Вскоре вдалеке послышался равномерный гул. Остались позади вонь и дымы золотых ям, все отчетливее в воздухе ощущался йодистый морской запах. Дорога постепенно забирала выше и выше, пока наконец не вышла на скалистый обрыв над морем. Александр глянул вниз и зажмурился — ему показалось, что валы кипят в невообразимой дали, что до прибоя версты две, не меньше. И пропасть притягивала… Седые пенистые волны сверху выглядели простой рябью, но скала гудела и дрожала под их ударами — так велики они были. Фонтаны брызг взметались в воздух, порывы ветра подхватывали их, скручивали в диковинные жгуты, разворачивали причудливыми веерами. Море бурлило и клокотало у подножия скал, как в исполинском котле. Но ни радуги, ни сверкающих искр Александр различить не мог. Плотные, беспросветные тучи затягивали небо, не пропуская ни единого солнечного лучика. С неба струился странный серебристый свет, окрашивающий все вокруг в нереальные, неестественные тона. Над морем поднимались клубы серого тумана, сливающиеся с тучами, и полностью стирающие грань между небом и морем.
Вид океана поразил Александра. Он никак не ожидал увидеть столь унылую картину. Ни радостного солнечного света, ни игривой сверкающей лазури, ни грозной черноты в белой оторочке, ни всесокрушающей штормовой мощи. Всюду только непобедимая серость. Поистине край света.
— Вот он каков, Кронийский океан, — упавшим голосом сказал Александр.
— Да, — согласился Гремислав, — тот, кто назвал его мертвым морем, не слишком ошибся.
— Велик их Один-бог, угрюмо море…
— У кого? — не понял Гремислав.
— Так, песня одна.
— Какая?
— Песня варяжского гостя.
— Только этих разбойников здесь и не хватает. Смотри, накликаешь беду. Нам и так придется солоно.
— Действительно, лучше не надо, — подтвердил леший.
Они поехали по узкой, еле заметной тропинке, потому что мощеная дорога, выйдя к морю, закончилась. Тропинка петляла между прибрежными скалами, не удаляясь от берега, пока не уперлась в отвесную бугристую скалу. И тоже пропала.
— Куда же дальше? — спросил Александр. — Может, отправим Зорковида поискать дорогу?
Древолюб хрюкнул, сдерживая смешок.
— А мы пришли. Это скала Гога и Магога. К Железной Горе нет иного пути, кроме как сквозь их пещеру. Вот только пустят ли они нас?
— Почему же нет?
— Потому что в последнее время они все реже открывают окна. А про двери… Про двери, кажется, они вообще забыли. И недавно здесь проезжали наши враги. Тоже неизвестно, чего они могли наговорить.
Александр лихорадочно пытался вспомнить, кто такие Гог и Магог, но память мало чем могла помочь. Два мифических народа, заточенные в скалу Александром Македонским (и здесь он!) за неведомые провинности. И все. Если они по ошибке либо по глупости примут его за Искандера-зуль-Карнайна, то наверняка не пропустят. Или захотят отомстить, тогда вообще плохо…
— А как бусурманы подбираются к Железной Горе?
— Они проходят с другой стороны Рифейского хребта, — нехотя ответил Гремислав внимательно разглядывая каменную стену. — Где же здесь ворота? — раздраженно обратился он к лешему.
— Надо искать.
— Может перевалим хребет? — робко предложил Александр.
— Мы едва пробились здесь. Пойди мы другой стороной, Бусурманскими степями, вороны давно расклевали бы наши кости.
— Но это грозит нам и здесь, — сказал Древолюб. Александр взглянул на него и поразился. Никогда раньше ему не приводилось видеть лешего в такой панике.
— Что там? — он тоже перешел на шепот.
— Ледяной крак, — еле вымолвил Древолюб.
Теперь побелел и бесстрашный Гремислав.
— Ты не ошибаешься?
— Смотри сам.
Александр повернулся следом за вытянутой рукой лешего. Но ничего кроме неясного белого пятна, маячащего в густом тумане, не различил. И честно сказал об этом.
— Так это он и есть, — ответил Гремислав, лихорадочно потирая руки, словно они внезапно начали зябнуть.
— Да кто?! — в отчаянии возопил Александр.
