Тогда он почти не сомневался в успехе ставок. Фортуна благоволила ему, благоволила почти всегда. Вплоть до последней финальной измены. До прихода Симы. И до ухода ее.
Теперь все произойдет просто и быстро. Павел настолько успокоился и взял себя в руки, что мог разложить свое будущее едва не поминутно, столь был уверен в нем.
Сейчас Сима отправится домой, где ей останется только дождаться подходящей минуты. Едва раздастся звонок в дверь - нет, перед этим будет еще настороженный и боязливо обходительный телефонный разговор, - и в дом придут люди в форме, начнет давать очень интересные показания. Документы, извлеченные ей из тайника, частично отфильтрованные от присутствия ее самой, будут переданы компетентным лицам, которые не замедлят явиться к нему, возможно, уже сегодня вечером, когда достаточно стемнеет. У него найдутся другие материалы, самостоятельной ценности не имеющие, но в сочетании с полученными прежде от Серафимы, проливающие достаточный свет на деятельность племянника Караева. Компетентные лица свяжут дела нынешние с событиями давно минувших дней. Те самые, связанные со странным покушением ребят Османова на любимый "мерседес" дяди, который Караев покинул буквально за минуту до взрыва. Хронометражем руководил Павел: едва дядя появился на пороге его кабинета, он, как и было запланировано, немедленно прервал телефонный разговор. Тогда все закончилось сравнительно благополучно, по крайней мере для него: после недолгих переговоров с его сольным участием, кто-то из группы Филимонова с одной стороны, и некто от Умара Гаджиева, с другой, понесли заслуженное наказание, все остальные пожали друг другу руки в знак вековечного мира.
В тот день, последний, проведенный им в Спасопрокопьевске, где и проходили переговоры, он понял для себя, сколь глубока его неприязнь к человеку, которого в тот день встречал на пороге своего кабинета.
На первый взгляд ничем не обоснованная неприязнь.
Серафима - как же без мыслей о ней! - тоже говорила ему что-то в этом духе, выражала непритворное удивление; она и сегодня едва поверила в то, что он обоих смахнул со стола, вместе с некстати оказавшимся на месте телохранителем. Впрочем, пресса и выпуски новостей ее убедят. Если у нее окажется времени для просмотра телевизора этим вечером, если у нее будет в том охота.
Конечно, Сима прекрасно знает цену извлеченной из тайника за ковром информации, знает как, и когда воспользоваться ей, и, что хуже, знает, что будет - с ней и с ним - после того, как информация уйдет по назначению.
Другой вопрос, кто и когда нашепнул ей идею воспользоваться этим. Тот же Алексей, незадолго перед последней поездкой? Которую, Павел не сомневался в этом, она старалась предохранить от его вмешательства - и почти преуспела. Но это не объясняло игру на два фронта, ее неохотное желание содействовать никак не сочеталось с той встречей, с теми признаниями, с тем страстным желанием освободиться и уйти. К нему, как он думал тогда... к кому-то еще, как следовало предполагать отныне.
К тому, кто нашепнул ей план действий, который она столь успешно претворила сегодня в жизнь.
Павел услышал скрип входной двери, тихий шорох шагов по коридору. Первым его побуждением было побуждение охотника: одним движением он склонился к дивану, поднял "Вальтер" с сиденья и скользнул к выходу из комнаты.
В коридоре было темно, вошедший не увидел выключателя и шел лишь на свет, лившийся из дверей спальни. Задел что-то, оступился, и шарканье перешло в дробный перестук "шпилек". Павел замер, резко опустив пистолет. Таиться не имело смысла, он вышел в коридор, убрав "Вальтер" за спину. И внезапно остановился, точно увидев привидение, принявшее облик давно знакомого человека.
Узнавание длилось не дольше долей секунды.
- Ты? - охрипнув, спросил он, дернув рукой. "Вальтер" блеснул на свету, она увидела оружие и враз осеклась, так и не задав свой, ответный, вопрос. - Что ты здесь делаешь?
Она молчала, не сводя глаз с пистолета. Павел проследил за ее взглядом и убрал оружие за спину, заткнул за пояс.
- Я жду.
Руки он сложил на груди, чувствуя от этого большую уверенность. Девушка по-прежнему молчала, вглядываясь в лицо Павла, тщетно пытаясь разглядеть его. В коридоре было темно, а хозяин стоял против света.
