А помнишь?
И заходил хмельной стакашек. Бледная, опечаленная, Таня подошла к окну. За окном крутил снег и рявкала гармошка.
- Плясать! Девоньки... Гуляй, вдова! - разжигающе кричала Настасья, помахивая красным платком. - И коего черта замуж не берете?.. Э-эх!.. А уж поцелую... А уж прижму...
От гармошки, гиканья и плясов дрожала печь.
Татьяне как-то по-особому, впервые стало плохо. Она быстро вышла, по дороге ее мутило, она глотала пушистый снег.
И вдруг мгновенный ужас всю сковал ее.
IV
Целую неделю Татьяна ходила как безумная. По глухим ночам она прислушивалась к себе и тихо плакала. Бабка Дарья как-то ночью окликнула ее:
- Ты что?
Татьяна молчала.
Наутро бабка Дарья долго и пристально щуцдла ее взглядом из-под хохлатых сердитых бровей.
- Лихо тебе? Ой, девка...
Старуха поплелась к Настасье.
- Слышь-ка, вдовуха, слышь-ка, - затрясла она головой в черном повойнике. - Так-то ты караулила внучку-то мою. А ято, старая псовка, как с путной с тобой пускала в ночное девкуто. Слышь, говори, с кем она?
У Настасьи упал из рук косарь.
- А что? - И губы ее побелели.
- Что, что? Вот те и что!
- А черт ее укараулит! - вдруг закричала вдова в сморщенное старушечье лицо и загремела ухватом. - Поди узнай с кем...
Бабка Дарья трясла головой, беззубо жевала ввалившимся ртом:
- Тьфу! - и, хлопнув дверью, вышла.
Настасья повалилась на кровать, завыла в голос. Ну конечно, теперь Андрюха на Татьяне женится.
Андрей же, похрустывая морозным снегом, шел в волисполком газету почитать и думал: "У Настюхи два самовара, две корову и лошадь добрая. Татьяна победнее. На ком же? А жениться надо обязательно. Вот дьявол-то. Нешто к колдуну сходить да погадать?"
Идет, насвистывает сердитую, опять про Настасью дума:
"Ежели жениться на Танюхе, Настька убьет... Отчаянная баба... Ведьма".
А навстречу Татьяна, на маслобойку льняное семя относила:
- Здравствуй, Андреюшка! - И оба остановились средь лесной дороги. Как живешь?
- Ничего. А ты?
- Плохо. Тоскую все.
Она глядела в его цыганские глаза голубыми печальными глазами и пыталась улыбнуться.
- А ты ничего, Андреюшка, не знаешь?
- Ничего.
Татьяна вздохнула. Милое лицо ее померкло. Она опустила голову и глядела в землю.
- Ну, скоро узнаешь, Андрюша... Прощай.
Парень поглядел ей вслед, жалко стало, крикнул:
- Эй, Тань! А помнишь журавлей-то? Вот придет весна, соловьев слушать пойдем.
Девушка молча удалялась.
V
Татьяна продолжала ходить на посиделки, но в плясы не пускалась - мол, голова болит, - а пряла пряжу и пела с подругами песни печальным голосом. Со всего села, из ближних деревень собиралась на игрища молодежь: кончался филипповский пост - скоро начнутся свадьбы. И немало парней метит на Татьяну - краше, ласковее, работящее девки нет, - даже как-то трое из-за Татьяны по пьяному делу за ножи взялись.
Андрей еще в своем сердце не решил, держит себя с девушками ровно, только Татьяну семечками угощает и, когда, обнявшись, сидит с ней на беседе, шепчет:
- Ни хрена... Оженимся... Советским браком хошь?
За Настасьиным хвостом тоже много трепалось женихов.
Но Настасья только одного прикармливала блинами да угощала самогоном Андрюху.
- Я знаю... На Таньке жениться ладишь, - говорит она, провожая его ночной порой. - Женись, женись... Девка, кажись, с приплодом... вся волость погогочет на тебя, на дурака.
Бабка же Дарья однажды поутру взяла кошель да клюшку и поковыляла через лесок к колдуну на мельницу.
Про Ерофеича давно шла по селу слава - сильный колдун:
когда отряды рыскали, хлеб с добром отбирали - черта с два найти им колдуна: шарились-шарились - не только колдун, а и вся мельница пропала, даже одного из отряда- холера задавила - в одночасье сдох.
А третьеводнись встретилась бабка Дарья у батюшки отца Семена с женой председателя исполкома, Оленой Митриевной.
- Ох, бабушка Дарья, сходи, сходи. И такой-то колдун, что страсть. Муженек-то мой как закрутил с Михайлова дня, так все в лежку, в лежку. А из города ревизия обещала быть, того гляди под суд. Говорю, напиши господу зарок, - мол, укрепи, господи, брошу пить, - да запечатай в конверт, пускай батюшка под святой престол положит. Куды те тут, - как начал костить: "Кутья! Обманщик, пиум народа". Я к колдуну, дал мне волчьего помету с наговором. Гляди, ведь проблевался мойто, - две недели прошло, не пьет.
Пришла бабка Дарья к Ерофеичу. Колдун сидел у печки, толок в ступе кошачью печенку, а ворона по избе ходила, каркала.
- А крест сняла?
- Сняла, милостивец-батюшка, сняла. Присуши ты парня к девке.
Колдун принял от бабки холст да серебряный полтинник, а ей дал старый веник-голик и разъяснил, как надо приступать.
В радости вернулась бабка в свою избу на другой день к вечеру. Только за порог, а Андрюха шасть:
- Як вам по сурьезному делу. Здравствуйте!
Бабка Дарья размахнулась и ударила его по спине колдовским веником:
- Шйлцы-вйлцы-цыгорцы-ходйлцы!..
- Ты чегой-то, бабушка? - обернулся опешивший Андрей.
- Шйлцы-вйлцы-цыгорцы-ходйлцы! - стегнула его бабка во второй да в третий раз.
Андрей захохотал - знать, спятила старая старуха, - сел за стол и, просмеявшись, сказал отцу Тани:
- Вот что, дядя Григорий, желаю на вашей родной дочери, Татьяне Григорьевне, жениться.
- Матушка, покличь-ка Таньку, - торопливо сказал Григорий.
Бабка Дарья бежала за внучкой и захлебывалась радостью.
- Вот он, колдунище-то, какой... Ну, колду-ун...
VI
Прошло больше месяца, как записались Андрей с Татьяной по-советски, при свидетелях. И, конечно, раз не в церкви, не похристиански венчаны, никак нельзя мужу и жене вместе жить - жили новобрачные, как и прежде, - порознь.
Бабка Дарья - что это за свадьба за анафемская, тьфу! - бабка все еще в наговорный веник верила, то Андрюху по спине хлестнет, то внучку:
- Цыгорцы-ходйлцы!
Но толку нет. Рассердилась бабка, изрубила со злости веник топором, в печку бросила, а сама в волость, милицейскому на колдуна жалобу нести.
- Он, леший, - сказал милицейский, - и меня здорово нажег: украли у меня барана, пошел к колдуну, а он, сволочь, меня на ложный след навел. Хотел его под арест взять, опасно все-таки: живо грыжу припустит.
