- Той, которую ты выберешь.

И Дельта меня поцеловала. Я тоже чуть не умер до рождения. Потом вынул из-за пазухи свернутое в трубку стихотворение.

- Это тебе.

- Спасибо, - Дельта спрятала свиток в тунику. - А теперь пойдем.

Моя распечатка сиротливо лежала на серебряном подносе. Дельта подала ее мне и отвернулась. Я прочел толстенный фолиант единым духом. Потом еще раз, медленнее. И в третий. И в четвертый.

Дельта давно уже повернулась ко мне.

- Что?..

- Подожди, - сказал я. - Совсем забыл. Твой возврат... Сколько тебе будет?

- Восемьдесят три. А у тебя?

- Двадцать восемь.

- Что?

- Двадцать восемь. Почти как Лермонтов. Только прозаичнее.

- Расскажи! - потребовала она.

Я рассказал. Про мать, про бабку, про первую любовь, про вторую. Про автокатастрофу. Про наркотики. Про непотушенную сигарету. Много было всяких "про".

К нам потихоньку стягивались другие. Разговоры смолкали. Все, наверное, потому, что я оказался последним.

- Долго ли тебе осталось в Эйдолоне? - деловым тоном спросила Дельта.

- Так же, как тебе.

- Нужно поговорить с ментором, - сказала она.

- О чем?

- Стопроцентного совпадения с данными Машины не бывает.

- Эту лекцию я пропустил.

- Как же, стихи сочинял, - передо мной вырос подтянутый Эпсилон. Гений ты наш, на корню загубленный. Я проживу на девять лет меньше твоего. На войну попаду в восемнадцать. А там - плен. Описать тебе, как снимают кожу "двойным тюльпаном"? И сколько после этого еще живешь?

- Ты рад?

Эпсилон осклабился.

- А ты подумай! Но подумай и вот о чем: из тех, кого я успею прикрыть, многим повезет. И жизнь пойдет дальше. Важно только то, что остается. Да что я! А если бы Жанна д'Арк отказалась?

- А если бы - ее палач?..

- Грязная работа - тоже работа, - непримиримо сказал Эпсилон. - Наивно просить пощады у судьбы.

- От моей вообще не будет проку. Кстати, среди нас есть, кто отказался?

- Есть. Кси.

Я не поверил. Кси был лучшим из нас. Самый славный эйдос.

- Он будет убивать детей. Их все равно бы убили, но Кси не хочет там быть.

Значит, на Земле случится еще один выкидыш или аборт.

Я запутался.

- Позовите ментора.

- Уже идет, - быстро проговорила Дельта.

Эйдосы расступились.

- Я нужен тебе, Омикрон, - утвердительно сказал ментор. Он знал, кому нужен и зачем. Он знал содержание всех судеб.

- Ты внимательно читал распечатку? Она очень подробна.

- Несколько раз, но ничего не нашел.

- Хорошо, попробуем вместе. Если хочешь, можем остаться одни.

- Пусть все будут с нами.

Он взял мой фолиант, хотя помнил его наизусть.

- Ты отслеживал свои стихи?

- Да, но их будет мало и все плохие.

- Ты не успеешь полностью раскрыться. Но кое-что напечатаешь.

- Все пропадет.

- Здесь ссылка. - Ментор подошел к панели. Руки забегали по клавиатуре, как будто наигрывали "Полет шмеля". - Тираж... Список читателей... Вот, указал на экран.

Очень популярный сегодня жест.

- "...Наиболее сильным окажется воздействие образов на автора код такой-то (эйдос Ро, группа "Персефона"). Подсознательное использование образов в собственном творчестве Ро имеет частным показателем снижение кривой самоубийств на пятнадцать процентов..."

Двадцать пять пар глаз следили за символами на экране: и Дельта, и Тау, и Кси, и Мю, и Каппа, и Омега, и Ро, наш Ро. Двадцать пять, и печальнее всего были глаза самого ментора, которые больше никогда не увидят мир людей.

- Не спеши, - обронил он напоследок. - Все-таки читать - одно, а прожить - совсем другое.

И я стал думать. Думал, выстраивая за терминалом бесконечные колонки вероятностей. Думал, слоняясь по пустым аудиториям или по саду.