Страны "третьего мира" представляют собой ужасную картину: голод в Африке, химическая и биологическая война в Афганистане и Индокитае, смерть везде, где действуют в общей сложности более 300 тысяч советских, кубинских и вьетнамских солдат, пытающихся подавить освободительные движения в Камбодже, Эфиопии, Афганистане, Никарагуа и других странах".
Сегодня уже и некоторым западным политикам, администраторам, писателям и журналистам (отнюдь не массовым персонажам политики, "медиа" и университетских кругов) ясно, что третья мировая война идет и приблизилась вплотную к рубежам США. Неоднократно отмеченная Солженицыным особенность этой войны состоит в ее одностороннем характере: ее ведет атакующая сторона и в нее почти не включается основная конечная атакуемая сторона - Запад. Отвечают войной на войну (сдерживаемый Западом) Израиль и партизанские движения в тех промежуточных ареалах планеты, транзитом через которые ведется атака на Запад. Партизанам помогают мало и плохо. Локальная и, к сожалению, ограниченная во времени флуктуация стратегии Рональда Рейгана не переродила глобального западного настроения капитуляции. Вспомним, каких усилий стоило Рейгану добиться согласия конгресса на жалкую помощь никарагуанским борцам против просоветского режима Ортеги, сражающимся уже непосредственно за Америку.
Несколько утешает, что в 1986 году тогдашний директор ЦРУ США У. Кейси (должность немалая, но ведь и он был связан по рукам и ногам миропониманием большинства политиков, лепящих общественное мнение, и деятелей "media") так же отчетливо идентифицирует инициатора третьей мировой войны, как Солженицын в 1975 году.
У. Кейси уподобляет СССР середины 1980-х гг. гитлеровскому режиму эпохи второй мировой войны - смелое и не часто встречающееся уподобление для западного государственного деятеля. Солженицын же писал еще в 1975 году:
"Я описал положение так, как оно ясно видится любому среднему человеку Востока, от Познани до Кантона. Но еще много мужества надо западному сердцу, но еще много напряжения надо западному взгляду, чтобы увидеть и признать это такое ясное: методическое неуклонное победное разлитие насилия и крови из одного центра по всему земному шару вот уже скоро 60 лет. Пройтись по карте и увидеть те следующие страны, которые намечены в жертву" (I, стр. 205).
Снова и снова подчеркиваю: когда Солженицын говорит о "методическом неуклонном победном разлитии насилия и крови из одного центра (выд. Д. Ш.) по всему земному шару вот уже около 60 (сегодня - 70. Д. Ш.) лет", - он говорит о своей стране, о своей родине, народ которой ему кровно дорог. Власть, которая инициирует насилие на всем земном шаре, делает это руками подчиненных себе народов. Это их подневольному нашествию следует сопротивляться, их, гонимых в атаки, следует не пускать ни на шаг вперед. Но Солженицын объявляет такое сопротивление необходимым - возможна ли позиция, более чуждая шовинизму?
Кажущееся противоречие: Солженицын не раз говорит о том, что скованные цепями тотального гнета народы не вправе требовать физической, военной защиты от Запада. Вместе с тем он упрекает Запад за капитуляцию во всех районах земного шара. Противоречие исчезает, когда разделяешь убеждение Солженицына в том, что все, даже географически весьма отдаленные от Запада (а они состоялись уже и в Европе, и протекают на американском континенте) битвы за установление просоветских и подобных советскому режимов суть промежуточные этапы основной операции по завоеванию Запада извне и изнутри. Поэтому Солженицын говорит:
"Конечно, никто не может требовать от Запада защищать Малайю, Индонезию, Тайвань или Филиппины, и даже никто не смеет упрекнуть его за отказ. Но те юноши, которые отказались переносить тяготы и страхи далекой вьетнамской войны, - быть может, еще не выйдя из боевого возраста, лягут еще они, даже не их сыновья, - лягут за саму Америку, но уже поздно и бесполезно.
Опоздано спрашивать: как избежать Третьей Мировой войны? Надо найти трезвость и мужество остановить Четвертую. Остановить, а не валиться на колени" (I, стр. 205).