— Крак, — отрывисто бросил Древолюб. Потом закрыл глаза и начал нараспев декламировать. — Крак есть рак величины непонятной. Есть он во мраке подо льдами вечными и занимает ужасное место, и рыбаки бывают рады, когда на оное наедут, ибо над ним множество рыб вьется. В безлунную ночь крак выходит из подо льда на открытое место, и тогда познают пребывание его по мели в море: когда известное место, бывшее глубиною до ста сажен, по мере гирьки окажется сажен в тридцать, заключают тогда, что на дне крак обретается. Выпускает зверь содержимое свое в воду, отравляя оную на расстояние до пяти верст округ, и пожирает рыбу. Если же отмель сия отчасу мельче становится, заключают, что крак наверх поднимается, тогда спешат отъехать и, достигнув настоящей глубины, останавливаются. Тогда видят показывающуюся из воды поверхность сей ужасной твари, ибо всю ее ни один смертный не лицезрел и до скончания мира не увидит. Крак есть белый и твердый, аки гранит. Спина покрыта превеликим множеством рогов, достигающих лодейной мачты в размерении. Ужаснее всего морда крака — квадратная и мерзкая, бородавками и буграми усаженная. В середине морды искомая дыра, дыхалом именуемая, через кою крак смертоносный яд извергает. Ежели помянутый яд на человека попадет — загорается тело адским пламенем, не гасимым ни водой, ни землею. И горит, покуда горимое в пепел не обратится.
— Неужели это правда? — скептически покачал головой Александр.
— Не все, — ответил Гремислав. — Половина — правда, половина — выдумка.
— Но которая какая?
— Трудно сказать, уж очень все перемешано. Да и действительно, мало кто ледяного крака видел, а после в живых остался, чтобы об этой встрече рассказать. Но вот насчет яда — сущая правда. И еще они извергают ядовитые фонтаны на землю. От сей мерзкой жидкости сама земля пылать начинает.
Леший неистово замахал руками.
— Прячьтесь, он приближается!
Александр увидел стремительно вырастающий из тумана белый блестящий купол. Попытался броситься следом за Древолюбом, но парализованная нога подвернулась, и он покатился кубарем по земле, больно ударившись плечом. Подскочил Гремислав, схватил Александра под мышки и, ругаясь сквозь зубы, поволок на себе.
Послышался громкий свист, переходящий в рев, точно вырвалась из моря струя горячего пара. И смотрите! Действительно, в небе появилась черная дуга, рассекающая тучи. Какая-то неведомая жидкость с плеском ударила в то место, где они только что стояли. Сразу с грохотом начали лопаться камни, точно их раскалили докрасна и обдали холодной водой. Там, куда отлетали дымящиеся капли, занялись бледным пламенем редкие кустики вереска и дрока. В воздухе резко запахло миндалем, да так сильно, что начала мутиться голова.
Витязь вдруг бросил Александра, и тот снова ударился о камни. Он с проклятием сорвал с плеч вышитый золотом голубой плащ. Александр с изумлением и страхом увидел, как по плащу ползет жидкое фиолетовое пламя, оставляя за собой обугленную ткань.
— Едва не попал, — с облегчением перевел дух Гремислав.
Но снова в небе мелькнула смертоносная струя. К счастью на этот раз крак промахнулся, и яд безвредно ударился в каменный склон. Гранит затрещал и окутался сизым дымом.
— И долго он плеваться будет? — дрожащим голосом поинтересовался Александр.
— Шестнадцать раз, — ответил Гремислав.
— Но почему?
— Кто знает? Просто сосчитали — и только. Крак плюет не более шестнадцати раз.
Новые и новые порции яда обрушивались на скалы, море вскипало зловонным паром. Кони обезумели и с диким ржанием бросились прочь. Вместе с ними пропал и леший. Перепуганный филин улетел еще раньше. Со свистом летали каменные осколки, громко щелкали, ударяясь о скалы, с верещанием рикошетировали. Что-то горело, и клубы черного дыма стлались по земле, вынуждая путников встать во весь рост, чтобы не задохнуться.
Все стихло так же внезапно, как и началось.
Оглушенный Александр стоял, покачиваясь. В ушах звенело, и он долго пытался отогнать несуществующих комаров. Гремислав говорил что-то, однако он не слышал. Языки пламени трепетали, постепенно угасая, чадили и потрескивали угольки. С земли поднимались мириады сизых дымков, словно в глубине ее загорелось что-то. Дымы походили на кобр, раздувающих капюшоны. А над безумным хаосом царило исполинское грибообразное облако. Оно поднималось из моря, там, где скрылся крак. Исполинский гриб что-то напоминал Александру. Но что? Какой-то ужас..
