Да святится союз и союз!
Фраз и личности. Слова и дела.
Нет ни звездному свету предела, ни бессонному шепоту муз!
8-14.07.74
Н.О.
Поздней ночью - к Ларисе! К Ларисе! - по размытому мартом снежку...
В слюдяном разварившемся рисе поскользнуться легко сапожку.
Поздней ночью по улице гулкой, где лишь ветер плечист и речист, страстотерпица тащит придурка, он прилип, как березовый лист.
Поздней ночью - как вымерли - в доме, только лифта гуляет кадык.
Сей летающий гроб похоронит - на минуту - последних живых.
Поздней ночью пришедших с игрою, разрушителей дивного сна.
Но Лариса простит и откроет, и плеснет на дорожку вина.
Поздней ночью, метро разрывая ледяное пространство тоски, два бездельника, два попугая тщатся мыслей слепить черепки.
Поздней ночью все души в полоску, их несходство наветов страшней.
И в Филях ты поправишь прическу, в Лихоборах я сброшу кашне...
На рассвете едва ли поверю в снежный обморок, в лунный вояж...
Неужели две сонных тетери поднимались на пятый этаж поздней ночью - к Ларисе, к Ларисе...
И в стандартные двери стуча каждый был друг от друга зависим, негодуя, смеясь и ворча.
И тяжелого неба десница вместе с шуйцей широкой земли не давали в темнице тесниться и к бессмертному свету влекли.
10.04. - 24.07.74
ИГРА "ПОЙМАЙ РЫБУ"
А.Ш.
Картонный аквариум полон воды и рыб в фантастических латах; и радость ребенка за эти труды совсем не ничтожная плата.
Махая подковкой - магнитным крючком, тащи за губищу Удачу; но что же по сердцу елозит смычком и душу терзает в придачу?!
Наверное, это азарта резьба, а, может, предчувствие фальши: бумажная долго ль протянет губа, а дальше, а дальше, а дальше?!
Не ты проиграла, не я обогнал в наиневозможном улове; и долго картонкой ребенок играл, и Море шумело в обнове.
Как веруют дети в удачу свою!
Но с удочкой сросся и ты бы, не зная, что завтра сметут чешую бумажной диковинной рыбы.
И выбросят в мусор смешной водоем, и больше ни разу не вспомнят, как глотку целительно жег йодобром, смыв накипь засиженных комнат.
У логики взрослых законы свои!
Но есть преотличное средство, добавив к рассудку немного любви, вернуться доверчиво в детство.
Вглядись же! Аквариум полон воды и рыб в фантастических латах; и радость ребенка за эти труды совсем не ничтожная плата.
21. - 30.07.74
Вдруг заболели уши у меня.
Я долго маялся, пока не догадался заткнуть их ватой. Целый день спокойно ходил один, лишь приглушенно слыша движенье жизни...Шорохи казались мне музыкой, шумы совсем исчезли.
Воздушные шары так опадают, когда шутник иголкой их проткнет.
Так вялая резина на ветру беззвучно парусит, напоминая о бренности... Но на верху блаженства я вдруг подумал: "Что если придется головоногим вкрадчивым моллюском всю жизнь прожить, мечтая лишь о пище, о сне да тишине... Затычки прочь я выбросил. Сверлом вонзилась боль, и тотчас же, голубушка, притихла.
Биенье жизни гулко захлестнуло меня своей упругой полнотой.
18.08.74
Чашечка кофе в кафе "Марс".
Жизнь на Голгофе не жизнь - фарс.
Хочешь, не хочешь - держи форс, выпятив мощный торс.
Круг повторяется - круг крут.
Крепче, седок, обхвати круп.
Помни, что подешевел креп, случай давно слеп.
В рифму сказал - получай балл.
Не угадал - покидай бал.
Скажут потом: "Человек был, не умерял пыл".
Чашечка кофе в кафе "Марс".
Жизнь для поэта порой - фарс.
Если всерьез, то - свивать трос весь из шипов роз.
2.09.74
ПЬЯНКИ НА ТАГАНКЕ
Ах, эти пьянки на Таганке
И эти споры двух Россий, где словно бледные поганки бутылки винные росли.
Какие здесь сверкали строки!
Шел стихопад. Стиховорот.
И если речь текла о Блоке, никто не доставал блокнот.
И как я встряхивал упрямо свой чубчик, ежели порой
Твардовского и Мандельштама стравить пытались меж собой.
( Поэты в том не виноваты, что на цитаты разодрав стихи живые - на канаты их шлют для утвержденья прав).
Не помню доводы лихие.
Однообразен был финал: меня очередной вития, не слушая, перебивал.
Опять бряцали именами, друзей и недругов громя.
Мне кажется сейчас - с тенями сражалась только тень моя.
Ее бесплотные усилья достойны слова лишь затем, что те же слабенькие крылья у антиподов вечных тем.
И если я пытаюсь снова тебя отстаивать, Мечта, то это значит - живо слово, каким освящены уста.
Затем порой и грязь месили, учили наизусть тома, чтоб осознать, что мы - Россия, что жизнь - История сама.
24.09.74
Без устали мотают люди истории большой клубок; и шар земной обмотан будет витками огненных дорог.
Но ты мне помнишься иначе, ещё не начат спор веков, и умеряет пыл горячий ладонь прозрачных родников.
И что-то папоротник шепчет доледниковое, свое; и ветер тихо гладит плечи, и птица без конца поет.
Я знаю: шум твоих заводов надолго пенье заглушил; и вместо небосвода сводов бетонных этот мир вкусил.
Крапиву жгучую бичуя, искоренив чертополох, не сразу человек почуял, что быт не этим дик и плох.
К чему преследовать огнями растений дикую орду?
Их выкорчевывать с корнями - себе отыскивать беду.
Стоят столбы - посланцы света, топорща мертвое литье; но если будет вся планета бетонной, что житье-бытье?
Пускай дома - дворцы, как в сказке.
Но если и репей исчез, и вместо горок - на салазках мы падаем по скатам рельс...
История - она пытлива.
Она рассудит: что и как.
Но ты живешь нетерпеливо, мой современник, маг бумаг.
Ты даже мельницы старинной крыло не хочешь сохранить, а что до свечки стеаринной, то предпочел вольфрама нить.
Тому нисколько не перечу.
Прогресс на то он и прогресс, но неужель на гуттаперчу бездумно мы сменяем лес?
Какой он - лиственный иль хвойный, с грибами или без грибов - но он живой. И с ним спокойней, чем в царстве каменных столбов.
Пока ещё на ветках шишки, и есть, где побродить пешком, и даже косолапый мишка нам не по Шишкину знаком...
Я все о том же: о природе, где все бездумней и тесней, а значит, в некотором роде о нашем с вами естестве.
Понятно, человек - не птица.
Он смеет. Строит. Царь и бог.
Он на деревьях не гнездится, а для зимовки жидок стог.