И если, по Солженицыну, внутреннее сопротивление еще свободных народов тоталитарной экспансии, откровенной и прикрываемой, должно протекать главным образом на духовном, идейно-информационном, но и (добавим) юридических уровнях, то здесь бы самое время напомнить: в противодействии прямой агрессии "в наш век без танков, самолетов и снарядов никаким духом не возьмешь" (I, стр. 205, выд. Д. Ш.)
Считать ли угрозу прямой атаки упомянутого выше "одного центра" против Запада продолжением третьей или началом четвертой мировой войны, не имеет существенного значения.
Очень интересны в плане отношения Солженицына к Западу его два уже упомянутых мною выступления перед деятелями американских профсоюзов АФТ-КПП(: в Вашингтоне и в Нью-Йорке в июне и в июле 1975 года (I стр. 206-251). Проблематика "узлов" "Красного колеса" врывается то и дело в эти выступления, проявляясь в прикованности говорящего к отечественной истории, к ее замолчанным и извращенным фактам, ко всему тому, над чем он неотступно работает. Солженицын - хороший оратор: его в данном случае чуть-чуть лапидарная, иногда - несколько упрощенная, но вместе с тем безупречно точная аргументация, судя по прерывающим его аплодисментам, находит дорогу к аудитории. С этой аудиторией - профсоюзной, рабочей, - Солженицын говорит о том, что ей понятно, что может и должно ее взволновать, говорит, как свой, как вчерашний коллега по классу:
"Большинство присутствующих здесь сегодня - люди труда, созидательного труда, и сам я, проработавши в жизни немало лет каменщиком, литейщиком, чернорабочим, и от имени всех тех, кто делил со мною подневольный труд, как эти два бывших заключенных ГУЛАГа, которых сейчас вы видели((... и от тех, кто сегодня работает в нашей стране в угнетенном состоянии... - я могу начать сегодняшнюю речь обращением: Братья! Братья по труду!
Не забывая и многочисленных почетных гостей, присутствующих здесь, добавим: дамы и господа!.. " (I, стр. 206).
С профсоюзными деятелями Солженицын не вступает в спор по поводу принципиальных основ социалистической и даже коммунистической идеологии. Он говорит о практике большевистской партии и коммунистического государства, преступной с точки зрения слушателей, используя порой в качестве опоры их синдикалистское миропонимание, их антипатию к отечественным капиталистам. Главное, на чем прежде всего останавливает Солженицын внимание профсоюзной аудитории, - это изначальная фиктивность, мнимость по сей день декларируемой коммунистами их верности интересам рабочего класса.
"Пролетарии всех стран - соединяйтесь!" - этот лозунг кто из вас (аплодисменты) ...кто из нас не слышал этого лозунга, который звучит над землей уже сто двадцать пять лет... И сегодня вы можете найти его на любой советской брошюре и на каждом номере газеты "Правда". Но никогда руководители коммунистической революции в Советском Союзе не применили этих слов искренне и в полном их смысле. Когда нарастает за десятилетия много лжи, то мы уже забываем ту коренную, основную ложь, которая не на листьях дерева, а у корней его. Сейчас почти невозможно уже вспомнить и поверить... Я недавно специально опубликовал, снова переиздал брошюру тысяча девятьсот восемнадцатого года. Это подробная запись собрания всех представителей петроградских заводов и фабрик, того самого города, который у нас называют колыбелью революции. Повторяю, это был март 1918 года.
С тех пор рабочий класс никогда уже не мог отстоять своих прав. И в отличие от всех стран Запада наш рабочий класс получает только подачки. Он не может защитить самых простых своих бытовых интересов, и малейшая забастовка, по поводу зарплаты или бытовых условий, рассматривается как контрреволюция. Благодаря закрытости советской системы вы никогда не слышали, вероятно, ни о текстильной забастовке в 1930 году в городе Иванове, ни о рабочих волнениях в 1961 году в городах Александрове, Муроме. Ни о крупном рабочем восстании в Новочеркасске в 1962 году, то есть уже в хрущевские времена, после всех "оттепелей". Об этой истории будет подробно скоро напечатано в вашей стране, в моей книге "Архипелаг ГУЛАГ", том третий. Это была история, когда рабочие пошли мирной демонстрацией к горкому партии с портретами Ленина, прося изменить экономические условия. По ним открыли пулеметный и автоматный огонь, и танками разгоняли толпу, и даже своих раненых и убитых никакая семья не смела взять: их всех тайным образом убрали..." (I, стр. 206-208).
