«Для начала, – решил Толлер, – попробую-ка я сыграть на его недовольстве тем, что знать то и дело норовит расширить свои владения».

Когда возникло государство Колкоррон, первый в его истории ненаследственный монарх Чаккел постарался утвердить свое положение, жестко ограничив размеры дворянских угодий особым указом. Естественно, это не всем пришлось по вкусу, особенно возмущались члены прежнего августейшего семейства. Но Чаккел твердо настоял на своем, не побрезговав даже пустить кое-кому кровь. В ту пору Толлеру было не до дворцовых интриг, а ныне далекие годы рождения страны казались сном. Он даже почти забыл, как выглядит строй небесных кораблей – этакий стог высотою в сотни миль, медленно падающий из зенита, из зоны соприкосновения планетных атмосфер. Вскоре после приземления большинство кораблей были демонтированы, а льняная оболочка баллонов почти вся пошла на шатры для переселенцев. По прихоти Чаккела несколько воздушных судов оставили в целости и сохранности, заложив тем самым основу музейной коллекции, – однако Толлер давно уже не видел ни одного из них: громоздкая и заплесневелая вещественность этих кораблей казалась ему несовместимой с вдохновенным динамизмом тех славных дней, высочайшего подъема в его жизни.

Одолев продолговатый холм, Толлер увидел перед собой Прад. По мнению Толлера, выглядел город довольно необычно, ибо совсем не напоминал Ро-Атабри, где прошли его зрелые годы. Строители явно руководствовались некоей абстрактно-стратегической идеей. В излучине реки посреди овражков и рощиц теснились здания административного центра, прочие же строения выглядели весьма убого. Кое-где уже виднелись контуры будущих проспектов и площадей, где-то сохранились клочки леса, но в основном в глаза бросались лишь побеленные известью валуны да сваи. Каменные административные здания напоминали одинокие аванпосты цивилизации, осажденные армией трав и кустарников; почти везде царила неподвижность, и только шары птерты плавно скользили по открытым пустошам или ползали вдоль заборов, будто высматривая лазейки.

Толлер двинулся дальше по прямому тракту, в город, где он бывал довольно редко. Все чаще встречались пешеходы – мужчины, женщины и дети; мало-помалу он погружался в суетливое кипение жизни, точно такое же, как в торговых городах Старого Мира. Вдоль улицы стояли общественные здания в традиционном колкорронском стиле, с характерными геометрическими узорами каменно-кирпичной кладки – дань суровым условиям этой планеты. Каменщикам не мешало бы облицевать все углы и кромки багровым песчаником, но его залежей на Верхнем Мире еще не обнаружили, а потому в дело шел бурый гранит. Тем не менее львиная доля магазинов и гостиниц имела точно такой же вид, как на Старом Мире; порой Толлеру даже казалось, что он перенесся назад в Ро-Атабри.

И все же незавершенность, «недопеченность» многих домов подтверждали его мнение, что король Чаккел слишком широко размахнулся. На Верхний Мир благополучно переселились всего-навсего двадцать тысяч человек, и хотя население быстро росло, сейчас оно едва достигло пятидесяти тысяч. Многие были еще слишком молоды, и решимость Чаккела создать мировое государство разбросала их крошечными общинами по всей планете. Даже Прад – так называемая столица – едва насчитывал восемь тысяч человек; по сути, это была деревня, изрядно тяготившаяся своей славой и столичной атрибутикой.

Когда Толлер добрался до северной оконечности города, впереди, между домами, замелькал фасад королевского дворца – прямоугольного сооружения, совсем еще недостроенного, томящегося в ожидании крыльев и башен; при всей своей нетерпеливости Чаккел был вынужден оставить их возведение потомкам. Сквозь ряды молодых деревьев ослепительно сиял белый и красный мрамор кладки. За несколько минут Толлер пересек реку по дивно разукрашенному одинокому мосту и приблизился к воротам из бракковых брусьев. Здесь его узнал начальник стражи и жестом позволил войти без проволочек.

Во дворе стояло десятка два фаэтонов и столько же оседланных синерогов – стало быть, у Его Величества деловой малый день. Толлеру пришло в голову, что аудиенция может быть и отложена, и в душе его зашевелилась тревога за Спеннеля. Как бы угроза, высказанная им сержанту, не утратила силу в присутствии палача и влиятельных вельмож, наделенных правом выносить смертные приговоры.

