Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Нина Бодэн

КЭРРИ В ДНИ ВОЙНЫ

1

Кэрри часто снилась двенадцатилетняя девочка с расцарапанными ногами в красных носках и стоптанных коричневых сандалиях, которая по узкой пыльной дорожке шагает вдоль железнодорожной линии туда, откуда начинается крутой спуск вниз в лес. Темно-зеленые тисовые деревья в этом лесу старые-престарые, все они искривлены, словно пораженные ревматизмом пальцы. И во сне эти пальцы тянутся к ней, она убегает, а они хватают ее за волосы, цепляются за юбку. В конца сна она всегда бежит, бежит прочь от дома, карабкается вверх по насыпи…

Но когда она в самом деле вернулась в эти края, уже с собственными детьми, железной дороги не было и в помине. Шпалы убрали, а плоская каменистая поверхность насыпи так заросла кустами черники, шиповника и лесного ореха, что казалось, будто пробираешься сквозь непроходимые заросли дремучего леса. Сказочного леса вокруг замка Спящей красавицы. Отрывая от джинсов прилипшие к ним колючки, дети Кэрри говорили:

— Здесь никто не был, наверное, лет сто…

— Не сто, а тысячу…

— Сто или тысячу, какая разница. Миллион, миллиард, биллиард…

— Всего лишь тридцать, — сказала Кэрри так, будто тридцать — это вчера. — Мы с дядей Ником жили здесь во время войны. Тогда детей эвакуировали из больших городов подальше от бомб. Нам не говорили, куда нас везут. Просто велели прийти в школу и принести с собой завтрак и смену белья, а потом в сопровождении учителей мы отправились на вокзал, откуда уходили целые поезда с детьми…

— Без мам? — удивились младшие. — И без пап?

— Совершенно одни, — сказала Кэрри. — Когда мы сюда приехали, мне было одиннадцать лет, а дяде Нику шел десятый год.

Дядя Ник был старым. Уже давным-давно. И таким толстым, что, нагибаясь, пыхтел, как паровоз. Мысль о том, что ему могло быть десять лет, вызывала смех, но они сдержались. У мамы был странный вид: глаза ее были полузакрыты и глядели куда-то вдаль, а лицо стало бледным и задумчивым. Лучше помолчать.

— Мы с Ником обычно шли из города по насыпи вдоль железной дороги, — сказала Кэрри. — Поезда здесь ходили редко, всего два-три в день, тащили их старые паровозы, поэтому бояться было нечего. Из-за поворота поезд выползал медленно-медленно, потому что на рельсы часто забирались овцы. Тогда поезд останавливался, из кабины выскакивал машинист, чтобы прогнать овец, а пассажиры пользовались этим, вылезали из вагонов поразмяться и набрать черники, прежде чем снова отправиться в путь. Нам с Ником, правда, так и не довелось этого увидеть, но люди утверждали, что такое случалось. Здесь росла самая лучшая на свете черника, чистая, не то что вдоль шоссе, и собирать ее было легко. Как только черника поспевала, мы с Ником, когда шли сюда, всегда ее ели. Но не останавливались, потому что очень уж спешили повидать Джонни Готобеда и Хепзебу Грин.

— Кого?

— Джонни и Хепзебу, — повторила Кэрри.

Вспомнив их, она улыбнулась, и улыбка ее была одновременно и радостной и грустной. Дети переглянулись в ожидании. Кэрри умела интересно рассказывать, но иногда останавливалась на самой середине, и ее надо было подтолкнуть.

— Какие странные имя и фамилия, — заметил старший мальчик, стараясь напомнить ей, на чем она остановилась. — Я таких ни разу не слышал.

— Джонни Готобед и Хепзеба Грин были самые обычные люди, — сказала Кэрри. — Нет, не совсем обычные. И Альберт тоже не был обычным. Альберт Сэндвич, наш друг, который жил вместе с нами.

— Жил где?

Вокруг не было ни единого строения. Заросший лесом склон горы висел над ними по одну сторону бывшей железнодорожной линии, а по другую он круто падал вниз, в глубокий овраг. И ни единого звука цивилизации: не тарахтели машины, не гудели самолеты, не гремели тракторы. Только голуби гулькали среди листвы да в низине блеяли овцы.

