Кончилась война. Но она долго будет напоминать о себе изуродованными, покалеченными людьми — стуком костылей, обожженными лицами, слепыми… Они могли бы сеять хлеб, растить солнечные грозди винограда, добывать нефть, строить дома, учить детей.
Кончилась война. Но с каждым погибшим человеком оборвалось что-то в мире — осталась недопетой песня, неоконченной — книга, неосуществленным открытие…
Наконец пришла и мама с работы. Я бросилась к ней навстречу. Она обняла меня, и мы долго так стояли.
Мама и по сей день живет в нашем старом доме. Всякий раз, когда я прошу ее переехать ко мне, где ей будет не так одиноко среди внуков, она пожимает хрупкими плечами и отвечает одно и то же:
— Нет, дочка, я останусь здесь. Я пришла сюда невестой, отсюда вынесут мой труп.
Теперь и у меня есть внучка, а мамина правнучка. Я очень люблю оставаться вдвоем с малышкой — это такая радость для меня. Иногда возьму ее на руки, прижму к сердцу и хожу по комнатам, удивленно поглядывая в зеркало: «Неужели я уже бабушка? Я бабушка! А мне ведь пятидесяти нет».
— Ты о чем-то задумалась, мама… Еще уронишь, — говорит сын мягко, стараясь не обидеть меня.
А я и не обижаюсь. Он — отец! И нет у него ничего дороже этого несмышленыша.
Никогда не забуду, как много лет назад отец что-то мастерил во дворе под солнцем. Он так увлекся, что не чувствовал жары. Мой дедушка — папин отец, то и дело окликал его:
— Иди домой, ты же видишь, как печет. Отдохни! Станет прохладней, закончишь.
— Нет, нет, еще немножечко.
— Слушай, солнечный удар может случиться.
Дедушка долго настаивал, а отцу все нипочем. Тогда дедушка взял меня за руку, вывел во двор и стал, не говоря ни слова, спокойно следить за работой отца. Солнце пекло нещадно. Я вспотела, по спине побежали струйки пота. Земля горела под ногами, казалось, в песке можно яйцо испечь. Я то и дело поджимала ноги, то одну, то другую — словно на раскаленной сковороде стояла. Я даже хныкать стала. Отец поднял голову и с недоумением оглядел меня, деда.
— Как ты можешь? — упрекнул он деда. — У нее же волдыри появятся.
— Переживаешь? Тебе больно? — дед прищурился.
— А как же? Она же мой ребенок. — Отец недоуменно пожал плечами.
— А ты мне кто?
Папа понял; ничего не ответив, поплелся в тень.
Что у нас есть дороже детей? Какой отец, какая мать захотят, чтобы… Нет, нет. Пусть всегда будет небо чистым, пусть весело мигают звезды нашей детворе и никакое море на планете не окрасится кровью… И пусть бабушки рассказывают мудрые сказки внукам, чтоб сердца их сжимались от несправедливости, радовались торжеству добра.
Внучка моя не засыпает, пока я не подарю ей хотя бы одну сказку. Каждый день по сказке. 365 в год. Честно говоря, такое количество сказок надо еще найти и прочесть. Вот и приходится время от времени сочинять самой, да такую, чтобы ей было над чем подумать. Память у нее прекрасная, попробуй повторить какую-нибудь. Обязательно скажет: «Бабушка, а ты мне это уже рассказывала».
И я стараюсь, очень стараюсь…
Сегодня я расскажу ей дедушкину притчу.
… Давным-давно весь мир был совершенно серым. Все было одного цвета. И деревья, и небо, и море, и птицы. Даже цветы были одинаково серыми. И бедные люди казались серыми, потому что воздух, которым они дышали, тоже был серым. И мысли и дела этих людей тоже были очень обычными, не озаренными вдохновением. Скучным было это серое существование. И вот Правда, забытая всеми, восстала против Серости. Поднялась, пошла по земле, и там, где она ступала, оживали люди, вещи обретали свой особый смысл, голоса птиц зазвучали нежно. Не понравилось это Отчаянию, Подлости, Беде. Собрались они вместе, чтобы посоветоваться, что придумать, чтоб вернуть людей в покорное, серое существование, чтоб не смели они радоваться и сердиться, чувствовать себя хозяевами земли и бороться против Несправедливости. А Правда продолжала свое торжественное шествие по земле. С тех пор как она возникла из солнечного света, торжествовали Победа, Счастье, Любовь, Разум. Она и не ведала о том, что существует на свете Подлость, Хитрость, Клевета, которые ненавидели Правду. Чистая, искренняя, доверчивая, она не знала, что Судьба в вечной борьбе с Ложью. Она думала, что непобедима, что люди приняли и полюбили ее навсегда, что никогда не дадут в обиду, ведь Правду никто не учил защищаться, бороться за справедливость. И вот собрались темные силы, стали думать, как Правду извести.
— Ты видела Правду? — прохрипела Хитрость, обращаясь к Клевете.
— Видела, — недобро усмехаясь, сказала Клевета. — Она прекрасна. Она легко завладевает умами и сердцами людей. Они теперь все хотят быть похожими на нее.
Клевета подставила ножку, и Правда споткнулась. Кляуза толкнула ее в спину, и Правда пошатнулась, еле удерживаясь на ногах. Зло навалилось ей на плечи, и Правда сгорбилась. Подлость не стала продолжать эту игру, просто свалила Правду на землю, а Хитрость подмяла ее под себя и давай ногами топтать. Закричала Правда, стала звать на помощь, но ей заткнули рот, и тогда она шире раскрыла глаза и впервые разглядела жуткие рожи Несправедливости.
— В тюрьму ее, в тюрьму! Заковать в кандалы, ее опасно держать на воле! — посоветовало Зло. — Или в колодец.
— Стойте! — закричала Правда, падая в колодец. — Я же Правда!
— Разве мало того, что ты существуешь на свете? Ты делаешь нашу жизнь невыносимой. Люди все чаще гонят нас прочь. А раньше мы находили приют почти в каждом доме.
— Я Правда! Я Истина!
Колодец, куда бросили Правду, был очень глубоким, но голос ее разлетелся по всему свету, птицы, услышав ее крик о помощи, разнесли горькую весть по всему свету. Тогда горы дали ей свою силу, молния разрезала веревки, связывавшие Правду, деревья протянули ей свои ветки, помогли подняться из колодца, дождь смыл с нее грязь, а многие люди отдали ей свое дыхание, свою горячую кровь… И, израненная, снова излучающая свет, Правда вернулась в мир.
— Бабушка, — внучка подняла с подушки удивленное, взволнованное лицо. — А все эти… злые больше не убьют Правду? А вдруг… Кто ее защитит тогда?
— Ты, — сказала я. — Твой папа и дяди. Спи.
Я сижу и вслушиваюсь в сонное бормотанье ребенка, и ночь, распластав свои звездные крылья, дышит благословенной, мирной тишиной.
