- При чем же тут машина?
- А при том, что Валентин, значит, на ночной поезд торопился. И ему на дежурный автобус попасть требовалось. А как вернулся с курорту, говорит, к слову пришлось, что возле автобусной остановки "Волга" Игорева стояла. По чертику вроде узнал. Думал машина свободная, может, в город подкинет. Подошел, машина вроде Игорева. Чертика, говорит узнал. Как будто мало кукол таких! Теперь каждый норовит игрушку подвесить. Чисто дети малые!
- Кто же сидел в машине? - не выдержал Мазин.
- Да никого. В том-то и дело. Как это Игорь мог свою машину на дороге бросить, когда он знает, что на площадке за ней присмотр будет?
- Ну а дальше что?
- На автобус побег.
- Дежурный автобус по расписанию ходит?
- А как же! Вот я и хочу спросить Игоря. Пусть он Вальке сам скажет, что не могло его "Волги" там быть.
- Не спрашивайте.
- Чево?
- Не спрашивайте, говорю. В это время Рождественский находился в ресторане.
- Ну, я ж говорил! А тот: "Игорева..." Мало их, чертей этих...
- И вообще ничего не говорите Рождественскому. Раз следствие закончено, зачем сплетни всякие поднимать? Волновать человека зря!
- Вот это точно! Сплетня - она прилипчивая. От нее вреда может быть много.
Прокофьич хотел было развить свою мысль, но Мазин уже протянул ему руку.
Рождественский
Дождь лил непрерывно оба тайма и прекратился лишь с финальным свистком. Немногие болельщики, выдержавшие и напор стихии, и поражение родной команды, тянулись по площади, обтекая двух бетонных футболистов на пьедестале, продолжавших еще сражаться здесь, у входа на стадион.
Мазин покинул трибуну минут за пять до свистка и прохаживался возле памятника, затерявшись среди тех, кто ждал приятелей. Он тоже ждал, хотя и не договаривался с Рождественским. Отсюда хорошо была видна черная "Волга", стоявшая шагах в двадцати, у ограды парка. Рождественский подошел один, и не успел он закрыть за собой дверцу, как на нее легла рука Мазина.
Игорь узнал его:
- А... Это вы? Здравствуйте.
- Это я. Здравствуйте. Как понравилась игра?
- Так же, как дождик.
- Ну, положим, есть и разница. Нашей команде недостает упорства, а у дождика его хоть отбавляй. Однако не буду задерживать.
Мазин приподнял руку.
- Куда вы? Я подвезу.
- Спасибо. Если по пути...
- Какая разница!
Мазин сел рядом, и Рождественский неторопливо повел "Волгу" между машинами, пешеходами и возвышавшимися над ними неповоротливыми троллейбусами.
- Чтобы высидеть такой матч, нужно быть мужественным человеком, сказал Мазин.
- Просто привычка. Я старый болельщик.
- И спортсмен к тому же?
- Это дело прошлое. Играл я в теннис. Но вы тоже высидели?
- Я в отпуске. Как говорится, кончил дело - гуляй смело.
- После такого гулянья можно воспаленье легких получить. Промокли-то вы не меньше моего.
Мазин провел рукой по мокрой макушке.
- У меня дома бутылочка "Охотничьей" припасена. Впрочем, холостяку такие скромные радости непонятны.
- Холостяцкая жизнь тоже не мед. Но вообще я предпочитаю ресторан. Может быть, заедем, погреемся?
Мазин посмотрел на часы и вздохнул:
- Жена, Игорь Анатольевич...
Но Рождественский уже увлекся идеей:
- Это не так долго. Потом я завезу вас домой.
Мазин засмеялся:
- Вот я вас и поймал. Или вы пить не собираетесь?
- Черт! Это я как-то упустил.
- Смотрите! Отберут права. И скажите спасибо, что я в отпуске. Хотя в целом вы меня почти соблазнили.
- Эврика! Есть прелестный выход. Я оставлю машину во дворе ресторана - там меня знают, а по домам мы поедем на такси. Превосходно?
Минут через двадцать они сидели за столиком, и знакомая официантка, улыбаясь Рождественскому, принимала заказ.
- А коньячку, Надюша, поскорее, пожалуйста. Продрогли - бр-р-р...
- Счастлив человек, любимый официантками: он сохраняет гигантский запас нервов! - пошутил Мазин, поглядывая сквозь рюмку на свет.
- Это верно. Но у вас-то с нервами наверняка все в порядке?
- У нас иначе нельзя.
- Я думаю. И потом общение с изнанкой жизни должно вырабатывать философский склад ума.
- Что-то вроде этого, - ответил Мазин, наблюдая, как Рождественский разливает коньяк. - Спасибо. Как говорится, за упокой души вашего покойного друга. Пусть земля ему будет пухом.
Они выпили.
- Пусть будет. Я не злопамятный.
- Вот как? Разве вы не дружили?
- Дружили. Хотя... это уже дело прошлое. Кстати, вам эта история надоела, конечно?
- Почему?
- Возиться с самым заурядным несчастным случаем! Ведь вы профессионал.
- По-вашему, профессионалы только и мечтают об убийствах? Наоборот. Это мечта начинающих. А в деле были интересные моменты.
- Вы находите? - Рождественский взял в руки графинчик.
- Я имею в виду не криминальную сторону, а психологическую. История достаточно трагична. Нелепо оборвалась жизнь молодого, талантливого человека. Сталкиваясь с подобными случаями, можно и в самом деле стать философом.
- Боюсь, что вам рисовали слишком розовую картину.
- Зачем?
- Пройдите по кладбищу. На каком памятнике написано, что под ним лежит негодяй? Нам нравится хвалить покойников. В Америке их даже подрумянивают. Однако давайте выпьем. Первая рюмка меня не согрела.
- Давайте. Но почему вы не говорили об этом во время следствия?
- О чем? Я вам еще ничего не сказал. Да и все, что я могу сказать, на результаты следствия никакого влияния не окажет. Тихомиров мертв, он свалился из окна, но вот стоит ли об этом жалеть - я не уверен.
Мазин жевал лимон. Он готовился совсем к другому разговору и не вполне понимал своего собеседника. Видел только, что тот захмелел и хочет высказать что-то наболевшее.
- Несколько оригинально для старого друга.
- Пожалуй. Но мы не были друзьями. Просто нам приходилось ими быть или делать вид, что мы друзья. Хотя известно, собственно, зачем. Так уж складывались наши отношения. Знаете, мы пренебрегаем случайностями, но не родись Антон в нашем дворе, вряд ли он вывалился бы из окна моей квартиры. Как вы думаете?
- Вы ставите вопрос слишком прямолинейно. Если бы я больше знал о Тихомирове...
- Зачем? Вы все равно никого не посадите в тюрьму Даже самого Антона. Господь бог решил с ним разобраться лично. И слава богу! Что, удивил я вас?
