Лег под куст рядом с ручьем, ощутил, как тело воспринимает тепло нагретой за день земли. Трава тоже была теплая, сонно плескался ручей. Все это понемногу успокаивало. Однако Тадаси следил за острыми вспышками фонарей в холле отеля и думал, что же делать дальше. Дверь в сад они конечно же быстро найдут, и тогда…

И вдруг он вспомнил, что когда-то, будучи еще мальчиком, видел здесь металлических лошадей…

Встал и, перебегая от тени к тени, бросился в глубину сада. Снял респиратор, бросил в траву.

Вот они, бронзовая кобылица с жеребеночком-стригунком головы подняты, уши насторожены, подняты хвосты, Они словно встревожены тем, что здесь происходит, — со всех сторон острые шпаги синеватого света рассекают сумрак, и вот уже слышится топот металлических ног. Одним махом вскочил Окуно на бронзовую кобылицу, правой рукой вцепился в гриву, левую отставил в сторону и в такой позе замер, словно и он тоже вылит из бронзы.

Роботы рыскали по саду молча. Окуно видел, как один из них наклонился и поднял его респиратор, валявшийся в траве. Поднес к своему объективу, затем сунул в боковую сумку и двинулся дальше вдоль ручья. Еще два робота, освещая каждый уголок, медленно приближались к его сектору.

«Хотя бы не светили в лицо… — думал Окуно Тадаси. Моргнул глазами — пропал. Шевельнусь… Нет, нет, выдержать, окаменеть!»

Свет двух рефлекторов — словно голубоватые мечи. Проклятые роботы так и размахивают ими, как будто задались целью искромсать все живое.

Приближаются…

«Статуи слепы. Закрыть глаза».

И в это мгновенье световые мечи полоснули его по лицу. Лучи были такие интенсивные, что даже перед закрытыми глазами поплыли, закружились оранжевые круги. Мгновенье, другое и они начали темнеть, расплываться…

Кажется, роботы прошли мимо. Но Окуно не шевельнулся, пока не услышал, что топот тяжелых нечеловеческих шагов совсем утих.

Через некоторое время послышался рев моторов — удаляющийся, глухой.

Окуно Тадаси спрыгнул с кобылицы, погладил ее бронзовую гриву и, осторожно оглядываясь, вышел из сада.

Кьоко ждала его на подземном перроне. Как только увидела, что он вышел из полумрака и смешался с толпой, бросилась навстречу, расталкивая людей, протягивая руки.

— Наконец-то! Я так волновалась! Сакура моя спит, вот я и вышла…

Окуно усмехнулся.

— Ты хотела сказать — наша сакура, Кьоко-сан?

— Наша, наша, Тадаси-сан… Любимый мой. Пойдем.

Из узенького коридора Окуно попал в просторное помещение. Потолок по периметру освещен лампами дневного света, пол из серого пластика поцарапан ногами роботов. Ни мебели, ни каких-нибудь других вещей, конечно, нет. Пусто и голо. Прямо перед ним в стене чернело два прямоугольника входов.

Окуно огляделся, прислушался.

Где-то далеко-далеко что-то гудит, создавая равномерный шумовой фон. Если напрячь слух, можно различить отдельные звуки — щелканье, плеск, вибрацию. Все это ему знакомо с того времени, когда он работал здесь инженером внутренней службы. Потом внутреннее обслуживание тоже было передано роботам. Уникум удалил из своих секций людей — теперь Окуно понимает почему. Обогатившись человеческой наукой и научившись самостоятельно развивать и совершенствовать знания, Электронный Мозг решил стать целиком и полностью независимым и автономным. Боится людей? Возможно. Конечно' же роботы надежнее, чем люди. Запрограммированные на быстрое и точное исполнение приказов, лишенные эмоций и способности думать, разве они не обеспечивают технический надзор за бесчисленными секциями, контурами и каскадами Мозга?

Ну что ж, инженер Окуно Тадаси отныне тоже станет роботом, чтобы проникнуть в жизненно важные центры Мозга. А потом… О, потом он сумеет нейтрализовать проклятущий Уникум!

