CCLXVII Сказала: «Ax, я твердо вспоминаю — На днях один мне все вослед бежал; То был ли ты, другой ли, я не знаю, Что так меня жестоко оскорблял. И чтоб ему отметить — я утверждаю! — Я обернулась, гнев меня терзал, В него копье метнула я всей силой, Но вижу — все за мной бежит постылый. CCLXVIII И помню я — когда б иначе было! — Гляжу, копье летит его сражать, Меня с чего-то жалость охватила, Кричу я: «Берегись!» — и прочь бежать. А дуб копье, я вижу, обнажило И все в него вошло по рукоять. В лесу ближайшем скрылась я, горюя. Ты ль это был? Тебя не узнаю я. CCLXIX Я больше в жизни дня не вспоминаю, С тех пор Диане как посвящена, Чтоб видеть мужа. Если б (тщетно, знаю!) Богами не была мне суждена С тобою встреча! Нет, я ожидаю — Дианою я буду изгнана С отступницами: мной мое изжито: Нещадной ею буду я убита. CCLXX И будешь ты, о юноша, причина Позорной казни, гибели моей. И хоть виновен ты, а я невинна, Жить будешь правым до исхода дней. В свидетели зовет моя кручина Диану, и деревья, и зверей, Что всею силою я защищалась И лишь насилием тебе досталась. CCLXXI Я, чистая, невинная, тобою Обманута и низко предана. Но жизнь свою прервав своей рукою, Наверное от этого пятна Освобожусь. И с жизнию земною Я, глупая, расстанусь лишь, верна, Уж ты, довольный, жить как прежде станешь А бедную меня и не вспомянешь». CCLXXII Обняв ее, в порывистом рыданье Промолвил Африке: «Безумец я, По я ль тебя покину на страданье Одну, любовь нежнейшая моя? Нет, за любовь ты дай мне обещанье: Исчезнет мысль несчастная твоя, Иль раньше на меня наложишь руки, Чтоб мига мне не жить с тобой в разлуке. CCLXXIII Немыслимо отныне разлученье С тобою, милая». И целовал Уста и лик — небесное виденье, И слезы глаз прелестных вытирал, И молвил: «В самом деле порожденье Ты райское», — и кудри ей ласкал, И, встав, сказал: «Кудрей столь золотистых Не видано — и столь прекрасно чистых. CCLXXIV Год, месяц, день и час благословенны, То время, место, где сотворено Все: этот лик, столь дивно совершенный, И тело, мудрой стройности полно. Когда же кто искал во всей вселенной И в небесах высоких — все равно, — Где сонм богов святой, — и там не снится Красы такой, чтобы с твоей сравниться. CCLXXV Ты ясный светоч всех благих деяний, Как и живой источник красоты! Исполненная чистых обаяний, Единственное средоточье ты Всех доблестей, души высоких знаний, — И путь мне указуешь с высоты! Ты сладостна, нежна, бела — не все ли Достоинства красой тебя одели?! CCLXXVI Так как же не желать — какою силой — Вкусить столь совершенной красоты, Как томная, в задумчивости милой, Ты, Мензола, вне всех сравнений, ты? Зла и намек бежит тебя, постылый, Не мучь меня, избавь от тяготы. Свершенное не может не свершиться — Так можно ль мне с тобою разлучиться? CCLXXVIT И сделай же, мольбе моей внимая, Как мудрая, возьми из всех частей Ты лучшую — и да исчезнет злая, Испуганной душой воспрянь скорей И обними меня, о дорогая, Как я тебя, душа души моей, Целуй меня сладчайшими устами. Лишь пожелай, услады будут с нами». CCLXXVIII Амура мощь без устали вязала Сердечко Мензолы клубком речей Любезного, и тихо отлетала Ее печаль; и ясно было ей, Что уж не быть иному. И пылала Она любовью к Африко сильней — Все той, какою нимфу в нем любила, — И слов его теперь пленяла сила. CCLXXIX Чуть удовлетворить его хотела И шею левой обвила рукой. Но целовать его еще не смела: Сама ему в поспешности такой Еще боялась ввериться всецело. «О глупая, — промолвила. — Какой Я дам ответ, коль рано или поздно Диана, все проведав, спросит грозно? CCLXXX Я ни с какою нимфой не посмею, Как прежде, искупаться в ручейке И, связана судьбиною моею, От каждой буду ныне вдалеке. Пойдут и обвинят меня пред нею, Узнавши, почему я в злой тоске. Жить одинокой я отныне буду, О том, чего искала, позабуду. |
