XCIX He он, она увидела сначала — И полем тотчас в ужасе спешит. Тут он услышал, как она кричала, Взглянул — она взывает и бежит, И мысль его как светом осияла: «Ведь это — Мензола!» Он вслед летит, Ее зовет и молит, именуя: «Постой, постой, тебя ведь так люблю я! С О девушка прекрасная! Мгновенье! Ведь без тебя не мил мне белый свет. Давно терплю я от тебя мученье, Мне день и ночь покоя больше нет. Не смерть несу тебе, мое стремленье Тебе вослед не предвещает бед. Амур один меня к тебе кидает, Зло иль вражда тебе не угрожает. CI Тебя не так преследовать хочу я, Как коршун куропаточку когтит Или как волк, свирепо торжествуя, За бедною овечкою спешит, — Но любящей душой тебя милуя, Что красоту твою всех выше чтит. В тебе моя надежда и желанье, И было бы моим твое страданье. СII Коль подождешь меня, клянусь богами, О Мензола прекрасная, тебе, Что я желаю брака между нами И счастие любви найду себе, Все мыслимое здесь под небесами, Тебе врученной вверившись судьбе. Ты, ты меня ведешь, мной обладаешь, Ты жизнью всей моей повелеваешь. CIII И вот — зачем, жестокая, желаешь Причиной быть погибели моей? Неблагодарностью ли отвечаешь Любви моей, которой нет сильней? Иль за любовь мою мне смерти чаешь — И будь она наградой мне твоей? А не любил бы я? Ты как бы мстила? Жесточе б ведь со мной не поступила! CIV Коль убежишь, ты будешь беспощадней Медведицы, где медвежата с ней, И горше желчи; жестче, безотрадней Холодных, твердых мраморных камней. Коль подождешь — и меду ты усладней, И винных лоз нежнее и хмельней, И солнца миповидней красотою Умильной, кроткой, ласково-простою. CV Но вижу — тщетны все мои моленья. Словам моим не внемлешь и молчишь. Ко мне, рабу, не хочешь снисхожденья И даже глаз назад не обратишь; Но, как стрела, исполнена стремленья, В дремучие леса свои спешишь, На скалы ты взбираешься в тревоге — Пусть камни, терны уязвляют ноги. CVI Но раз ты убегаешь, непреклонна, Любимая, как это вижу я, И в этом — весь ответ мольбе влюбленной, И дальше — хуже ненависть твоя; Да уравняются все горы, склоны, — О том к Юпитеру мольба моя, Да будет вся равнина с далью всею Ровней и ниже под ногой твоею. CVII Вас призываю, боги, что живете В тенистых этих долах и лесах, Коль вам любезность ведома — к заботе О милых, нежных, маленьких ногах Вот этой нимфы, — вы не преминете Все камни, терны, сучья на путях Прелестных ножек превратить в лужочки И в тоненькие травки и цветочки. CVIII А я отныне следом за тобою Уж не пойду; куда идешь — иди; С моим несчастием, с моей тоскою Останусь без исхода впереди. Мне ждать недолго вечного покоя: Исходит сердце кровью тут, в груди. Все ты: ведь твой огонь его терзает, Жизнь с каждою минутой исчезает». CIX А нимфа не бежала, а летела. Высоко полы платья подняла, Чтобы предаться бегу уж всецело, Их за пояс заткнула как могла, — Так что сверх поножей открыто, смело Вся стройная нога видна была И, как освобожденные из плена, Пленительные белые колена. CX С копьем в деснице вон она мелькнула, Вдаль отбежать успев крутым путем, И, обернувшись, гневная, взглянула, В испуге вспыхнув пурпурным огнем — И крепкою рукой в него метнула, Чтоб насмерть Африке сразить копьем. И уж сразила б, если б не случилось, Что прежде в крепкий дуб оно вонзилось. CXI Копье, взрезая воздух, засвистело — Она, на миг отдавшись забытью, В лицо его впилась: ведь он всецело, Казалось, ощутил себя в раю, — Ни удержать, ни скрыть уж не сумела Раскаянье и жалость всю свою, Кричит в безумье: «Берегись, несчастный! От смерти как спасу тебя ужасной?» CXII В четырехгранной этой стали сила Такая напряженная была, Что мощный дуб насквозь она пронзила, Как будто льдину слабую прожгла. А толст был дуб: обхвата б не хватило Мужского, чтоб сойтись вокруг ствола. Расселся он; почти что погрузилось В него все древко — и остановилось. |
