Мне вообще свойственно по изначальным свойствам натуры страдать своего рода духовной клептоманией, которой, говорят, страдали многие связанные с сочинительством люди, например, Шекспир, который мало того, что постоянно заимствовал сюжеты и отдельные фрагменты для своих гениальных пьес, так в конце концов до сих пор неизвестно, сам ли он написал всё то, что ему приписывают, и вообще тот ли это человек, которого принимают за писателя, который возможно и не писатель... Что уж тут говорить о Шолохове с его "Тихим Доном"! Не в этом дело. Лев всегда состоит из переваренной баранины, не надо быть бараном, чтобы напрашиваться на обед.
В нужное время на нужном месте всегда находится нужный человек.
Заканчивая и без того уже затянувшееся вступление, добавлю только, что "Шутка Приапа", являясь второй частью дилогии, была написана на самом деле после сборника эротических новелл и поэтому обещанный новый мой роман "Ключ", сочиненный после этой "Шутки" в означенную дилогию не попал и стал самостоятельным боковым ответвлением прозаического ствола, хотя и мучительно настаивает пока на тетралогии.
Владимир Гордин
18 мая 1997 г.
ГЛАВА 1,
СЛУЖАЩАЯ ВСТУПЛЕНИЕМ; В НЕЙ РАССКАЗЫВАЕТСЯ
ОБ УДИВИТЕЛЬНОЙ МОГИЛЕ С ЗАГАДОЧНОЙ НАДПИСЬЮ,
ТАЙНЫ КОТОРОЙ ОБЕЩАЕТ РАСКРЫТЬ УЕЗДНЫЙ СЛЕДОВАТЕЛЬ
В один из жарких июльских дней 1880-х годов мне пришлось побывать в малоизвестном уездном городке П-ской губернии. В силу служебной необходимости я был вынужден совершить путешествие полностью на лошадях, что в такую жаркую пору представляло, как вы сами понимаете, небольшое удовольствие.
На последней почтовой станции мне подали старовоз, запряженный парой чахлых (не чалых!) лошадей. На облучок сел низкорослый сухой старикашка в заплатанной пестрой рубахе, в выцветшей кацавейке и в стоптанных сапогах.
- К кому там, в городе-то, тебя отвезти? - спросил извозчик, вытаскивая из-за голенища растрепанный кнут.
Я назвал своего знакомого.
- А, знаю. К следователю, значит, к Ивану Дементьевичу, так.
И хлестнув лошадей по крупам, подбадривая, крикнул:
- Ну, вы, сухопарые! Вперед, едрит твою налево!
Возок рванулся и с грохотом выехал на дорогу, оставляя за собой клубы и тучи удушливой пыли.
Полуденная жара изрядно нас донимала. Лошади, буквально усеянные оводами и мухами на изъеденных хребтах, безропотно понурив головы, мелкой рысцой тащили возок по разбитому тракту. Ямщик, свесив седую голову на грудь и ослабив вожжи, дремал. Я же, томимый жаждой, смотрел, прищурившись, вдаль, ожидая с нетерпением появления на горизонте долгожданного зеленого города. Раскаленная земля, казалось, дышала надоевшим зноем. Версты тянулись медленно, отмечая освоенный путь полосатыми столбами.
Высоко в небе реяли стрижи. Над опаленным жнивьем мелькали разноцветные бабочки. Посреди безбрежных полей налево от дороги далеко на горизонте виднелся лес, позади которого чуть проглядывал купол белой церкви и колокольня.
- Дед! А дед! - окликнул я дремавшего ямщика. - Что там виднеется? Не наш ли город?
- Где? Там-то? Не-е-е... Какой там к лешему город. Это графское поместье.
Ямщик нехотя посмотрел на меня и добавил:
- Большое когда-то именье было, а ныне, почитай, всё тут. в горсти уместится. Когда крестьян на волю пустили, ну и от земли впридачу пришлось отказаться. Графьям-то невыгодно что ли стало... Не знаю точно, только шибко много они её размотали. Не дорожили земелькой, а она - кормилица наша...
Помолчав немного, он продолжил:
- Теперь-то уже нет графьёв, одна их малютка, дочь-наследница осталась с управляющим. Девочка вроде внучки что ли приходится управляющему. Сам ладом не знаю, только он теперь как бы опекуном у ней состоит. Долгонько служил старик своим господам, пора бы и на покой, да не тут-то было, взамен покоя возись теперь с ребенком да чужое добро береги.