Окуно даже зажмурился, огляделся, прислушался, представив себе рубильники на большом мраморном щите в зале электростанции. Рвануть на себя рубильник, другой, третий — и оживляющая струя перестанет поступать в ненасытные кабели, трансформаторы, проводники и полупроводники Мозга, исчезнут силовые поля. Электронный узурпатор сразу превратится в груду металла, изоляции, пластика. Первым долгом надо отключить систему безопасности, а потом…

Послышался топот — в помещение стали входить роботы. Наполнило зал специфическое жужжание их моторов — словно влетели сюда мириады комаров. Роботов было довольно много, но ни одного столкновения Окуно не заметил.

Они входили, как хорошо вымуштрованные солдаты. Выстроились в две шеренги — начался профилактический осмотр. В каждой паре роботы по очереди осматривали друг друга, проверяя и «голову» — приемно-передающее устройство, и «руки» — инструменты, и «ноги» — несущий механизм. Контакты зачищались, ненадежные предохранители убирались.

Покончив с профилактикой, роботы встали напротив своих выходов и замерли. Только приняв импульс-приказ, каждый из них оживет и отправится выполнять свои обязанности.

Окуно должен был заменить кого-то из них. На нем была уже такая же пластиковая роба, нужно было только взять «голову». Инженер подошел к ближайшему роботу, четкими, рассчитанными движениями быстро снял приемно-передающее устройство и надел металлическую «голову» на свою, приладив клеммы к своим ушным микрофонам. Теперь он будет принимать сигналы. А расшифрует ли?

Окуно потребовалась всего лишь одна минута, чтобы отнести безголового робота в коридорчик, где прятался он сам, положить на пол у стены и вернуться на его место, где можно было подумать и о своем. Один из членов подпольного комитета спросил: «А представляете ли вы, на что идете?» О да, теперь представляет. Как своевременно вошла в его жизнь Кьоко! Вошла, пока он не отупел окончательно и бесповоротно, пока не потерял способность мыслить! Уникум… Погоди, вот только доберусь до мраморного щита…

Сигнал достиг его сознания сетью импульсов, разобраться в которых было нелегко. Окуно без колебаний двинулся за теми роботами, которые направились в сторону электростанции. Метров через сто туннель разветвлялся. Свернули влево. Теперь близко, совсем близко… Но куда же они — разве не в зал?! Впрочем, это, может быть, даже и лучше. Инженер вошел в широкий коридор и увидел отблеск мраморных стен. Что-то было холодное и торжественное в этой белокаменной геометрии. Тихо. А почему, собственно, так тихо? А шмелиное гуденье высокого напряжения?

А рубильники?

Где же рубильники?

В полусознательном оцепенении Окуно ощупывал глазами стены. Ни щита, ни рубильников нигде не было! Переделал, проклятый, замуровал! Ишь, боится!..

Ударил кулаком по белой стене и, даже не почувствовав боли, пошел прочь.

…Шоги![3] Уникум решил провести матч по шоги с новой математической машиной «Пифагор». Фигурами в игре должны были стать сорок лучших игроков Токио. То ли Уникум заболел тщеславием, то ли просто хотел унизить людей.

Кьоко очень обрадовалась, услышав об этом матче, а сейчас, перед его началом, волновалась. Ходила по своему тесному боксу взад и' вперед, словно измеряя ковер, нервно сжимала пальцы и то и дело поглядывала на хронометр. Мика все следила взглядом за мамой, а потом ей это надоело, и она стала шагать вместе с нею, стараясь забегать вперед.

— Ах ты, моя сакура!

Схватила доченьку на руки, прижала к себе.

Мика, обняв ее за шею, спросила:

— А когда мы пойдем в парк?

— Пойдем, пойдем, теперь совсем скоро.

Вспыхнул экран. Кьоко села на ковер, поджав под себя ноги, Мика пристроилась рядом и, словно ощущая напряженность момента, выглядела не по-детски сосредоточенной.

— Видишь, видишь, Мика-тян, вон идет Окуно-сан!

В большой зал, пол которого был разделен белыми линиями, входили «фигуры», и Мика никак не могла узнать Окуно. Вот пришли «генералы с драгоценными камнями» — пятиугольники на их головах поблескивали рубинами; за ними заняли свои места «золотые генералы», потом — «серебряные генералы», дальше «воины с колесницами» — все так, как и должно быть в древней игре.