Толлер спешился, отвязал футляр с мечом и поспешил к арке парадного входа. Его и там почти сразу узнала наружная охрана, но, как он и опасался, у резных створок путь ему преградили два стражника в черных доспехах.

– Прошу прощения, милорд, – сказал один из них. – Его Величество занят, вам придется подождать.

Толлер огляделся: людей в коридоре хватает, среди них парами и тройками стоят придворные с эмблемой «меч и перо» – королевские вестники.

– Но мне назначено в девять.

– Милорд, другие ждут уже с семи часов.

Тревога возросла. Толлер стал выписывать круги по мозаичному полу, набираясь решимости, затем напустил на себя смиренный вид и приблизился к охранникам. Завязалась беседа о пустяках; стражники казались благодарными за развлечение, но не настолько, чтобы утратить бдительность. Они не спускали глаз с двери приемной залы. Через несколько минут, исчерпав все темы для разговора, Толлер уже собрался отойти, но тут за дверью раздались шаги.

Каждый стражник распахнул по створке, и в коридор ступила небольшая группа мужчин, по виду – королевских советников. Они удовлетворенно кивали – очевидно, беседа с Чаккелом принесла желанные плоды. Из толпы ожидающих вышел светловолосый человек в костюме наместника – он явно надеялся на королевское приглашение.

– Прошу прощения, – шепнул Толлер и устремился мимо него.

Опешившие латники попытались его задержать, но Толлер, хоть и разменял шестой десяток, не утратил былого проворства и беспечной силы, коими славился в молодые солдатские годы. Он без труда растолкал обоих и секундой позже уже шагал по залу с высоким сводом к помосту, где восседал Чаккел. Король поднял голову, настороженный лязгом доспехов стражников, вбежавших в зал следом за Толлером, а затем тревога на его лице сменилась гневом.

– Маракайн! – рявкнул он, поднимаясь на ноги. – Это еще что за наглость?

– Ваше Величество! Вопрос жизни и смерти! – Толлер позволил стражникам схватить себя за руки, но не давал оттащить обратно к двери. – Под угрозой жизнь ни в чем не повинного человека, и я умоляю вас без промедления рассмотреть этот вопрос. А еще я прошу, чтобы ваши привратники оставили меня в покое. От них будет мало проку, если я оторву им кисти.

Эти слова заставили стражников удвоить усилия, но Чаккел ткнул в их сторону пальцем, а затем медленно показал на дверь. Гвардейцы тут же отпустили Толлера и, кланяясь, попятились к выходу. Чаккел стоял, мрачно разглядывая Толлера, пока они не остались вдвоем. Тогда он тяжело опустился на трон и хлопнул себя по лбу.

– Маракайн, я отказываюсь верить своим глазам. Выходит, я напрасно надеялся, что ссылка в поместье Бернор научит тебя держать в узде свой проклятый норов. Значит, я рано радовался.

– Не вижу смысла… – Толлер запнулся, сообразив, что выбрал не тот тон, и внимательно посмотрел на короля, пытаясь определить, не слишком ли он успел навредить Спеннелю. Чаккелу уже стукнуло шестьдесят пять, почти все волосы разлетелись с его загорелой лысины, а тело заплыло жирком. Но при всем при том он ничуть не утратил живости ума. Он славился твердостью характера, упрямством и нетерпимостью и вряд ли желал излечиться от жестокости, которая ему так часто помогала и даже в свое время подарила трон.

– Ну, давай договаривай. – Брови Чаккела сдвинулись, образовав сплошную полоску. – В чем ты не видишь смысла?

– Не важно, Ваше Величество. Самым искренним образом прошу извинить меня за бесцеремонное вторжение, но повторяю: речь идет о жизни невинного человека и на волокиту нет времени.

– Что еще за невинный?! Какого черта ты лезешь ко мне с пустяками?

Пока Толлер описывал недавнее событие, Чаккел играл с синим алмазом, что носил на груди, и недоверчиво ухмылялся. Дослушав до конца, он спросил: