— Возможно, вас интересует мой уникальный цветок? К сожалению, его биологический хронометр почти…

— Нет, — возразила Эола. Едва заметная ироническая улыбка промелькнула на ее алых губах. — Я хотела посмотреть на вас.

Так и сказала — посмотреть, а не увидеть.

— Ну что ж, вот я перед вами, — Алк переступил с ноги на ногу.

Эола пристально посмотрела ему в глаза. Потом обошла сбоку и, уже уходя, произнесла, нажимая на первое слово:

— Такого я от вас не ожидала.

Алка словно ударило током — он качнулся, замахал руками, порываясь бежать за ней, чтобы доказать свою правоту, оправдаться. Он ведь честно, принципиально, но… Да разве ее переубедишь?

В изнеможении опустив плечи, побрел в свою спальню — небольшой куб, пристроенный у входа в оранжерею.

В постели немного успокоился: окончился такой тяжелый, нервозный день.

После дежурства Гордей Нескуба заперся в своей каюте, как будто хотел спрятаться от кого-то.

Настроение было серое, как осенний туман на Рижском взморье, тошнотное, как пюре из хлореллы. В такие минуты не знаешь, куда себя девать, — и к людям не хочется, и без них плохо. Эолы тоже не видно, где она пропадает?

Атмосфера на корабле мрачная, большинство его интернационального экипажа пало духом, только некоторые энтузиасты работают так, словно ничего не произошло. Но это фанатики… А что он сам, капитан? Не исчерпал ли свои моральные силы? Этого еще не хватало!

Повернул кресло к иллюминатору, и сразу предстала перед ним бездонная глубина космоса. Долго смотрел в темнофиолетовый простор, но успокоиться не мог. А ведь обычно созерцание космических глубин снимало тревожное чувство, утихомиривало душу, и тогда появлялось ощущение гармонии между человеком и Вселенной, радостное ощущение здоровья, энергии, когда сердце бьется в ритме космоса. Ритм, согласие… Сейчас этого у многих нет. Почти треть экипажа заболела, и психолог прав, утверждая, что такая ситуация вызвана страхом неотвратимой катастрофы, неминуемой гибели.

Вспомнив о психологе, Нескуба протянул руку к коммуникатору и набрал его номер. Психолог включился, не вставая с постели.

— Заболел? — обеспокоенно спросил Нескуба.

— Да нет, просто думаю…

— И что, в горизонтальном положении появляются более интересные мысли?

Илвала поднялся и окинул капитана внимательным, изучающим взглядом. Произнес с расстановкой:

— Бывает… Изредка…

— А как шахматные настроения?

— Хочешь сыграть?

— Заходи, сразимся, — улыбнулся Нескуба. — Чтобы мозг не дремал.

Совсем недавно шахматная жизнь на «Викинге» била ключом. Шахматистами стали все без исключения, даже те, которые до полета не знали, как ходит пешка. Проводились турниры женские, мужские, на командное и личное первенство, на кубок и тэ дэ и тэ пэ. Ежегодно играли чемпионат корабля, и шахматное искусство обогащалось новыми открытиями. В нынешнем году в финал личного первенства вышли Нескуба и Алк, но о матче между ними сейчас никто и не помышлял.

Расставляя магнитные фигуры, Илвала думал: «Неужели Гордей собирается сыграть матч, несмотря на… Вот это характер! Знает ли он, к какому сражению готовится Алк? Скорее всего, нет. Видно по настроению. Не сказать ли ему? Неприятно…»

— Ну что же, начнем, — сказал психолог, передвигая на два поля вперед ферзевую пешку.

Сражались долго, упорно. И как ни старался Илвала «мобилизоваться», из пяти партий не смог выиграть ни одной и всего одну свел вничью.

Игра так захватила обоих, что они забыли все: и тяготение, которое усиливалось с каждым днем, и черную дыру космоса, и ситуацию на борту. Реальность снова завладела сознанием, как только они вынырнули из шахматных глубин.

— Вот вы, психологи, считаете, что страх смерти угнетает нервную систему и этим ослабляет организм, — сказал капитан, глядя в иллюминатор. — А что же такое смерть? Ты скажешь, что финиш, последняя черта всякой жизни, эндшпиль, в котором природа неизбежно нанесет нам поражение.

