– Садитесь, садитесь! Буду рад выслушать историю о схватке с пумой, все об этом только и говорят. И вчера вечером у костров тоже.
Новицкий занял место между Чуаси и Смугой:
– Да о чем тут рассказывать! Выхода не было, вот мне и пришлось ее убить. Она собиралась напасть на Агуа и ее маленького сына. Только и всего.
– Убить? – переспросил Чуаси. – Говорили, ты ее вроде удушил.
– А как еще? Ведь вы забрали у меня оружие! – посмеиваясь, ответил Новицкий.
Индейцы от души расхохотались над таким простодушным ответом белого пленника. Чуаси сначала смутился, а потом рассмеялся вместе с остальными.
Смуга набивал табаком трубку, краем глаза наблюдая за грозными воинами: сейчас те больше напоминали шалунов-мальчишек, болтающих всякую чушь.
– Онари рассказал, что пума разодрала тебе ногу. А ты говоришь – удушил ее, только и всего, – произнес кто-то из индейцев.
– Все так и было – царапнула меня за ногу, – подтвердил Новицкий.
– Это почетная царапина, можешь ею гордиться, – сказал тот же индеец.
– Вот если бы ты ходил раздетым, как мы, все могли бы восхищаться твоим бесстрашием, – вставил кто-то еще.
– Так хочется своими глазами увидеть мою рану? – удивился Новицкий.
Тут все закивали, и тогда он быстро стащил с себя штаны и развязал повязку.
Кампа по очереди подходили к нему, с самым серьезным видом разглядывали длинную, глубокую, уже начинавшую затягиваться рану, громко обмениваясь мнениями. Чуаси, тоже осмотрев рану, дружески похлопал Новицкого по плечу:
– Пусть ты и белый, кумпа, но все равно человек деловой, добрый, и храбрости тебе не занимать. И не смотришь на индейцев свысока, как другие виракочи.
Новицкий в ответ тоже похлопал Чуаси по плечу:
– Никогда не имел привычки задирать нос, и среди индейцев у меня много друзей. Я даже однажды чуть не женился на дочери вождя.
– Ну, не жалей, что не женился на ней. И у нас девушку можешь взять в жены, да и не одну, а сколько пожелаешь!
Новицкий был явно смущен. Он-то считал так: жена для моряка – что якорь для корабля. Но тут, на его счастье, все вдруг отвлеклись.
Смуга, воспользовавшись всеобщей суматохой, едва слышно шепнул своему другу по-польски:
– Внимание! Совещание закончилось.
И правда, из большой хижины выходили прибывшие и местные вожди. Вожди других племен отличались от полуголых местных курак тем, что были одеты в коричневые либо синие кушмы до пят. Их головы украшали уборы из пальмовых волокон с вставленными в них яркими перьями птиц. Все незнакомцы были коротко подстрижены. Из соседней хижины выбежала толпа женщин, тоже в кушмах. Судя по всему, это были жены гостей, каждая из них несла лук, пучок стрел и мешок с едой.
Возглавлял шествие полунагой Онари, а рядом с ним шел невысокий щуплый человек, одетый в длинную полотняную кушму и потрепанную шапку с козырьком.
Завидев приближавшихся старейшин, кампа, обступившие Смугу с Новицким, тут же стали полукругом. Теперь индеец в столь нетипичном для южноамериканских джунглей головном уборе шел впереди шамана. Все с почтением и едва ли не со страхом уступали ему дорогу. Этот чужак неприметной внешности уверенно ступал между двумя рядами кампа, явно направляясь к белым пленникам.
– Кто это такой? – вполголоса поинтересовался Смуга у стоявшего рядом Чуаси.
– Это… Это Тасулинчи[21], самый главный вождь свободных кампа в Гран-Пахонали, – неохотно пояснил Чуаси.
Тасулинчи тем временем приблизился к пленникам. Остановившись перед ними, без всякого стеснения вперил в них холодный, проницательный взгляд. Кампа почтительно расступились перед ним, даже неустрашимый Чуаси и тот сделал пару шагов назад.
– Здравствуйте, – по-испански произнес Тасулинчи. – Я много слышал о вас и вот решил с вами познакомиться.
Он по очереди подал руку Смуге и Новицкому, потом, согласно обычаю южноамериканских индейцев, похлопал мужчин по плечу.
– Говоришь, слышал о нас, а вот мы о тебе что-то не слыхали, да и не видели ни разу. Поэтому не знаем, кто ты такой, – не смущаясь, сказал Смуга.
– Yo soy hijo del sol![22] – уклончиво ответствовал Тасулинчи и горделиво добавил: – Это ничего, что не слышали, придет время, и услышите!
Прибывшие кампа, и мужчины, и женщины, не скрывая недоверия, сначала внимательно рассматривали белых. Потом опасливо приблизились к ним и стали ощупывать лица руками, желая убедиться, что таков цвет их кожи, а не светлая краска. Ощупывали одежду Новицкого, его ботинки, поглаживали по волосам, возбужденно обсуждая увиденное.
Сдержанный Смуга стоически сносил эти жесты любопытства, явно выходившие за рамки приличия, но вспыльчивый Новицкий нахмурился и пробормотал на родном языке:
– Что эти дурни себе позволяют? Двинуть бы им сейчас в ухо!
– Спокойно, Тадек! – предостерег его Смуга. – Просто они впервые видят белых людей.
Кампа наконец удовлетворили свое любопытство и отошли от пленников. И тут Тасулинчи обратился к Смуге:
– Так это ты научил моих воинов пользоваться оружием белых людей? Благодарю тебя за это!
И тут же, отвернувшись от Смуги, заговорил с Новицким:
– Я слышал, что ты уважаешь индейцев и спас жену и сына Онари. Благодарю и тебя. Мне показали шкуру удушенной тобой крупной пумы. Это была тяжелая схватка. Я видел, какое для тебя делают ожерелье из клыков и когтей этой пумы. Большая честь получить такую награду! Это говорит о твоей силе. А ты мог бы убить человека ударом кулака?
– Если хочешь знать, я один раз ударом кулака забил быка, который чуть не затоптал копытами человека, – гордо сообщил Новицкий.
– Об этом я не слыхал, – удивился Тасулинчи и продолжал расспросы: – Индейцы-пираха с реки Тамбо говорили, что ты очень богат. Ты им рассказывал, что у себя дома, там, за океаном, у тебя одиннадцать жен. Это правда?
– Чистая правда! – беззаботно подтвердил Новицкий. – Выходит, ты бываешь в Уайре у этого головореза и охотника за рабами, у Панчо Варгаса, – это ведь его индейцы спрашивали у меня о моих женах.
– Иногда бываю, когда приезжаю на встречи с нашими союзниками пираха.
– Как же, как же, хорошие из вас союзники, – не скрывая сарказма, заметил Новицкий. – Если уж вы такие с ними друзья-приятели, с чего бы нанятые нами носильщики из племени пираха так не хотели идти с нами на земли кампа?
– Хочешь знать, почему пираха не хотели идти с вами на земли кампа? – нарочито медленно переспросил Тасулинчи. – Ладно, отвечу тебе. Редко, очень редко кто-то сюда добирается, а уж выбраться отсюда… живым… Ты меня понял? Вы ведь в главной ставке свободных кампа.
Постепенно добродушие на физиономии Тасулинчи сменилось выражением беспощадности и холодной жестокости.
Новицкий, зловеще улыбаясь, уже стал надвигаться на индейца, но осторожный Смуга стиснул ему плечо и быстро заговорил:
– Ты, курака, говоришь очень интересные вещи, но предостережения лучше запоминаются, когда знаешь, кто их делает. А ты до сих пор не назвал своего имени.
Индеец, прищурившись, смерил взглядом белых пленников, но тут же его лицо снова разгладилось. С усмешкой он ответил:
– Мое имя – Тасулинчи. И запомните его как следует. Советую вам присмотреться к здешним женщинам. С верной женой мужчина забывает обо всех своих тревогах. А сейчас мне пора. Adios, amigos![23]
Он протянул пленникам руку, похлопал их по плечу, повернулся и ушел, а за ним последовала и его свита.
Большинство кампа потянулись за своими кураками, а белые пленники, на которых уже никто не обращал внимания, спокойно вышли из селения и молча направились к руинам города. Как только они пришли к развалинам, Смуга сел на большой камень и жестом пригласил Новицкого присесть рядом. Помолчав, Смуга заговорил:
