Генерал Рязанов принял решение усилить воздушную разведку объектов, которые предстояло уничтожать "илам". Работа эта поручалась истребителям, как более скоростным и маневренным самолетам. Главное внимание разведчиков уделялось расположению зенитных средств. При массированных налетах первый удар наносился именно по этому участку. Потом штурмовики шли на цель, истребители же внимательно следили за "оживающими" зенитными орудиями и уже своими огневыми ударами подавляли их. За несколько дней на боевой счет полка было записано несколько батарей противника.
Фашистская авиация по-прежнему придерживалась своей излюбленной тактики - "уколов". Для налетов на наши передовые позиции, колонны на марше, аэродромы немцы выбирали время, когда советских самолетов в воздухе не было. Хотя удары наносились эпизодически, неприятности они доставляли большие. Одно дело - самолет, поврежденный в бою, и совсем другое - когда его выводят из строя на земле.
Однажды, вернувшись с задания, я с большим трудом посадил свою группу. Вся взлетно-посадочная полоса была изрыта воронками. Оказалось, что две четверки "фокке-вульфов" совершили налет на аэродром. Большая часть наших самолетов была в воздухе, те, что оставались на земле, технический состав хорошо укрыл и замаскировал. Не обнаружив целей - самолетов на стоянках, фашистские летчики обрушили весь бомбовый груз на полосу. Но безнаказанно уйти им все-таки не удалось. Как раз к этому времени на позиции противовоздушной обороны аэродрома прибыла зенитная батарея, все расчеты которой составляли девушки. Они так смело, самоотверженно и, главное, умело вели огонь, что фашисты, потеряв два самолета, на наш аэродром летать больше не рисковали.
Несмотря на то что фашистские летчики всячески избегали встреч с нашими истребителями, мы использовали все возможности для их уничтожения. Применялись так называемые засады, свободная охота, штурмовка. Мы стремились уходить на вражескую территорию и там искали свои цели.
После отъезда из полка Луганского я летал с его ведомым. А Сергей Данилович всегда ходил на задания с заместителем по политической части Иваном Федоровичем Кузьмичевым. Сначала я не мог понять, зачем командиру полка нужно брать с собой очень опытного пилота, Героя Советского Союза, имевшего на своем счету более полутора десятков сбитых самолетов противника? Причину раскрыл сам Иван Федорович. Оказалось, что Кузьмичев совершенно не умеет вести ориентировку. Отличный тактик в бою, мастер огневых ударов, Иван Федорович не умел "смотреть" за землей и после боя не представлял, как возвратиться на свой аэродром. Брал обычно курс на восток и шел до полной выработки горючего.
Странный, почти невероятный для опытного летчика недостаток. Кузьмичев сам стыдился его, но поделать ничего не мог. Так и образовалась в полку пара - командир и замполит. Летчики не знали истинных причин, но считали, что это в порядке вещей.
Надо отдать должное, что с таким ведомым, как Иван Федорович Кузьмичев, чувствуешь себя в бою уверенно. Успех боя часто решают секунды, доли их. Я, как ведущий, оценив обстановку и приняв решение, должен по радио или маневром самолета передать приказ ведомому, затратив на это определенное время и, главное, какую-то долю своего внимания. Но если ведомый хорошо знает мою подготовку, мои излюбленные тактические приемы, а главное - умеет оценить обстановку, то он сам принимает решение, схожее с моим, и наша пара действует как единое целое. Ведущему и ведомому важно знать не только летные возможности друг друга, но и личные человеческие качества. Только полное взаимопонимание делают пару, группу слетанной, непобедимой в воздухе. Такой парой, как мне кажется, мы и стали с Иваном Федоровичем Кузьмичевым.
Как-то, возвращаясь с территории противника, при подлете к линии фронта я увидел в нескольких километрах левее нас группу из восьми - десяти "фокке-вульфов". Она шла на малой высоте к нашим передовым позициям. Бросать штурмовиков, которых мы сопровождали, нельзя, - я передал их Николаю Шутту, сам с Кузьмичевым решил помешать "фоккерам". Пара на десятку - соотношение сил начала войны. Но делать нечего: советских истребителей в воздухе больше нет, а штурмовой удар десятки ФВ-190 - дело серьезное. Короче говоря, сомнений - вступить или не вступить в бой - не было.
