Он ласково покачал головой.

– Я ведь уже сказал тебе, что месть не входит в мои планы, и потом, ты сам подписал себе приговор. Когда ты проживешь столько лет, сколько я, то найдешь определенное утешение в ритме равновесия и поймешь, что такие мелочные побуждения, как месть, похоть и жадность, просто… неуместны.

Он вновь наполнил кубок и, отойдя в сторону на несколько шагов, на миг остановился, глядя на потемневшее окно и море внизу, в котором отражался лунный свет.

– Чего ты никак не можешь понять, Хэн, так это то, что мы, Мастера, несем ту же меру ответственности за случившееся, как и вы. Мы понимали опасность вашего тройственного союза – ведь выбрать-то можно было только двоих! Но природа алхимической магии состоит в том, что занимающихся ею снедает ненасытная жажда творчества. Все мы стремимся открывать новое, бросать вызов общепринятому в поисках более свежих, еще более грандиозных задач. Мы понимали, что вы трое скрываете в себе потенциал чего-то доселе невиданного среди людей нашего сорта. Мы полагали, что сможем направлять его, контролировать и дать миру еще более чудесную силу, чем могли себе представить. – Он помолчал, глядя на остатки вина, а я подумал, до чего эти слова напоминают речи Акана с его благородными мечтами и альтруистическими устремлениями. – Но мы ошиблись. Это шло вразрез с природой, и мы потерпели поражение.

Он повернулся и вновь посмотрел на меня.

– Это твое наследие, Хэн. Вот в чем состоит твоя задача и задача тех, кто выковался в пламени до тебя. Твое призвание – накапливать мудрость и при любой возможности с умом ее распространять. На протяжении истории ты не раз окажешься по правую руку от царей и воинов, давая советы. Ты станешь влиять на ход событий, определяющих путь человечества, – и всегда будешь поддерживать равновесие. Сегодня ты призываешь на войну, завтра возвещаешь о мире. Сегодня предаешь царя, завтра возвышаешь диктатора. Ты излечишь прокаженного и утаишь от умирающего ребенка лекарство. Скорее всего, ты никогда не узнаешь, во имя добра или зла совершаешь свои дела, и в конечном счете это не так уж важно, потому что такова суть жизни. И ты никогда не будешь править, – помолчав, добавил он, и голос его стал твердым и холодным, как камень в самый темный час перед восходом солнца. – Ты никогда не станешь действовать с помощью силы или прямого вмешательства. Важнейшее правило равновесия всегда заключалось в свободе выбора, поэтому отнять ее, неправильно используя магию, – наихудшее преступление против природы. Не сомневайся, это принесет тебе несчастье, ибо помни, нас всегда двое.

Я глубоко вздохнул, осознавая, что едва ли смогу подавить страх перед надвигающимся кошмаром…

– Мы уже нарушили это правило.

– Пытались нарушить, – сказал Дарий тоном учителя, исправляющего небольшую грамматическую ошибку.

Выведенный из охватившей меня странной апатии любопытством, я поднял на него глаза.

– Я говорил тебе, что пришел сюда по двум причинам, – сказал он.– Первая состоит в завершении твоего образования наилучшим образом, и главное я уже до тебя донес. Вторая причина – доставить тебе послание от Нефар.

Из всего сказанного им за тот вечер, из всего случившегося в тот день только эти последние слова заставили меня вскочить со стула с сильно бьющимся сердцем.

– Нефар? Ты ее видел?

– Она умоляет тебя приехать. Ты давно оставил их, Хэн. Ты не слышал новостей из Египта.

Мое сердце, успокоившееся было, начало снова гулко стучать в груди.

– Я слышал новости, – возразил я. – Новости о процветании, щедрости и несравненном богатстве. Слышал о том, что расцвели искусство и музыка, что глупые боги позабыты, и о том, как самозабвенно любят друг друга новый царь и его жена. Я слышал…