Пауза казалась бесконечной. Павел снял руки, он пошевелился первым, и, щелкнув выключателем, зажег лампу дневного света, расположенную прямо над входной дверью. Теперь его лицо высветилось со всеми подробностями, на лоб и щеки Алисы легли полосы теней.
- Я специально приехала сюда следом за ней, чтобы сказать, - наконец произнесла массажистка, это были первые ее слова после появления в его квартире, первые за несколько лет, истекших с момента их финальной встречи. Голос изменил ей, она нервно кашлянула: - Я хочу сказать, чтобы ты... снова ненужная пауза. Слова, заготовленные прежде, исчезли, едва она увидела пистолет в руке Павла. Ей сразу вспомнилась встреча трехлетней давности, та, что привела к взаимному потоку оскорблений и завершилась истерикой. Но в тот раз хозяйкой квартиры была она. - Чтобы ты... оставил Серафиму в покое. Совсем.
Мгновение он молчал. Затем весь как-то подался вперед, собираясь спросить. Алиса не дала ему этой возможности:
- Серафима будет со мной. Она больше не хочет тебя видеть. Надеюсь, она дала тебе это понять...
И снова пауза, которую надо было заполнить. Подобрать такие слова, чтобы раз и навсегда отвадить его от Серафимы, чтобы он никогда более не смел даже вспоминать о ней, даже смотреть в ее сторону, если случайно встретит на улице. Чтобы он...
Алиса не успела всего этого сказать, не сумела подобрать слов за те две секунды, что длилось обоюдное молчание. А после было уже поздно. Лицо Павла стремительно переменилось, кровь прилила к его скулам, глаза сузились, губы сжались в серую нитку. Алиса с внезапно захолонувшим сердце предчувствием чего-то ужасного смотрела на эти стремительные перемены; ей тотчас вспомнилась последняя их встреча, где хозяйкой квартиры была она, и слова и фразы, которые она торопливо готовила, замерли, не вырвавшись на волю. И она уже не могла отвести взгляда от потемневшего лица своего бывшего любовника, мгновенно выхлестнувшего из себя такую волну ненависти, которая едва не сбила ее с ног.
Павел не желал более себя сдерживать; он сделал два шага вперед, руки, мгновенно выброшенные вперед, сомкнулись на ее горле прежде, чем она успела отшатнуться.
- Так это твоя работа? Твоя? - хрипло произнес он, приближая свое лицо едва не вплотную к Алисиному. Массажистка побелела, только после произнесенных слов ее пальцы сжали его запястья.
- Сима... будет со мной, - чуть слышно просипела она, чувствуя, что сорвать пальцы с горла не в силах. - Слышишь... со мной.
Он продолжал давить, но уже не столь сильно, воспользовавшись этим, она сумела ослабить хватку.
- Так значит, это ты подкинула мне эти бумаги, стерва? Решила разом двух зайцев убрать? И меня, и муженька ее придурочного. Всех в расход пустить.
Она не понимала его слов, но чувствовала, что пока Павел говорил, он слабел, каждое слово отнимало его силы; произнеся последние слова, Павел чуть разжал пальцы, и Алиса смогла сбросить его руки с шеи и отступить к незапертой двери.
- Мне плевать на ваши бумаги! - резко крикнула она, чувствуя боль в голосовых связках при каждом слове. - Мне плевать на ваши деньги, на связи, на богатство, на все плевать! Ты меня понял, дешевка Караевская?! Мне нужна Сима, а не то, что вы все нашли у нее в кошельке. Она одна, тебе это ясно? И никаких приложений, можете подавиться ими! Подавиться, понял?... Хотя этого ты никогда не поймешь.
Последнюю фразу она произнесла почти спокойно. И так же почти спокойно Павел достал из-за пояса пистолет и с маху ударил Алису по щеке. Ему оказалось проще ударить, чем прицелиться и нажать спусковой крючок.
Ствол "Вальтера" пришелся Алисе по виску. Удар отбросил массажистку к вешалке; вскинув руки, точно приветствуя множество собравшихся, она стукнулась лицом о стену и беспомощно съехала на пол. Руки опали и, бездвижные и ненужные, лежали на паркете ладонями кверху. Алиса как-то странно вздрогнула и, медленно отлепившись от стены, легла на пол, нелепо вывернув руки, точно не желала более ими пользоваться. Ее лицо, с медленно вспухавшим краснеющим шрамом, оказалось всего в нескольких сантиметрах от шлепанцев Павла.
