Как утверждал древнеиндийский фаталист Махакали Госала, современник и непримиримый оппонент Будды: «Нет причин... для высокой нравственности существ: они становятся чистыми без причин и без повода...».

«Но что же тогда присуще мне, как феномену?» — вопрошал с тоской Веня Ерофеев, и этот вопрос по-прежнему актуален для каждого, потому что любой сегодня мог бы с полным основанием повторить слова Даниила Андреева: «Как устал я от подмен и зол на российской сбивчивой тропе, от усобиц, казней, тюрем, крамол, от безумных выкриков в толпе!»

Видимо, при условии частичной сохранности определённой дозы иллюзий, без которых человек рано или поздно превращается в обыкновенный мусор, как феномену, подобно всем остальным, мне присуще вот так и жить одновременно в двух мирах. Я не в силах создать собственным произволением «высшую реальность», царство свободы и справедливости и пребывать исключительно в нём, мне необходимо постоянно удерживать от распада душу и тело в стандартных, хотя и сильно обостряющихся порой условиях, когда: «Зло рождается само по себе, а добро каждый раз надо делать заново».

Есть представления, которые исторически сложились у людей о высшем мире, например, он совершенен, в отличие от нашего. И во все времена у бессчётного количества канувших в Лету людей кроме яростной веры в настоящую справедливость было сумасшедшее, неиссякаемое желание хотя бы дотронуться до неё здесь, при жизни на этой грешной земле.

Но неизменно возникала одна и та же досадная и неустранимая проблема: для идеального мира нужен был идеальный человек. Утописты — Мор, Кампанелла, большевики — так и не смогли ответить на вопрос: откуда взять такого человека? Злобные русские революционеры, отвергнув религию, одновременно ограбили народ, финансируя мировую революцию распродажей культурного наследия предков. Они «до основания разрушили» Россию, а затем начали создавать бредовый мир «Котлована», где «всем» стал господин Никто, человек без лица с «новой революционной моралью», в свинцовом сознании которого только и могла родиться простая, как девять граммов, формулировка: «Чекисты решили переделать природу, а заодно переделать и людей» («Страна победителей. Книга для школьников», 1935).

В качестве основного принципа построения общества счастья и справедливости в коммунистической России был выдвинут лозунг «Свобода, равенство, братство», который, по наглому утверждению политических клоунов, автоматически вёл к невиданному процветанию. При этом была опущена маленькая деталь, о которой никак не могли догадаться те, кто был до революции ничем, но клюнул на обещания краснобаев: на самом деле присвоенный ими втихую лозунг Великой французской революции звучал так: «Свобода, равенство, братство или смерть». Уже в ходе судьбоносного наступления мировой революции, начатого в одной стране, и успешной победы пролетариата над моралью под руководством партии, выяснилось, что вместо «или» вполне можно поставить тире или знак тождества, так как равенство не совместимо со свободой и может быть успешно реализовано только на кладбище, потому что даже деревья в лесу и те разные.

Исследователи давно отметили, что главная идея социализма — «выковать нового человека» — есть не что иное, как продолжение и развитие средневековых алхимических устремлений. Издавна отмечались мучительные противоречия в человеке между идеальным и материальным, и потому одной из целей алхимии было создание чуда в пробирке, «гомункулуса», существа, в котором тело и есть дух — без присущего антагонизма.

Итак, мы видим два исторически сложившихся пути решения проблемы несоответствия идеального и реального в человеке и обществе. Первый — создание на земле царства справедливости и счастья, которое предполагалось установить и держать силой, неясно было, правда, на основании каких законов оно сможет функционировать. Это «внешний» способ проиллюстрирован историей Мюнстеровской коммуны тысяча пятьсот тридцать четвёртого года, когда дьявольскую кашу переустройства общества и создания земного счастья по идеальным законам впервые заварили анабаптисты во главе с Иоганном Лейденским.

Второй путь — «внутренний»: воспитать соответствующего человека, а стало быть, впоследствии и породу людей, которая составит это самое общество идеального мира. Большевики попробовали сочетать оба пути — силой перекраивали общество и заодно, походя, и сознание советского труженика. Поскольку ограничения своих аморальных действий они не терпели, Церковь была разгромлена и упразднена до карманного масштаба.

Конечно, коммунизм, рьяно декларируемый радикальным крылом социалистов, был на самом деле чистой утопией. Обоснованием да и сутью попытки противостоять реальным законам развития, которая затянулась почти на век и охватила одну шестую часть суши, была одна только фраза вождя: «Надо ввязаться в драку, а там посмотрим». Восемьдесят лет спустя мы посмотрели на себя, весь мир — на нас, и всем стало ясно: эксперимент не дал положительного результата (правда, в том, что касается социальной справедливости, в мировом масштабе удовлетворительных результатов так до сих пор нигде и не было достигнуто). Коммунизм даже не сумел сделаться религией, он оставался лишь внушённой верой в обещание светлого будущего (что ярко отразилось, например, в песенном фольклоре эпохи: «Жить и верить — это замечательно...», — заметьте, именно не действовать, а верить), но действительность как всегда осталась неизменна, и царство счастья на земле в очередной раз не получилось.

Дело в том, что алхимия, как и социализм, явления околокультурные, они построены на вере и желаниях, а не на знании законов реальности. Если алхимики были фанатиками, честно, хотя и тщетно, пытавшимися создать новые законы, не затрагивая окружающее, то вожди большевистской революции оказались в большинстве своём предателями, фальсификаторами и палачами, отвергнувшими всякую мораль якобы во имя «светлого завтра» нищего народа, которое стало для них сытым «сегодня».

По-настоящему культурные люди всегда понимали и понимают исключительно символический смысл различия между двумя мирами — идеальным и реальным. Им понятно, что царство Божие на земле — это идеал, который в реальном обществе неосуществим.

«Царство Божие внутри вас есть», но в устройстве земной человеческой жизни его по определению быть не может. Посвящая какую-то часть ежедневных реальных усилий миру идеальному и недостижимому, который находится где-то там, соблюдая во имя его (по возможностям и силе души своей) как бы необязательные законы морали и добра здесь, каждый способен максимально приблизиться к человеку в себе, и тем самым сделать текущее бытие немного чище этими, казалось бы, нерациональными и глупыми (с точки зрения обывателя) поступками. Когда такая потенциальная возможность превращается в безусловную потребность, это и есть то, что называют «вторым рождением», потому что человек, как мы знаем, в полном смысле слова — это нечто не совпадающее с тем существом, которое родилось биологическим способом. Личная реализация потенции «дочеловечивания» (по выражению А. Маслоу) и есть не что иное, как духовная работа.

Иными словами, деятельность, содержащая в себе элементы духовного роста, избыточна, она не является необходимой в составе естественного течения нашей обычной жизни. Без неё вполне можно обойтись, если просто жить как все, либо следовать бредовым идеям. Избыточность — штука нелёгкая, что заметно даже по стандартной ситуации в американских ВДВ, когда сержант заставляет солдата отжаться энное количество раз, и последний, выполняя приказ, должен обязательно сделать лишнее отжимание в честь воздушных десантников.

В некотором смысле то, что называется духовной работой, и есть систематическое лишнее «отжимание» во имя своей души, избыточные движения ума и тела. Многие за всю свою жизнь не могут даже приступить к такой задаче, но упрекать их нельзя, они стали людьми ровно в той мере, насколько были в состоянии сделать это (либо хотели, но это уже совсем другая история). Недаром дон Хуан задал однажды Кастанеде странный вопрос: «Ты думаешь, в этой толпе все люди?»