Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Я тоже нередко любовался пришельцами в касках: (говорят, их вахтенным методом присылали из бесчисленных весей оголодавшей Сибири), скупо подавал из своих нищенских заработков и иногда пытался делать зарисовки углем или сангиной в своих блокнотах, но почему-то рисунки постоянно отбирала наша доблестная милиция, приговаривая сладострастно: "Пройдемте... Не положено..."

Середина сентября, вообще, выдалась безумная: вздорожало в три-четыре раза продовольствие, денег в редакциях за мои шаржи и коллажи не выплачивали, ибо шустрые банкиры одновременно сбрили пейсы и всю свою рублевую наличность немедленно перегнали в доллары, которые следом спрятали на таинственных счетах в люксембургских и швейцарских банках. Наиболее продвинутые финансисты обосновались с семьями и любовницами на Канарских и Каймановых островах, страшась никак не начинавшихся погромов. Долларов купить рядовым гражданам было невозможно, а главное не на что, к тому же переплачивать надо было раза в два против и так выросшего в три раза курса. Рубли тоже исчезли, хотя что с ними случилось было никому не ясно, типографии работали с утроенной мощностью, но рублей все равно не было: ни "пятерок", ни "пятисоток", которых в народе ласково называли "пятихатками". Возможно, рукастые и головастые "новые русские" под шумок вывозили их в Западную Европу, чтобы продавать их там на вес в качестве супермодных обоев, гулял и такой невероятный слух, утверждать, что это истинная правда, естественно, не берусь.

Я же со своей новонайденной бумажкой в 50 "гринов" получил повсеместный кредит среди лавочников и мешочников своей округи, ибо разменять мои деньги никто не брался по причине отсутствия мелкой сдачи (в ходу были одни зеленые "стольники"), так что жизнь моя напоминала отчасти давно забытый фильм "Банковский билет в миллион фунтов стерлингов". Кстати, в бумажнике моем в качестве случайного талисмана обреталась массивная монетка достоинством в один фунт стерлингов, на аверсе которой красовался величественный профиль Елизаветы II, впрочем, я монету никому не показывал, боясь кражи или разбоя. В России воровство всегда не считалось грехом, а правящие демонократы возвели его в абсолют, закрепив возможность кражи в качестве чуть ли не главной составляющей прав и даже обязанностей свободного человека, посвятив оной радости одну из статей последней чурбайсовской конституции. Главным гарантом конституции, между прочим, являлся ныне голубоволосый Чурбайс, легендарный демонократ с тремя гражданствами, настоящего лица которого никто из россиян не видел, ибо каждый месяц оный гарант менял черты лица (подозреваю, что скорее всего все-таки маску) согласно основной народности той или иной автономии, куда он переезжал со своим гаремом, автоматически переводя в главный город автономии официальную столицу всей федерации. Орда федеральных чиновников всех уровней и правительство постоянно мотались за Чурбайсом, сопровождая утомительные переезды бойкими возгласами "Чур-чура!"

Я же долгими осенними вечерами читал книги Зигмунда Фрейда, Ивана Ильина и Ортега-и-Гассета, пытаясь из этого экзотического духовного коктейля извлечь действенное горючее для своего заторможенного рассудка. Мои собаки нередко принимали посильное участие в данном пиршестве духа, громоздясь симметрично на моих ступнях. Кошки же восседали на плечах, недовольно морщась, когда я изредка делал выписки из великих книг и, размышляя о не подававшем признаков жизни, загадочном клоне, рисовал в блокнотах карикатурные сцены насилия над ним жизнерадостных нлонавток.

Кстати сказать, и я не очень силен по части житейской глупости. Вспоминая своего незадачливого клона, я никак не мог дать ему с виду положенных пятидесяти лет, скорее лет сорок. Он явно напоминал мне героя увенчанной литературными наградами книги нобелиата иди, на худой конец, члена Французской академии. Действительно, речь его всегда была необыкновенно быстрой, голос глухим. Наверное, так и полагается настоящему зиппонцу. Всё в нем было стерто: глаза, руки, даже ноги, призванные держать тулово. Только плечи он держал явно по-военному, а шаг его всегда изумлял размеренностью. Когда он говорил (пусть я не разбирал при этом ни слова), он никогда не подымал ни руки, ни пальца; и как иначе: он убил в себе марионетку .