– Ты пропустил мимо ушей главное: отныне по Египту, опустошая его земли, маршируют чужеземные армии, а фараон, пребывающий в сверкающем, обнесенном стеной городе, который стоит на реке, не в силах им помешать. До тебя не дошли вести о том, что жрецы старых богов собирают войска и готовятся подняться против него, но, что самое важное, Хэн, ты не слыхал о том, что происходит с самой Амарной… с фараоном. Они изо всех сил старались сохранить это в секрете, но больше не могут отгораживаться от правды. Ваша магия оказалась несовершенной, Хэн, – продолжал он.– Энергия, необходимая для такого грандиозного колдовства, не может быть почерпнута из полузабытых текстов и полученных экспериментальным путем составов. Только возраст и опыт позволили бы вам завершить это колдовство. Как и в случае с тем соколом и мостом, ваша магия оказалась с изъяном, без крепкого ядра. Она уже начала распадаться, все запущенное вами в ход рассыпается в прах. Через несколько недель Нефар и Акана разоблачат как самозванцев, и жрецы разорвут их на части. Я поймал себя на том, что тяжело дышу.

– Жрецы или любая армия причинят им не больше вреда, чем мне.

Дарий ответил:

– Ты забыл. Тело, которое занимает Акан, ему не принадлежит. Уверяю тебя, они оба уязвимы. Это лишь одна из причин, по которой черная магия запрещена.

Тогда я вспомнил того Дария, которого знал в обители Ра, – наставника, обучавшего нас при помощи хитростей, чье мастерство было основано по большей части на двуличии. Я понимал, что, какими бы правдивыми ни казались его прежние слова, сказанное сейчас могло оказаться ловушкой для нас, изощренной платой за содеянное. И все же в его словах чувствовалась определенная логика, зерно истины, которым я не мог пренебречь.

– Зачем тебе беспокоиться о нас? – спросил я. – Зачем доставлять мне подобное послание? Ты уже сказал, что наша магия нарушила главный закон равновесия и что такие вещи никогда не остаются безнаказанными. Ты не заставляешь меня вернуться, чтобы восстановить целостность заклинания и реконструировать иллюзию, которую ты только что назвал преступлением?

– Нет. Я говорю только, что Нефар послала за тобой, ибо знает то, чего Акан не допускает, – объединившись вновь, втроем вы исправите содеянное и вернете Акана в его прежнее состояние.

С трудом сглотнув, я попытался скрыть бушевавшие в моей душе эмоции. Вернуться к ним, после того как они меня оттолкнули. Спасти Акана, предавшего меня. Стать нужным. Вернуться к Нефар. Вновь ощутить связь, вновь соединиться в проявлениях нашей магии с ее энергией и великолепием, почувствовать, как наша воля творит чудеса, врывающиеся в реальный мир. Вернуться к ней.

Если существовала хоть малейшая вероятность того, что Акан в опасности, хотя бы намек на возможность того, что Нефар за мной посылала, я должен был ехать. Думаю, Дарий с самого начала знал, что я не смогу отказать.

Он ласково произнес:

– Я уже говорил тебе раньше, Хэн. Мне не удастся тебя обмануть. Прикоснись к моим мыслям, найди ложь, если сможешь. Давай. Попробуй.

Все произошло так, словно, побуждаемый им, я просто вспомнил, как это делается. Так однажды тренированная мышца обретает прежнюю форму от небольшого усилия, даже после долго периода неупотребления. Я ощутил, как мое сознание скользит к нему в виде вопроса, и обнаружил в его голове мешанину ответов из образов и отрывочных звуков, словно в собственной памяти. Гниющий на полях урожай, лежащие вдоль дорог раздувшиеся трупы животных, злые, голодные люди, собирающиеся в толпы. Мелькнуло лицо Нефар с полными отчаяния глазами, ее голос: «Его имя Хэн, его называют Черным Воином. Ты должен найти его и привести ко мне…»

Я взглянул на Дария.

– Ты мог бы населить свое сознание этими образами, чтобы обмануть меня. – Но я не считал, что он это сделал. И в тот же миг я понял нечто еще. – Она говорила не с тобой. Нефар не посылала тебя ко мне. Ты ее не видел.

Дарий согласился:

– Дворец и прилегающая территория защищены вашей магией, помнишь? Вы сделали так, что туда не может пробраться ни один маг. Умная предусмотрительность, между прочим, до которой, возможно, даже я бы не додумался. Эта часть колдовства все еще действует – пока. Я не сумел подобраться поближе. Но услышал ее мысли и встретил ее посланца. – Дарий улыбнулся. – Он не собирался выполнять приказание своей госпожи. У тебя ужасная репутация, и он сильнее боялся тебя, чем ее.