— В Долине друидов, — ответила Кэрри. Она лукаво улыбнулась и засмеялась вместе с детьми. — По-настоящему их дом назывался «Домом в долине, где растут тисовые деревья», но даже на языке жителей Уэльса это слишком длинное название. И все называли это место Долиной друидов, потому что рядом находился лес, где когда-то жили друиды[1].

— Существование друидов никем не доказано, — со значением заявил старший мальчик. — Все это легенды, такие же, как про ядовитые цветочки и человеческие жертвоприношения.

— Легенда обычно складывается на основе факта, — возразила Кэрри. — Когда-то существовала какая-то религия, не знаю, хорошая или плохая, согласно которой здешний лес считался священным. Когда входишь в него, возникает какое-то странное ощущение, сами увидите. Кроме того, там есть источник, вода которого, говорили, обладает целебными свойствами. И еще есть руины храма, сложенного, вероятно, еще в бронзовом веке. Так, по крайней мере, утверждал Альберт…

— Па… — старший мальчик захлебнулся и закашлялся, как будто в горло ему попала рыбья кость. Он залился краской и пробормотал: — Еще далеко?

На самом же деле он собирался сказать: «Папе было бы интересно взглянуть на этот храм». Их отец был археологом. Несколько месяцев назад, весной, он умер. Сейчас был август, они впервые отправились в путешествие без него. Они ехали через Уэльс к морю, и Кэрри внезапно свернула с шоссе в узкую долину, где, объяснила она, они с дядей Ником жили во время войны, и спросила, не хотят ли они остановиться тут на ночь и посмотреть. Им не очень хотелось. Шахтерский городок казался неприветливым и мрачным, а в единственной его гостинице пахло перебродившим пивом и картошкой с салом. Но Кэрри вдруг так изменилась, заулыбалась, заволновалась и выпрямилась, что никто из них не осмелился сказать «нет».

Теперь, глядя на нее, старший мальчик решил, что напрасно он этого не сделал. Ее спокойствие и радость исчезли, улыбалась она криво, а лицо ее стало каким-то мятым. Как старый носовой платок, подумал он. Возможно, ее утомили крутой подъем и жара, но, по-видимому, не только это. Она, казалось, никак не могла на что-то решиться.

— Нет, по-моему, не очень далеко. — Голос ее был ровным, как всегда. — Конечно, все выглядит совсем по-другому, как бывает, когда возвращаешься куда-нибудь после большого перерыва, но, мне думается, я не все позабыла… Вон там, где дорожка делает поворот и виден туннель… Да, вот оно! Первое тисовое дерево!

Между тем местом, где они остановились, и черной горловиной туннеля в горе был проем. Насыпь уходила в глубокий овраг. Вместо ясеня и лесного ореха, в которых танцевали, испещряя их пятнами света, лучи солнца, появилась чащоба из старых, в наростах тисовых деревьев.

Они стояли на насыпи и смотрели вниз в темно-зеленое безмолвие, в котором не слышалось даже пения птиц. Малыши прижались к Кэрри.

— Испугались? — улыбнулась она. — Чего же тут бояться? Нет никого, одни старые деревья, хотя дядя Ник тоже, бывало, боялся, когда мы туда спускались. Он был еще совсем ребенок! Он боялся даже черепа, который ему показала Хепзеба. А что в нем было страшного? Рассказать вам про череп? Это был череп маленького африканца, которого привезли в Англию во времена работорговли. Считалось, что, если вынести этот череп из дома, стены рухнут…

Старшему мальчику не понравился ее тон; таким тоном взрослые говорят, когда стараются занять детей.

— Слышали мы эти истории, — сказал он. — Про черепа и прочее! Чепуха, ей-богу!

Кэрри посмотрела на него.

— Альберт Сэндвич тоже говорил, что это чепуха. Он утверждал, что череп сохранился, по-видимому, от поселения, существовавшего в бронзовом веке. Можно узнать в Британском музее, говорил он и предлагал отвезти череп, когда кончится война, в музей. Он интересовался такими вещами. — Она помолчала. — Папе тоже было бы интересно, правда? Альберт был во многом похож на папу.

Она улыбалась, но голос ее был напряженным, будто она старалась справиться с собой. Может, так оно и было, потому что она вдруг глубоко и порывисто вздохнула и, оставив детей, спустилась к тому месту, где из насыпи торчал плоский камень. Она встала на него, и ветерок заиграл ее волосами.

вернуться

1

Члены кельтского религиозного ордена.

1
{"b":"3947","o":1}