Его память заставила меня часто размышлять о природе этого явления. Она отсылала разум к некоей умственной гимнастике, не имеющей аналогов. И это была не какая-нибудь редкая способность, а скорее воспитанная, может быть, даже вымуштрованная способность. Порой мне даже казалось, что я просто забыл переписать с пейджера его же признание: "Я не нуждался ни в книгах, ни в записях, с некоторых пор я вообще вычеркнул в себе всё живое... Я сохранил только то, что хочу в каждое особое мгновение. И это совсем не трудно, можете сами попробовать. Трудность состоит в сохранении того, что захочется завтра или послезавтра. Нужно найти металлическое решето для просеивания желаний..."

Я подметил в своем клоне ещё одно чувство, которое бросило меня в дрожь - необыкновенное упорство в опьяняющих опытах над самим собой. Мацумото был странным и страшным существом, поглощенным целиком своей же собственной многогранностью; существом, ставшим своей же собственной разветвленной системой, существом, целиком отдавшимся пугающей дисциплине свободного ума и углубившем в себе внутренние связи, для чего умертвившем порой даже в начатке любые обыденные радости существования, заменившем их безраздельной властью над развитием оных.

Поразительно, но он был поистине хозяином своей мысли, именно поэтому он и смог навязать мне стереотип своего поведения и вытолкнуть с борта космического корабля безжалостных амазонок.

Мой предшественник, писатель столетней давности, сопроводил бы весь этот абсурд размышлений подробнейшей констатацией своих интимных отношений с героем. Я бы с удовольствием поспорил с седовласым академиком об объекте наших поразительно одинаковых исследований... Ведь и Мацумото, отвечая на очередной тест, обязательно должен был написать следующее: "Быть п р е к р а с н ы м, быть необыкновенным можно только для других. Э т о пожирается другими" Конечно, при этом он-то имел бы в виду амазонок в их пугающих масках, а академик, скорее всего, имел бы в виду все человечество.

Действительно, действительность развивается как по писаному, и бессвязность иной речи зависит лишь от того, кто её слушает. Человеческий ум не бывает бессвязным лишь для самого себя. Поэтому-то сумасшедший никогда не замечает своего сумасшествия. В лучшем случае, он знает, что он не знает, что говорит. Клон всегда как бы стоит на плечах своего оригинала, поэтому он предвидит свою будущую болезнь и развитие дальнейшей судьбы. Он предпочитает пустопорожней, пусть и трескуче-блистательной болтовне внезапный проблеск коротенького, но действительно происходящего события. Единственно, что роднит его с настоящим человеком, это горячее желание поделиться своими ощущениями с оригиналом, своим прародителем. Именно поэтому я и могу пересказывать вам невообразимые происшествия со своим незадачливым двойником.

Мне казалось, что с первого моего с ним свидания протекли недели и даже месяцы, но как оказалось, не прошло и двух дней. Вот оно, обыденное подтверждение теории относительности. Впрочем, я, как и все мои испуганные сограждане, был максимально занят судорожным приобретением всевозможных продуктов, я тоже в очередной раз устрашился возможного голода и покупал без разбора целыми мешками пшено, рис, продел, гречку, мороженую рыбу, парное мясо, кур, которых тут же замораживал, консервы, животное и растительное масло, чай, кофе, водку, лук-репку, картофель, сладкий перец, помидоры, бананы, яблоки... Перечисление покупок могло бы занять не один десяток страниц.

Вас может быть интересует, откуда взялись деньги у незадачливого шалопая. Незамедлительно ответствую, что действительно лично у меня (кроме неразменных 50 "баксов") их по-прежнему не было. Не было денег и у вернувшейся из блаженной Италии и горестно обретшей свою непредсказуемую родину супруги. Спасла нас злокозненная теща, жившая несколько лет почти на полное содержании у безалаберного зятя и умудрившаяся скопить-таки за это время чуть ли не два десятка миллионов рублей, впрочем, деноминированных к этому времени в тысячи. Клотильда Фердинандовна презрительно швырнула мне несколько пачек сторублевок и потребовала обеспечить, наконец, её дочери спокойную жизнь хотя бы на месяц.

4
{"b":"39629","o":1}