— Скажу, — шевельнул бровями Илвала.

— Все это так, — вздохнул Нескуба. — Но почему же раньше мы о ней не думали?

— Это естественно, что психически здоровый молодой человек не думает о смерти, забывает о ней, — ответил Илвала. Да и зачем обсуждать то, что не стоит еще в порядке дня? Кажется, что смерти вообще не существует, что жизнь продлится бесконечно долго. Действительно, как же так: я вот живу, мыслю, и вдруг все оборвется? Сознание тоже имеет противоречивую природу.

— Ну хорошо, — рассуждал капитан, — а мы, люди зрелые, мы-то ведь осознаем свою смертность. Мы ведь хорошо знаем, что так или иначе, а конец волшебного спектакля настанет, природа перед каждым опустит занавес. Откуда же берется страх?

— Это инстинкт самосохранения, побуждение к поискам спасения.

— Мобилизация сил? — капитан перевел взгляд с черного овала иллюминатора на лицо психолога.

— Если угодно — да. — Илвала кивнул, и брови его при этом поднялись и опустились. — Инстинкт самосохранения — великий организатор и изобретатель. Он работает на бессмертие человеческого рода.

— И в нашей ситуации тоже? — теперь капитан снова смотрел в иллюминатор.

— Конечно. Вспомни, какие открытия совершены перед лицом опасности. Один только гравитационный трансформатор…

— Да, открытия значительные… — задумчиво произнес капитан. — Жаль только… — Он резко повернул голову к собеседнику. — А как ты думаешь, изобретатель этот исчерпал свои возможности у нас? Неужели безнадежность настолько деморализовала и подавила наших людей, что никто из них не видит никакого просвета?

— А какой же может быть просвет, если все знают правду и представляют себе безвыходность положения?

— Знают правду… — повторил капитан. — А не слишком ли поспешны эти выводы? Я, например, начинаю сомневаться. И вообще… Знают правду… Ну и что? Разве не известно из истории, что иногда целые подразделения получали такое задание, которое не давало никаких шансов уцелеть?.. Они знали это и шли на гибель. Во имя победы над врагом. Разве это не торжество сознания над инстинктом?

«Что он задумал? — этого психолог никак не мог взять в толк. — Неужели — поставить активный сердечник в охладевший реактор? Впрочем… может быть, это и есть идея… Во всяком случае, лучше действовать, чем сидеть сложа руки». Сказал:

— Я понимаю, но…

— Что «но»?

— У нас особый случай. Если ты хочешь, несмотря на это, начать…

— Почему же несмотря на это? Именно учитывая обстоятельства, необходимо поднять дух экипажа. Мы должны помнить, что на корабле — отряд человечества, отправленный в дальний поиск.

— А что, появились хоть намеки, хоть какие-нибудь симптомы? — Психолог вонзился взглядом в капитана: «Вот интеллект! Даже в меня заронил зерно надежды!»

— Да, симптомы есть, — потеплевшим голосом произнес Нескуба. — И эта мысль появилась буквально в ответ на твой вопрос, дорогой Илвала. Возможно, это интуитивно…

— Каковы же симптомы? — Глаза психолога заблестели, как во время напряженной шахматной игры.

— А вот каковы. — Нескуба повернул кресло так, что оказался лицом к лицу с психологом. — Во-первых — локационный график. Кривая-то не замыкается! Больше того, наметилась тенденция к расширению «горловины». Во-вторых, сила тяготения уже не возрастает. И не исключено, что мы достигли максимума.

Илвала был немного разочарован такими симптомами, но заинтересованности не потерял. Нескуба, конечно, лучше разбирается в гравитационных графиках, и вполне вероятно, что «Викинг» действительно миновал критическую точку…

— Пора уже направить деятельность экипажа в нормальное русло, — продолжал капитан. — А то ведь некоторые совсем потеряли голову. Я могу отдать приказ, это нетрудно. А вот хорошее настроение, энтузиазм… Тут необходимы тонкие психологические методы. Ты понимаешь, дорогой Илвала?

Психолог насторожился:

— Так что же, будем сеять иллюзии? Вместо золота правды подбросим мишуру?

Нескубу не задели ни эти слова, ни тон, которым они были произнесены. Ответил сдержанно, лишь немного прищурил глаза: