Наконец до нее донеслось, как писк комара:

— Слышу… перебои… шум…

Разделенные всего-навсего тонкой стенкой каюты, оба вдруг ощутили между собой бездну. Это было страшно — очутиться в недрах бескрайней, непробиваемой космической ночи.

«Жива ли я? — думала Ари. — Или, может быть, это только вспышки подсознания? „Сатурн“, звезды, Земля, галактики объективная это реальность или, может быть, мираж, сон, какое-то видение? Нужно управлять работой мозга, управлять… Вселенная процеживается через него, тут поуправляешь… И все-таки не сдаваться, не сдаваться. По всей видимости, это магнитное поле Центра Метагалактики… Хотя почему обязательно магнитное? Оно имеет совершенно иную природу, совсем другие параметры… А какие? Ну, это уже ты слишком много хочешь сразу узнать. Может быть, здесь генерируются хронотроны. Для всей Вселенной. Вот нас и прихватила хронотронная Ниагара…»

— Альга! Альга! Я люблю вас, Альга! Вы слышите? Я вас люблю!

В ответ что-то зашелестело, или, может быть, ей так только показалось. Вроде бы стало полегче, да-да, легче, теперь они близко, рядом, ну конечно же рядом… Какой он, этот Альга… Милый, смешной… Влюбленный… Я это сразу заметила, с первого взгляда. И почему же он… была ведь минута… такая прекрасная минута… могла стать вечностью… Влюбленность…

— Альга, я вас люблю!

Долго прислушивалась, но микрофоны даже шороха никакого не передали. Обессиленно откинулась на спинку сиденья, но отяжелевшему телу не стало легче, и она подумала, что уже не хватит сил подняться. Смерть? Опустила веки, чтобы хоть таким образом избавиться от мрака.

Лучик! Ласковый, неслышный, бестелесный лучик коснулся лица, и Ари пришла в сознание.

Раскрыла глаза — светло. Какой чудесный, какой волшебный свет! Не слепящий, не резкий, а мягкий, рассеянный, нежный и словно пронизывает тебя насквозь, просвечивая каждую клеточку тела. Легко, хорошо.

А откуда он, этот свет? Ари смотрит в иллюминатор, на экраны: все, все светится, все сияет, будто бы свет проникает даже через корпус ракеты; да-да, видно все кругом и внизу, и вверху, и по сторонам, и отовсюду льется свет. Грандиозная световая сфера, а она и Альга — в ее центре. Кое-где еще чернеют промоины, но вот и они исчезают за лазурной завесой. Какая благодать!

— Альга! Вы видите?

— Вижу, Ари!

— Идите сюда, Альга, скорее, сюда!

Мгновение — и он уже рядом с ней. Тоже весь сияющий, озаренный.

— Какая же вы, Ари! Словно сотканы из света!

— Вы тоже, Альга. Здесь все не так, как там.

— Там? — с усмешкой подчеркнул Альга.

— Ну, конечно, там — за этой сферой, за Центром Метагалактики.

— Я так и понял. Вы правы: здесь действуют совершенно иные законы.

— А сквозь какой мрак мы прорвались сюда!

— Т а м я считал, что космос примерно одинаков в любом своем объеме, а здесь совсем другие характеристики.

— Вы не жалеете теперь, что отправились в это путешествие, Альга?

— Вся наша жизнь — бесконечное путешествие из мрака к свету. Да вам ли об этом говорить, Ари, вы ведь сами… другой жизни себе не представляли! Ну а я… если бы я сожалел, не был бы философом.

— Теперь мы будем всегда вместе. Всегда-всегда, Альга. Вечно. Я вас очень люблю, мой милый философ.

С удивлением и восторгом смотрел Альга на свою неразлучную спутницу и не мог вымолвить ни слова.

После того как разведывательная ракета пропала без вести, «Сатурн» беспрерывно посылал сигналы в окружающее пространство. Эти электромагнитные волны докатывались до периферии Метагалактики, но вот Центра ее, где находились Ари и Альга, достигнуть не могли — гасли и исчезали бесследно.

Через пятьдесят лет маяк выключили, решив, что отважные исследователи погибли. На борту «Сатурна» была установлена специальная хронотронная обсерватория.