Было заметно, что словоохотливому извозчику хотелось поговорить по душам с пассажиром, такая традиция крепко держится среди ямщицкой братии, но нестерпимая жара парализовала, мне не хотелось поддерживать пустопорожнего разговора.
Впереди на дороге показались клубы белесоватой пыли, зазвенел колокольчик и затарахтели колеса. кто-то ехал навстречу нам с большей скоростью.
- Ишь ты, легок на помин. Вот он, управляющий, на поместье едет. Не иначе, как опять свою старуху с внучкой на кладбище свёз, а сам назад торопится. Стара ишь теперь, без присмотра нельзя. Сам знаешь, народ теперь наёмный, за ним глаз да глаз нужен.
Ямщик повернул ко мне свою пропыленную голову.
- История у него жуткая приключилась. Теперь печалится, бедняга. а что поделаешь, значит, уж судьба такая.
- Какая история? - механически спросил я. Старик молчал, как бы не слыша моего вопроса. Он глядел куда-то вдаль и возможно задумался, вспоминая картины давно прошедших событий в графском имении. Мимо нас с грохотом промчалась линейка, запряженная рослой лошадью, и хотя управляющий сидел к нам боком, я все-таки заметил его печальное одутловатое лицо с глубокими морщинами у глаз и на челе. Он был уже явно не молод, но его широкие плечи и крепкие руки с короткими пальцами, уверенно держащие вожжи, свидетельствовали об ещё неутраченной силе.
Мой возница скинул фуражку, но управляющий даже не заметил приветствия и проехал без ответа. Густые клубы удушливой пыли обволокли наш возок. Лошади зафыркали, а я прикрыл рукой глаза и нос.
- Ух ты, как полыхнул нас пыльцой-то, немчура! - воскликнул ямщик протирая в свою очередь подслеповатые глаза. - Бывало, в коляске ездил тогда, когда графьям-то служил. А теперь, видно, ладно и на старой линейке без кучера. Самообслуживание наладилось, другие времена настали.
- Дед, - обратился я вторично к ямщику. - А ты все-таки не сказал мне, какая история вышла у этого управляющего?
- А такая история, сударь, что и рассказывать жуть.
Старик ткнул кнутовищем по направлению виднеющегося впереди белого островка среди лесной зелени, и с таинственным видом продолжил:
- Вон там, на кладбище, мимо поедем, так хоть сходи, посмотри эту историю сам.
- А что я там увижу?
- Как что? Увидишь удивительную могилу. В этой могиле, судя по надписи, будто шесть человек сразу похоронено, а на самом деле всего только двое. Супружеская пара, родители той девочки, которую управляющий сейчас воспитывает. Они графами были, а вот взяли и умерли вместе в одночасье и дочку свою любимую сиротой оставили.
- От какой же причины они умерли? Или эпидемия приключилась? полюбопытствовал я.
- Значит, нужда постигла. - И опять помолчав мгновение, ямщик процедил: - Не сами по себе умерли. Старуха-нянька графьёв-то угробила. Нянька, говорят, такую им шутку преподнесла на крестинах дочки ихней, что у графов сразу ум за разум закатился. Ну и порешили они тут же покончить самоубийством из револьвера. Горевал управляющий безмерно, ведь графиня-то у него с младенчества воспитывалась. Да что поделаешь, значит уж им на роду это было написано. Приедешь вот к Ивану Дементьевичу, ну и расспроси сам, как это дело было, он все знает. Граф-то дружил с ним. А после убийства и следствие он наводил. Года полтора бился с этим делом, пока всю подноготную раскрыл. Да только прихлопнули его работу. Приказали молчать, ну он и утихомирился. Тоже ведь существо подневольное.
И повернувшись к лошадям, он тряхнул властно вожжами и крикнул:
- Но, пропащие! Шевелитесь! Город близко!
Рассказ ямщика показался мне загадочным и я решил по приезде к знакомому расспросить об этом деле поподробнее. Мне только казалось, что рассказчик что-то перепутал, так как из его повествования выходила несуразица-нескладёха насчет могилы, где похоронено не то шестеро, не то двое. И почему преждевременная смерть настигла графскую чету в такой торжественный момент, как крестины, не пожалев оставшуюся сиротой любимую новорожденную дочь. Довольно странное происшествие, не правда ли?