Летчики "фоккеров" уже хорошо знали, что советские истребители при сопровождении штурмовиков не бросают их ни под каким предлогом, поэтому беспокойства не проявляли. А того, что мы выделим только пару для боя, они предположить не могли.
С Кузьмичевым мы не обмолвились ни словом. Он идет за мной слева и чуть сзади, вытянутым пеленгом. У нас преимущество в высоте, само собой напрашивается решение: атаковать сверху на пикировании. Бить будем сразу по ведущему группы. Я уже сосчитал - у противника десять "фоккеров". Они перестроились в боевой порядок для штурмовки. Минута с небольшим - и на наших солдат обрушится огонь "эрликонов". А на каждом "фоккере" по три-четыре пушки плюс бомбы.
Я начинаю волноваться: "Успеть... надо успеть!" Ведущий "фокке-вульф" уже в перекрестии прицела, но дистанция для открытия огня слишком велика. При такой дальности рассеивание снарядов большое, резко снижается процент попадания, убойная сила их значительно уменьшена. А у "фошек" броня хорошая... Но пока я выйду на нужное мне расстояние, они уже могут пусть не прицельно, но сбросить бомбы.
Решив, что сбить ведущего с ходу сейчас трудно, я посылаю короткую очередь в его сторону, тут же перевожу нос самолета на другой "фоккер" - и снова очередь. Кузьмичев таким же образом обстреливает группу. Он меня понял - ведя короткими очередями обстрел по нескольким самолетам, мы нарушаем уже взятый немцами ритм атаки. Чем больше летчиков их группы почувствуют, что по ним стреляют, тем больше шансов на то, что группа, нарушив боевой порядок, не проведет штурмовку прицельно.
Расчет оказался верным - строй рассыпался. Однако сейчас они должны оправиться от первой растерянности и разглядеть, что их атакует всего пара "яков". Мы снова набираем высоту. Кузьмичев подходит ближе. Молодец! Так отбиваться легче. Ждать нападения мы, правда, не собираемся: маневр - и снова идем вниз. Но "фоккеры" не собираются принимать боя. Ведущая пара повернула назад, восвояси. За ней то же самое сделали остальные.
У нас с Кузьмичевым появился боевой азарт. Тем более что мы уже давненько не вели воздушных боен. Замечаю, что самолеты замыкающей пары летят отдельно - потеряли друг друга еще при первой нашей атаке. Решение одно: всех сбить мы не сможем, а вот этого, отставшего, попробуем. Со скольжением идем вниз - и на "фоккер" ложится сетка прицела. За "хвостом" не смотрю. Можно быть уверенным, что Кузьмичев не проглядит. Очередь. Еще одна. Захромал "фошка". Но падать не хочет. Видимо, повреждено только управление. Нужен еще заход. Мы на большой скорости проносимся мимо него так близко, что я вижу злое, растерянное лицо летчика под желтой кожей шлемофона.
Где остальные?.. Вот это уже нехорошо. Плохо не для нас с Кузьмичевым. Плохо для "фоккера". Ни один из девяти "коллег", в том числе и ведущий, не собирается прийти ему на помощь, хотя атакующих - всего двое. Нам этого никогда не понять! Девять мощных истребителей с полным боекомплектом, с хорошим запасом горючего, над своей территорией (!) бросили товарища...
Но жалости к врагу у нас нет. Если сегодня мы его не собьем - завтра он снова принесет смерть. Не сговариваясь, мы с Иваном Федоровичем решаем увести вражеский самолет на свою территорию. Берем в клещи и упредительными очередями подсказываем пилоту курс... Он пытается сманеврировать, вырваться. Не так-то просто!
Летим мы на малой высоте вдоль шоссе. По дорого идет колонна пехоты. Задрав головы, солдаты смотрят на нашу необычную процессию. Я прибираю обороты двигателя. Отстаю. Кузьмичев делает то же самое. Немец, летчик грамотный, сразу определил, что мы отстаем, и воспользовался этим: накренил самолет и со скольжением попытался уйти от нас. Очереди с обоих наших самолетов - и "фоккер" упал метрах в ста от шоссе. Вижу, как солдаты бросают вверх шапки, машут руками, что-то кричат. Мы делаем над ними прощальный круг, приветливо машем крыльями и уходим на аэродром.
